Баба Лёля - хозяйка квартиры, где Иришка снимает комнату, - из пригорода в институт каждый день не наездишься. Ей восемьдесят восемь лет, даже бабушка Ирины обращается к ней - баба Лёля.
Мы всегда с Иришкой смотрели на бабу Лёлю как на живой памятник старины, изумляясь её неистощимому задору.
Она не была похожа на многих своих сверстников с потухшими глазами, которые передвигались среди молодых людей отстранённо, будто привидения, - они и обитали в каком-то призрачном мире, давно забыв, для чего они здесь. Будто в крохотном огарочке еле-еле колеблется капля пламени...
Но уж баба Лёля никак не была похожа ни на какой огарок! Она жила с нами, с жадным интересом поглядывая на всё окружающее философским взором, и доставляла нам массу удовольствия своим вкусным деревенским выговором и рассказами о случаях из своего прошлого и настоящего.
Речь её была как дымковская игрушка: смешная, яркая, и трогательно наивная.
Мы старались не портить её исправлениями.
Родители мои как-то на 9-е мая приезжали к ней, - поздравить ветерана трудового фронта, а заодно и к Иришке присмотреться.
Баба Лёля поняла всё, конечно, легонько усмехаясь краем рта, но виду не подала: показывала "иконостас" с пятью уцелевшими в послевоенное время детьми, да угощала пирогами.
Отец мой, наговорившись с ней, сказал потом кратко:
- Самородок. Соль земли... -
*
...Я врываюсь в дом. В прихожей босоножек Иришки нет, поэтому я ору:
- Где Ирина, баба Лёля? -
- А в шопе! - с элегантной небрежностью молвила наша продвинутая баба Лёля, - в ей сегодня, сказывают, масло по талонам дают. -
- Да не в "ей", а в "ём", баба Лёля! - говорю я, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть.
Она, зорко уловив движения моего лица, отвечает со сварливой укоризной:
- Эх, Николка! Думаешь, ежели мне восемьдесят восемь годов сполнилось, так я навовсе ума лишилась? Одне вы, молодые, таки грамотны?..
Давеча стою на остановке, автобуса дожидаюсь. Рядом двое ребяток стоят. Сладка парочка.
На ей юбчонка! Вроде как из двух носовых платочков пошитая. Да боле ей и не надо: попёшка-то - что два моих кулачка.
На маечке признание в любви пропечатано.
На плече сумка висит, - ниже колен хлопается.
А у хлопчика штаны - вот-вот наземь спадут. Нынче их шортами кличут, а после войны попросту - семейными звали.
Майка у него чёрная, а на ей - портрет смертельный. Беленький такой. И глаза горят, что твои угли. Жуть! Только не пропечатано ничего. Хотя знаю - должно. Мне Иришка проясняла - вот так: "МОМЕНТЫ МОРЯ!" Дескать, живи, милок, да нос не задирай: в любой момент сковырнуться можешь!
Вот только почто тут море - не пойму...
Ну, одёжа мне ихняя - тьфу! - ништо! Я крепкая. Мне и доктор-нервопатолог так говаривал:
- Вы, бабушка, старой закваски, послереволюционной! Гвозди бы , - говорит, - делать из таких, как вы, - то-то крепки были бы!.. Да ладно так сказал... -
Она задумалась на минуту, вспоминая докторский комплимент, и продолжила.
- А подруга моя, Нюрка Епифанова, как увидит таку картину, ну яриться:
- Бесстыжаи! Страмотишша! -
Я ей:
- Чо пузыришься-то? Ребят голозадых разве не навиделась за жизень? Молоды - перебесятся. Будут ишо в храках ходить, - погоди. Времечко их такое: стыда ишо не нажили.
Помнишь, как мальцы в пелёнках ножки свои в рот тянули да всю красоту свою миру казали? А мир-то и смеялся - радовался.
А вот ежели мы с тобой, подруга, этак-то вывернемся, - так молодых как раз кондрат и хватит! Ась? -
Баба Лёля рассмеялась дребезжащим голоском, лукаво глядя на меня.
- Ну, так вот стоят и стоят те ребятишки. Обое цыгарки смолят, - родителев на их нету.
А вот волосья у хлопчика дИки: все до единого торчьмя торчат! Да крепко так - не пошелОхнутся! Будто его кто в клей головой макнул, а отмыть забыл...Али от страху какого встали на дыбы...ЧуднО!..
И вот не вынесла я, - тихо так подошла да и спрашиваю:
- Сынок!.. -
А он молчит, будто не слышит. Хотя у кажного аппарат слуховой в ухо засунут.
Я его за руку тронула, он и зырк на меня: чего тебе, дескать? И аппарат из уха вынул. Я ишо:
- Сынок, - говорю, - чо у тебя с головой? -
- А чо у меня с головой? - не понимает. Как Иришка говорит - не въезжает.
- Волосья-то вздыбились чо? Аль болеешь? -
Тут они оба как почали реготать как бешаны: будто я им анекдот сказала. А парень девке и говорит:
- Тихо шифером шурша,
Едет крыша не спеша! -
И ишо пуще стали потешаться...
А тут их автобус подъехал, они скок в него и уехали, ручкой мне в окно помахали, зубоскалы...
Так ты проясни мне про те волосья! Не то стою, как дура: чую, что они надо мной насмехаются, а почто - не ведаю. Обидно!.. -
- Да это мода такая, баба Лёля: причёски с гелем делают. Хоть что слепить на голове можно: хоть башню вавилонскую, хоть ежа. Мода! -
Баба Лёля понимающе кивнула и умолкла...
Она досматривала сериал с феерическими любовными страстями, сосредоточенно следя за событиями, и изредка задавала вопросы из категории "хоть стой, хоть падай".
Вот она смущённо заёрзала на табуретке:
- Ты вот скажи, милушка: а вот у девок у энтих - кунки заговорённые, што ль? Только увиделись - и в постель... А ну как затяжелеют? Рожать ведь надо! А они ещё и знать друг друга не знают! -
Я машинально скребу деревенским жестом макушку, - лекции по контрацепции и социологии мне как-то не удаются, - и пытаюсь вывернуться:
- Да ведь это кино, баб Лёль! Невзаправду там всё! Развлекуха, одним словом! -
Она смотрит на меня искоса, и осуждающе качает головой:
- Нашли, чем потешаться... Глупыя... -
Возвращается наконец Ирина с талонным маслом, и заглядывает в комнату:
- Привет, народ! Про что общаетесь? -
- А про что ни пОпадя! - отзывается баба Лёля досадливо.
Иришка порывисто обнимает её:
- Баб Лёлечка! Опять насмотрелась этого мыла? Рассердилась? -
- А чо мне на них - молиться? - запальчиво завелась баба Лёля, - я вон со своим мужиком всю жизнь тряслась, пока не отмылась! Как накатит - так и понесла! Девять деток народила... А энти... Ох, не будут оне рОдить, нет!.. Так и вымрет народ... -
- Да рОдим, рОдим мы тебе деток! - захохотала Иришка, - сколько тебе надо? Заказывай! -
Баба Лёля поглядела на неё, и погрозила пальцем:
- Ах, коза, озорница! А ну как и закажу? -
- А ну как и нарожу? Говори - сколько хочешь? -
Баба Лёля задумалась...
- Ну, с пяток хватит бы! -
- Принято! Только гляди, нянчить к тебе принесу, - другим не доверю! Так что, давай живи, сколько надо! -
- А чо, - усмехнулась баба Лёля, - а и поживу! Я ить трёхжильна! Из меня гвозди делать можно, - жизню вашу держать, чтоб не развалилась!.. -
Мы с Иришкой переглянулись...
Живи, баба Лёля!
Соль земли наша...