Настоящий друг. Часть вторая

Гульбану Кусаинова
Июль 1992 г. Приехала из Щучинска, где гостила у подруги Шуленбаевой Куралай и ее мужа Армана почти месяц. Пришла в общагу, а там – дверь моей 703 комнаты заколочена большущими гвоздями, английские замки в дверях раскурочены – мою шикарную комнату разграбили полностью! Вытащили обе деревянные кровати, содрали красивые шторы, покрывала, вынесли утюги, чайники, почти все комнатные цветы, одеяла, подушки, постельное белье! Не погнушались пластиковыми ведрами для мусора, совками, вениками. А посуда! Как подобает гостеприимной хозяйке, у меня было очень много посуды – казаны, кастрюли, тарелки, чашки, вазы. В комнате царило опустение, но беспорядка не было: грабители орудовали не спеша, с толком, зная, что меня нет.

Пошла жаловаться к общежитскому милиционеру, а в его секции в коридорчике лежат мой савок и веник, а в комнате стоит моя деревянная кровать. Спустилась к коменданту, а у той в шкафу аккуратно выставлены мои тарелки, которые я купила еще на первом курсе в ЦУМ-е на деньги, которые мне дала бабушка, красивые такие, с голубой каемочкой, все шесть штук – я их берегла как память!.. На подоконнике стояли мои цветы. «А ты докажи! На них не написано, что они твои!» – прошипела комендант Бахыт апай, женщина лет 50-ти. Зашла к соседям напротив (поварихи из комбината питания снимали комнату в нашем общежитии), с которыми весь год тесно общались, можно сказать, дружили. Девчонки суетливо забегали, поставили чай в электрическом чайнике с моим двухметровым шнуром (его специально по моему заказу сделал общежитский электрик).

Бесстыдство, наглость, вранье, зависть – непробиваемая броня этих людей, у кого искать защиты? Во всем КазГУ-граде никого из моих друзей не осталось! Лето – все разъехались по домам. На стене моей легендарной 703-ей комнаты остались сиротливо висеть два плаката с фото «Пинк Флойд» и произведение знакомых ребят – шуточный коллаж из фото моего кумира Владимира Кузьмина, не прельстившие моих грабителей. Я свернула плакаты в руллон и ушла прочь...

Начался пятый курс. Побегав и задействовав нужных людей получила комнату от профкома студгородка в 4-ом общежитие (геофак) – первый этаж, трехместка. Моя соседка в двухместке – странноватая и неряшливая девушка, пятикурсница ФМПМ по имени Ася. Тоска обуяла меня! Ну, где ж вы, где мои друзья-подруги?! Благо еще девчонки-юристы, тоже пятикурсницы, мои подружки в соседнем общежитии живут – Айгуль Шайбекова, Гульмира Джузбаева.

Комната мне досталась абсолютно пустая. В ней валялись только три ржавые панцирные сетки от железных кроватей. Спинок нигде не было, не было ни столов, ни стульев, стены были выкрашены в депрессивный зеленый цвет, а за окнами густо разросшиеся кусты не пропускали ни лучика. Нда! С моей 703-ей не сравнить: уютные, персикового цвета обои с изящным растительным рисунком, роскошные шторы из плотной цветастой хлопчатобумажной ткани, мягкие, совсем домашние, деревянные кровати, стенка-трансформер из трех тумбочек и двух полок (моя выдумка), увитые комнатной лианой, повсюду расставлены цветы и шикарный вид из окна – прямо по курсу было видно Кок-Тюбе и телебашню, а сколько солнца и света!

Моя новая новая комната выглядела удручающе. Но я не сдаюсь так просто! Пошла к коменданту общежития. К моей великой радости, в отличии от предыдущей, эта оказалась порядочной, интеллигентной женщиной. Познакомились, подружились. Когда я заявила, что мне нужно еще четыре сетки, она обомлела: «Зачем тебе столько!? У тебя уже есть три!!!». «Ну, если у вас нет спинок от кроватей, так дайте хотя бы сетки!»,- не отступаю я. «Да ради бога! Хоть десять! Но я все-равно не понимаю!». «Потом поймете!».

Для начала перекрасила стены в нежный салатовый цвет, оттого комната вдруг стала светлей и уютней. Ребята таджики из соседней комнаты перетащили мне из подвала еще четыре сетки. Потом помогли крепко-накрепко связать их между собой веревками. Комендант дала мне «по блату» семь новеньких матрацев, семь хлопчатобумажных шторин желтовато-зеленого цвета с рисунком и кучу новых одеял. Так у меня получилась двухспальная кровать и роскошный, мягкий диван. Удлиненная, неудобная комната была поделена на две части с помошью аккуратно и красиво присборенных занавесок – на зону отдыха и кухню.

Общежитский плотник «подогнал» мне за пару пузырей новенькие тумбочки и книжные полки – стенка-трансформер появилась и здесь. Дружба с электриком тоже дала свои «плоды» – вместо жалких фигулек, свисавших с потолка появились очень даже приличные матовые плафоны и столько розеток, сколько было нужно нормальной хозяйке. На стене над диваном свое место заняли «Пинк Флойд» и Владимир Кузьмин с лицом Л.И.Брежнева и глазами Ю.Андропова. Вот теперь можно жить!
Изумлению комендантши не было предела: «Вот все бы студенты жили так! Вот так бы относились к месту, где живут!».

Мой переезд в другое общежитие, знакомство с другими людьми стало судьбоносным и символичным. Залитая солнцем и счастливым смехом друзей, беззаботная и веселая, чистая и светлая моя комната в «семнашке» уже принадлежала чужим людям. Отныне и еще долго мне придется жить в местах все мрачней и мрачней. Придется выкручиваться из создавшихся ситуаций и положений, выдумывать и изобретать что-то, чтобы прикрыть пустоту и приукрасить серость, вносить свет и солнце туда, где его не было и в помине. Меня бессовестно грабили на каждом шагу, все время покушаясь на мою веру, надежду, любовь, моих друзей, мою душу и сердце.

Но я не сдавалась. Засучив рукава, принималась отмывать и отдраивать грязь, пошлость, предательство, подлость, бессердечие, тупость из своей жизни. Не со всем мне удалось справиться, многое мне не удалось уберечь за эти годы. Нагло и бесстыдно у меня украли многих моих друзей, много человеческого доверия, сердечного тепла, любимых... Но душу и сердце я все-таки уберегла!

Улмекен мне пишет из Оренбурга, что скучает. Мне тоже ее так не хватает, ее задора, оптимизма. В письмах всего не расскажешь, хочется видеть проницательные глаза  подруги, слышать ее вкрадчивый голос, ощущать тепло ее рук. Хоть и редко, но получаю письма от Гульки Сундетовой. Между строк та же тоска по беззаботным, счастливым годам.

Экономика страны переживала тяжелейшие времена, ввели карточную систему. По карточке было положено 200 гр масла, килограмм круп, 10 пачек папирос «Беломорканал»– в общем-то, не густо. Если бы не «передачки» из дома, протянули бы ноги. Но студентов ничто не могло смутить! Как гуляли, так и продолжали гулять, как жили весело так и продолжали веселиться. Тем более на пятом курсе – мы были, пусть голыми, но королями жизни!

Однажды, когда уже совсем «приперло», я вспомнила слова своей подруги: «Будет трудно - пришли телеграмму с одним словом «Студент» и я все пойму...». А поскольку мне действительно было трудно, я и отбила телеграмму. Вечером меня вызвали на вахту на переговоры. Улмекен кричала в трубку: «Ты не заболела? У тебя все в порядке? Я выслала тебе 250 рублей в письме!». А через две недели, накануне Нового года приехала сама с кучей сумок, набитых продуктами и подарками. Мы были счастливы! Моя подруга сдержала слово и пришла на помощь по первому зову!

Думаю не стоит рассказывать как мы веселились и гуляли. Снова собрали наших друзей – девчонок с филфака, юрфака, пацаны – наши близкие друзья с железнодорожного института Жандос и Бекет и др. Познакомились с моими новыми соседями: ребята-студенты из Таджикистана – Сафарали, Зафар, Бахтиёр. Безхитростные, добрые, открытые ребята в свою очередь пригласили и познакомили нас с Улмекен со старшим своим товарищем, земляком, преподавателем восточного факультета КазГУ Наврузом (Вайсиддин).

Побывав у нас в гостях, Вайсиддин по закону гостеприимства тоже пригласил нас к себе в общежитие востфака. Ребята угощали нас настоящим пловом, зеленым чаем и сладкими фруктами. А потом к нам присоединился автор плова – Самандар. Высокий, с проседью, жилистый – он выглядел намного старше своих 27 лет. Сначала он встретил нас колючим, строгим взглядом. Но когда, по просьбе наших новых друзей я запела, его зеленовато-карие глаза озарились неведомым мне светом. Знаток истории и поэзии Востока Самандар увлеченно рассказывал о древних городах и правителях. Улмекен, которую давно увлекала история древности, быстро нашла общую тему с новыми знакомыми. Их беседа периодически переростала в жаркие дебаты, а потом плавно переходила в страстную декламацию стихов восточных поэтов – Хафиза, Омар Хайама...

Впечатленные новым общением, мы с Улмекен еще долго потом обсуждали этот удивительный, содержательный вечер.

Короткий отпуск закончился. Улмекен уезжала. Тринадцать дней мы были вместе, наговорились, наплакались вдоволь, посмеялись...
Как-то идем по КазГУ-граду, холодно, снег лежит. Я в шерстяном, цветастом платке – мне его Айнурка подарила, тогда такие в моде были – большие, с длинной бахромой по краям. Их еще русские красавицы прошлых веков носили. А у Улмекен на голове белый пуховый оренбургский платок-паутинка. Идем как два живых экспоната музея народного прикладного творчества, а нам навстречу шли современные модницы в норковых шапках. Тогда девушки носили шапки мужского фасона – «обманки», и тем не менее, это было очень круто.

Смотрю с завистью на девчонок в красивых меховых шапках, раскрасневшихся на морозе и вздыхаю: «Я тоже хочу шапку.. норковую...». Реакция Улмекен была молниеносной. Увидев мое расстроенное лицо подруга безапеляционно заявила: «Гульбанушка, зачем тебе шапка?! Скоро же лето!». Это в январе-то месяце! Я от смеха чуть не скатилась в сугроб. Мы обе хохотали до слез. Ай, да подруга! И утешила и рассмешила! А действительно: чего расстраиваться-то?!

И правда – скоро наступило лето. Начались госы и защита дипломов. Мы с моими подружками с юрфака шумно и весело отмечали «последний семинар», «последнюю лекцию», «последний зачет», «последний гос» и все последнее из нашей студенческой жизни. Приехала Гулька Сундетова на стажировку, пришла поболеть за меня на мой гос.экзамен. Она все бегала вокруг меня и щебетала: «Гульбанушка, ты не волнуйся, все будет нормально!». А у самой от волнения начались колики в животе. А мне хоть бы хны! Видимо подруга взяла на себя всю боль переживаний.

Позже на защиту приехала Улмекен. Она подарила мне на диплом наручные часы фирмы «Заря». Часы были примечательны своим необычным дизайном: на белом циферблате была только одна золотая разметка в районе 12-ти, надпись «Заря», три позолоченые стрелки и внизу мелким шрифтом: «Сделано в СССР» и все! Никаких цифр, делений. Мне часы очень понравились. Улмекен купила и себе точно такие же. Это было очень символично. Не только эти часы, но и мы сами были «сделаны» в той, уже несуществующей, стране.

Мы зашли к Аскару с Айнуркой в 15-ое общежитие. У Айнуры был день рождения. Улмекен не раздумывая сняла свои часы с руки и передала младшей подруге: «Носи! На память!»

Мои часы прослужили мне 13 лет. Все удивлялись необычному дизайну. Но особое удовольствие мне доставляло демонстрировать надпись «Сделано в СССР». В 2006 году часы остановились, ремонту они не подлежали. Я хранила их как память несколько лет, пока не нашла хорошего часовщика, который заменил весь механизм на новый, заменил стекло на часах, стрелки, ушко. От старых часов осталась только раритетная надпись на циферблате. Теперь эти часы с новым «сердцем» носит моя дочь. «Помни, что стрелки часов можно перевести, но время никогда не вернется назад».

Только в мыслях можно вернуться в то время и тогда всплывают из глубин человеческой памяти дорогие сердцу лица друзей.
Улмекен давала мне умные советы и всегда поддерживала, она питала мою душу светом и теплом. Родившиеся в один день, мы были так похожи друг на друга и были совершенно разными. Но что-то постоянно влекло нас друг к другу, аж, сердце щемило. Видимо это и есть – настоящая дружба.


Алматы, июнь 2011 года

 
Моей подруге Мурзагалиевой Улмекен Шугаевне

Открыто небо сердцу моему,
Мерцают звезды, вновь маня к себе.
В вечерней тишине я слову твоему
Внемлю и вспоминаю о тебе.

Ты как всегда уходишь невзначай,
И кажется в тот миг разлука малой.
Лишь час прошел, лишь день, а я опять
Скучаю по тебе, скучаю и гадаю.

Я веером раскладываю карты по столу,
Перемешались масти, их значанья,
Из множества картинок я ищу одну,
Что известит ко мне твою дорогу без сомненья.

Сегодня утром ты ушла так тихо,
Не потревожив моего измученного сна.
Ты обещала, что найдется выход
Из лабиринта горя, неудач и зла.

В тебя я верю больше, чем в себя,
Ты – хрупкая, но ты сильнее духом,
Тебя я вспоминаю лишь любя,
Хотя, быть может, провожаю сухо.

Для меня ты – драгоценность, ты – алмаз,
В духовном тайнике хранишься – в сердце
Храни тебя Господь от пошлых глаз,
От грязных рук, от пакостей всех, взятых вместе!

Ты – что имею и к чему стремлюсь,
О ком мечтаю и слагаю неумелый стих.
Я верю: очень скоро я проснусь
От теплых рук прикосновения твоих!

(06.10.1993 г. с. Шиен)