- Расскажи мне о себе. Я любил слушать тебя. В детстве, когда ты рассказывал о школе; в училище про ваше житье – бытье: о друзьях, о делах, о проказах. Иди сюда. Расскажи, как вы там без меня?
Я повернулся к костру. Отец был не один, напротив него, расположились еще три фигуры. С краю молодой человек, далее мужчина средних лет и седой – в годах. Они сидели ко мне спиной и внимательно слушали Отца. А он, подбрасывая ветки в огонь, слушал молодого.
- Да, что там? Служу, как предписано приказами и уставами. Как велит кодекс чести офицера. Чту КУ и РБЖ*. От службы не бегаю, дело свое знаю, товарищей не подставляю, на подъем флага не опаздываю.
Сейчас, моя лодка «заскочила» в Полярный, на «десятку»**, в доковый осмотр.
- На десятку, в какой док? Восемнадцатый? – оживился Отец.
- Нет, в «пэдэ один».
- Жаль. Начальник восемнадцатого дока - мой хороший знакомый. Привет бы передал.
- Отец, откуда у тебя столько знакомых?
- Дак, я. Помнишь? В семьдесят пятом году, три месяца ходил на испытаниях. За это время, и в Гаджиево, и в Полярном, и в Северодвинске я познакомился со многими людьми.
- А во Вьюжном?- улыбнулся я.
- Не, в Попугаево*** никого не знаю, - искренне ответил Отец и погрозил мне пальцем. И все засмеялись.
-------------------------
- Кстати, я никак не возьму в толк. Где ты служишь? Сейчас.
В Гаджиево или в Гремихе?
- В Гремихе. На сорок первой дивизии, эРПэКаэСэН
«Ка. Четыресташеесятпять», - отрапортовал я.
- Ну, добро – добро. Бортовой - три восьмерки****
- Отец, но откуда, ты знаешь наш номер?
- Знаю, - ответил он серьезно. И тут-же рассмеялся, - ты забыл. Ты в письме как - то обмолвился.
Отец замолчал, вспоминая о чем-то.
- Эк, лихо ты тогда, на распределении, обошел меня. Я ведь, старый, сделал всё, чтобы ты распределился в Гаджиево. А ты пришел и рубанул: «Батя, я еду в Гремиху». Как? Что? А ты – «Я так решил». Я было собрался все поменять, но ты уперся – «Я - сам».
- Отец, но ты такой же. «Я - сам» - это наша черта, - я помолчал. – Это был первый раз, когда я пошел наперекор твоему решению.
- Наперекор судьбоносному решению, - ворчливо уточнил Отец. – Как же? Мы-с, Ваше благородья, первый офицер в нашем крестьянском роду. И голос. Голос стал повышать на меня, – с ноткой обиды закончил он.
- Извини, Отец. Помню. Стыдно, - чистосердечно согласился я.
Отец с иронией улыбнулся.
- Ну, на кой тебе далась эта Гремиха? Дыра - дырой. Ветер круглый год, собаки летают. А?!
- На счет собак врут. Прикипел я к ней. Попал туда на пятом курсе, на стажировку, увидел, влюбился и поехал.
- Прикипел, - ворчал Отец, - все ж – таки, Гаджиево, как-никак, столица Подплава. Как - никак, ближе к Мурманску, глядишь, самолет - два часа и дома. А Гремиха твоя - что? Одним пароходом до Мурманска сутками «пилить»
- Полтора?
- Что полтора?
- Суток. Но, Батя, зато на белом лайнере! – горделиво парировал я.
- «Отпускные» пропивать? Тьфу! – приземлил Отец.
- Будет, Отец. Не ворчи. Ты в жизни сам себе дорогу прорубал. Дай и мне пару раз рубануть.
- Теперь руби, сколько хочешь! – недовольно, отвернулся он.
Потом опять повернулся: «Не жалеешь?»
Я задумался: «Ветер дует, жизнь течет, служба идет – скучать не приходится. Море, море, задачи, стрельбы, погружения - всплытия дежурства, автономки. Встречи - расставания, проводы – свидания. Я за это время на суше был меньше, чем в море. Я жил в море. Но это моя работа. Мое призвание. «Судьба и религия», - так говорят старшие товарищи».
- Нет, не жалею. Не жалею, что выбрал Подплав, не жалею, что выбрал Гремиху. Чего жалеть-то? Это моя дорога, ее за меня никто не пройдет. Я выбрал этот путь. ворчать
- Выбрал, - передразнил отец. - Даже, не посоветовался.
- Ага. Спроси вас, «зубров»: «А можно?» - Ответ ясен: «Нет».
Так, что я без вас, без огласки, зашел к замполиту факультета. И сладко так: «Товарищ капитан первого ранга! Прошу разрешения...
- Угу, - сделав кислую мину, «прогукал» замполит.
- А мы-можно узнать, а где эта, ме-мене придется служить?
Замполит, оценив подобострастное заикание перед Его Значимостью, медленно, напялил очки и, подслеповато, поводил взглядом по большой бумажной «простыне» с названием «Распределение курсантов 35 роты....». Нехотя, через губу, процедил: «Гаджиево». Произнося это, он показал своим видом: «Вот ведь как. Отличников, активистов, кандидатов в члены (!) служить отправляют в «тьмутаракань», типа «Техас», Видяево, а тебя – раздолбая, лоботряса блатного, распределили в лучшее из мест. Если бы не убедительная просьба, - у замполита похолодело в животе, - командовал бы ты взводом караульных собак, где-нибудь».
Я ему в ответ в том же тоне, типа - «несправедливо (вроде не отличник, не стукач, даже не член какого-либо комитета, а нате вам на блюдечке – Гаджиево).
Товарищ капитан перранга, - вы правы, - я считаю, что Гаджиево не заслуживаю, имею желание служить в Гремихе.
- Так и сказал? – заинтересовался Отец.
Я кивнул.
- Видел бы ты, Батя, как он оторопел, два раза очки снимал, два раза одевал, лысина покрылась испариной. Потом опомнился.
«Там же ссылка, каторга там. Была», - произнес он, а сам уже вцепившись в резинку, старательно стирал прежний пункт моего распределения. Потом, карандашом четко вписал: «п/о Островной, в/ч 20241».
- Сам, сам захотел, - тыча в меня пальцем бормотал замполит.
- Сам – сам. Если позвонЯт, а вам позвонЯт, скажите, что это мое решение. Разрешите идти?
- Не-е-ет. – задумчиво покачал головой замполит, покусывая кончик дужки оправы. - В чем подвох? А!
Я тоже покачал головой, растерянно, разведя руками.
- Бери бумагу, пиши рапОрт. Об этом. Как его?! Чёрт! Ну, об изменении места распределения. На имя начальника факультета.
Я написал. Отдал. Он цепко, с явным удовольствием, взял лист, положил перед собой, зачем-то разгладил, прочитал, плотоядно улыбнулся, взял ручку и аккуратным подчерком вывел «Согласовано - Зам нач. 3 факультета по ПЧ кап.1 р. ...»
Поднял голову: «Чего стоишь? Иди! (типа – Вали отсель! В смысле – Проваливай!).
Я повернулся и медленно вышел из кабинета.
«Крыса! Впервые за весь срок, он положительно согласовал бумагу с моей фамилией. Я знаю, что на трех последних курсах, именно, он не согласовывал мою кандидатуру на старшИнство. А так как я не жаловался вам, «буграм», не бегал, не канючил, то и «выпустился» из курсантов - комсомольцев сразу в лейтенанты.
Зато сделал себя. Сам. Самостоятельный, блин.
- Что старшинские лычки на погоны хотел?
- Честно? Хотел, ох, как хотел.
- А чего ж не сказал?
- Характер ковал. Стыдно было просить привилегий. Коль числишь себя мужчиной, моряком - человеком мужественного, сурового склада, не по форме (с этим - то порядок), но по сути, будь им. И я старался быть. Так, скрепя зубами, и воспитывался.
Как умел, как чувствовал, как считал правильным, без советов и упреков.
- Ладно прибедняться. Знаю - знаю, ангелом ты не был. И про самоходы, гулянки твои и прочие «очарования юности» знаю.
- Да, не ангел. Как многие в молодые годы. Уж «гражданку» из меня выбивали, как пыль из старого ковра на перекладине. Завеса стояла, дай боже. Кстати, ни разу непойманный. Не в самоволках, не в пьянках, не в прочих закидонах. Ни патрулями, ни местными кумовьями.
- Когда ж тебе хватало времени на службу, и учебу?
- Хватало, – улыбнулся я и продолжил о своем. – Я свободу любил. При всей своей зашоренности, я – очень свободолюбивый человек. В мыслях я уносился в такие эмпирии. Ух! Я был этим, (как говорил наш уважаемый начфак, Василий Васильевич, картавя,) «прьесловутым хиппальрём».
Я был молод и самостоятелен.
Вернее, я сам себя таким представлял. И, конечно, был исполнен духом вольности
- Вернее легкомысленности.
- И воля для меня была в сладость. Вот такая псевдоморяцкая бравада. Этакая флотская братва.
- Ну да, раздухарился и заработал кучу нарядов вне очереди, неувольнений и прочих служебных неприятностей.
- Раздухарился, еле остановился. Но это не по злому умыслу, а по молодости и неопытности. Время и Устав быстро научили жизни. И осознал, и «перекосы» изжил. Но! Щекотливое чувство риска! С чем его сравнить? Нет-нет, да нарушишь какое-нибудь положение, но изящно, без залетов и мер дисциплинарного воздействия. Вот, что значат опыт, сформировавшиеся рефлексы и интуиция.
- Чем гордишься?
- Да так. К слову пришлось, - хитрО подмигнул я. – Есть, что вспомнить. Сейчас – то да, легко судить с вершины жизни, что – «хорошо», что – «плохо», а тогда – «тяжкий путь познания» жизни. Как у Тухманова, в песне «Студент (Из Вагантов)». Песня-то из того времени, почти гимн.
Но я отвлекся. И пошли служба с учебой. В одной руке держал перо, в другой - автомат. Или метлу. Или вантуз. Или лопату. Или малярную кисть. Или тряпку, когда половую, когда посудомоечную. Правильное подчеркнуть.
- Подчеркиваю все.
- Верно, - усмехнулся я и продолжил. - И редкие, очень редкие увольнения в город, где я отрывался по полной, конечно, в лимитах курсантского денежного довольствия, с корешами вскладчину.
- Не густо.
- Но какое это было счастье! Покинув желтые стены Адмиралтейства, выйти на волю! Меня пленял дух свободы. Распахнутое пространство возбуждало до дрожи. Город! Где Воздух и запахи острее и тоньше. Звуки и цвета ярче. Девушки - богини. Шелест листвы, вольный ветер, томные ленинградские вечера.....
Так прошли первый и второй курсы. Чего – то особенного не помню, кроме лекций, зачетов, экзаменов, задолженностей и пересдач. Лопат, скребков по льду, цевья автомата... ну и так далее.
Конечно, многие однокашники были смышлёней, оборотистей, ухватистей, пронырливей, хитрее, резвее меня. Наконец, умнее и сообразительней! Более того, я бы сказал, продуманней и цельней. Но не честнее, не порядочней, не самоотверженней, не целеустремлённей меня.
Я видел жизнь и службу так, как видел. И мне не о чем жалеть. Одним словом, я был линейным советским военно – морским курсантом в том смысле, который понятен только самим военморам.
Служил, но не выслуживался, друзей не предавал, кодекс курсантской чести соблюдал, в «дядиных» кабинетах не подъедался, не воровал, не подличал, голодал и не спал наравне со всеми, не «шланговал» и не отлынивал, ну и, конечно, как же без этого? «Грыз гранит науки», ломая зубы и расшибая лоб.
Диплом защитил на «отлично», госэкзамен по научному коммунизму – только на «хорошо». За гауптвахту.
- Так, прям, и за нее.
- За неё, милую - повторил я и улыбнулся, вкладывая в словосочетание «за неё» совсем иной смысл.
......................................................
«Запытав» меня дополнительными вопросами, председатель госкомиссии, сухопутный полковник-ракетчик, подытожил: «Что ж, материал Вы знаете». Помолчал, посмотрел в «объективку», подготовленную замполитом факультета.
– Интересно Вас штормило – за пять лет - двадцать пять поощрений и двенадцать взысканий плюс гауптвахта. Для таких молодцов, как Вы, есть директива Главпура, за недисциплинированность - снижать оценку. А посему балл долой, в итоге «хорошо». Не самый худший вариант», - сказал он, внимательно посмотрев на одинокие якоря на моих погонах.
Потом полистав бумаги, лежащие на столе, он нашел нужный документ, вчитался в него и, поблескивая стеклами очков, внимательно посмотрел на меня и медленно произнес: «Гремиха. Подплав?». «Подплав», - улыбаясь, ответил я. Полковник снял очки, задумчиво посмотрел в окно, глаза потеплели, он утвердительно покачал головой: «Что ж, острову Витте***** передайте мой поклон. Удачной Вам службы, товарищ. Курсант».
- Есть, товарищ полковник!
- За все надо отвечать, - подытожил Отец и пошутил – «жертва коммунистического террора».
- Кто бы сомневался, - в тон ему ответил я.
.........................................................
25 июня 1981 года, на Парадном дворе Училища Заместитель Главнокомандующего ВМФ СССР адмирал Котов, вручая мне офицерские погоны спросил: «Куда распределили? Лейтенант.» - «Северный флот, одиннадцатая флотилия подводных лодок, товарищ адмирал!» - «Гремиха?» - «Так точно, товарищ адмирал!». Не отпуская мою руку, он тихо спросил: «Сослали?» - «Никак нет, мой выбор» - «Так держать, товарищ лейтенант», - Заместитель Главкома пожал руку и козырнул: «Встать в строй» - «Есть!»
Так сбылась мечта, и я встал в единый строй славных подводниками Советского Военно-Морского Флота.
В начале августе я прибыл в Гремиху, а через месяц ушел на боевую службу. Первым из выпуска. А вернулся уже допущенным к самостоятельному управлению группой и к дежурству по кораблю.
- Молодец.
- Через год после выпуска на меня написали положительный отзыв. Сам видел. Замполит аккуратно подшил бумажку в дело, а может положил под сукно. А я? А я был далеко – далеко, где-то под водой и занимался любимым делом.
Если верить в мечту, страстно желать и добиваться её, то она обязательно сбудется.
- Мечта – это цель, а жизнь без цели бессмысленна.
- Да. Ты совершил мужской поступок - ты принял решение. Но ты хоть понимал, что ты получишь совершенно другую судьбу, другую жизнь, другой характер?
- Ну, конечно, сейчас я расскажу, как я, «крутой перец», всё рассчитал наперед. Конечно же, нет! Моя цель - Подплав и служба на боевых кораблях. Я своего добился, и другого мне не нужно. Я был свободен, в Питере все концы обрублены, - я прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее.
Отец тут же перехватил инициативу: «Ну-ну, и ты побежал на край света. «Куда Макар телят не гонял».
- Нет, ты меня не понял. Я не бежал. Я ехал осознанно. Потому что Гремиха - это мое Место. Я чувствовал его. Так бывает. И Место приняло меня.
Про Питер я, конечно, утрирую. Ведь там жили вы. В остальном? Хм, перегорело.
«И северный ветер унес в тундру пепел, развеял его без следа, ча-ча-ча», - по-псевдоблатному пропел я.
- Угу. Я знаю. Так бывает. Но какая у тебя была перспектива? - уже серьезно спросил Отец.
- Кто ж мог знать?
- Я. Я знаю. Я видел фантом той жизни. Ты сильно изменил судьбу.
- Но я не изменил себе.
- Здесь ты прав, - согласился Отец. - Почему не спрашиваешь о той судьбе? - он слегка мотнул головой в сторону.
- Не хочу знать, что могло бы быть если бы. Я знаю одно. Если судьба изменчива, то рок незыблем. И этого знания мне достаточно.
- Ты счастлив?
- Да, я счастлив.
...........................................................
Счастлив тот, кто строил свою жизнь сам, равняя ее по чести, совести и мечте.
Счастлив тот, кто любил и возводил себя, чтобы стать любимым и добился своего.
Счастлив тот, кто радуется жизни и светит на радость другим.
На иллюстрация изображена именно та подводная лодка проекта 667Б(картина кисти флотскокого офицера О.Юдина). Разве можно вне влюбиться в эту красавицу?
А честь служить на ней? То-то же.
* КУ и РБЖ – Корабельный устав ВМФ и Руководство по борьбе за живучесть, в данном случае, подводных лодок
** «Десятка» - в то время, Судоремонтный завод ВМФ № 10, г. Полярный Мурманской области, атомные подводные лодки проходили аварийные и доковые ремонты и осмотры.
*** - «Попугаево» - (жарг.) шутливое название города Вьюжный, Мурманской области. В то время его дома были раскрашены во все цвета радуги, что резко контрастировало с черно-белыми сопками и серым северным небом.
**** - Ракетный подводный крейсер стратегического назначения (РПКСН)-проекта 667Б, на котором служил Сын, имел бортовой номер 888, тактический номер «К-465».
Ныне этой лодки уже нет - утилизирована, читай, убита.
***** - в то время, на продуваемом всеми ветрами, совершенно голом острове Витте дислоцировался дивизион ПВО (ПРО), который прикрывал нашу базу атомных подводных лодок, с морского направления. На острове стояло три дома: управление - казарма, да хибары для семей офицеров и прочих запасов. Место где могли жить и служить только настоящие люди.
Версия 1990 г.
http://www.proza.ru/2018/11/17/1082