Из всех видов искусства,МУЗЫКЕ
уступают все… ибо нет на свете
человека,который бы остался
равнодушным к
МУЗЫКЕ
Флоренция… Год тысяча пятьсот… Один из самых оживленных, самобытных городов Италии, давно закрепивший за собой славу одного из красивейших, наполнился печальными пересудами: вот уже два месяца от неизвестной болезни умирала единственная дочь богатейшего купца Антонио Грацца – синьорина Виолетта. Ее состояние ухудшалось с каждым днем. Все известные врачи и лекари, приглашенные к ложу умирающей дочери, не могли определить болезнь и отчаянно разводили руками. Горе отца, обожавшего дочь, не имело предела: одна только мысль, что его маленькая принцесса может закрыть глаза навеки, приводила его в безумие.
Синьорина Виолетта была не только самой грациозной, самой образованной девушкой во Флоренции, она была еще и божественно красивой. Не было в городе ни одного музыканта и поэта, который бы обошел вниманием в своем творчестве образ прекрасной Виолетты. Отцу и не надо было прикладывать материальных усилий, чтобы его дочь была воспета в стихах или в музыке, как это делали другие богатые граждане Флоренции. Поэты и музыканты делали это добровольно, хотя синьор Грацца не обделял их своим вниманием. Двери Виллы семьи Грацца всегда были открыты для достойных представителей искусства и науки.
Будучи сыном обанкротившегося купца, который спился и умер, когда маленькому Антонио было 10 лет, он с раннего детства тяжело трудился, чтобы поддержать мать и младших сестер. Хотя о школе не могло быть и речи, маленький Антонио имел удивительный талант – он впитывал в себя все, что касалось искусства и науки. В своем роде – это был самородок: он мог довольствоваться куском хлеба и кружкой молока, лишь бы оставшиеся на личные нужды гроши потратить на знание. Именно настойчивость, трудолюбие, тяга к знанию и помогли ему не только расплатиться с долгами отца, вывести из нищеты мать с сестрами, но и сделали его одним из самых состоятельных горожан Флоренции. Он был основным поставщиком дорогих тканей – парчи, шелка и бархата. Благодаря ему Флоренция стала родиной кружева. Керамические мастера города Деруты, стекольные ремесленники Мурано, купцы средиземноморья, Венеции и Генуи, привозившие янтарь, рис, сахар, изюм и специи на ежегодную ярмарку, считали честью везти торговлю с синьором Грацца.
Жители Флоренции также высоко ценили купца Грацца, понимая прямую связь между своим материальным благополучием и деловыми способностями энергичного дельца. Зная цену нишете, купец Грацца никогда не забывал о нуждающихся. Он с детства приучал своих двух сыновей и младшую дочь к благотворительности. Многие зажиточные граждане Флоренции утверждали, что синьора Грацца, сильно увлекающегося историей и культурой древней Греции, не оставляют принципы демократической философии. Однако, синьор Грацца хоть и был большим меценатом, он не потратил бы и медного гроша за просто так.
Болезнь синьорины Виолетты не оставила никого равнодушным: все граждане Флоренции упоминали ее в своих молитвах и уповали на Божественное провидение. Но болезнь, начавшаяся почти два месяца назад, не только не отступала, но в последние дни, казалось, наступала с еще большим остервенением.
Слух о ближайшей кончине красавицы Виолетты Грацца распространился и за пределы Флоренции.
– С добрым утром, синьор Грацца, – в глазах падре Лоренцо сверкали слезы.
– Хоть бы утро было добрым, падре Лоренцо, – голос синьора Грацца дрожал,он пытался справиться с подступающим к горлу комком.
– Все еще без изменений?
– Если бы мы только поняли, в чем дело? Что так сильно подкосило ее здоровье?
– Мне кажется, синьорина Виолетта выглядела отрешенной на последней исповеди, синьор Грацца.
– Падре Лоренцо! Вы знаете, какие у нас с дочерью доверительные отношения. Но у меня сложилось впечатление, что она держит в себе что-то, чем не может поделиться ни с кем… даже со мной. Ах!Если бы жива была ее мать…
– Синьор Грацца! Я знаю, что все приглашенные врачи не в силах понять причину болезни. Но сегодня я пришел с маленькой надеждой в душе.., – последние слова падре встрепенули синьора Грацца.
– Говорят, что в Генуе появился старый мудрец из Египта. О его способностях рассказывают чудеса.., – синьор Грацца резко поднял руку.
– Как я могу доверить здоровье моего ангела представителю другой религии, падре Лоренцо?
– По национальности Авад Муса не араб, он – копт, т.е. чистокровный египтянин. Копты – это египетские христиане, представители одной из самых древних ветвей христианства. Они сумели сохранить в своей истории и культуре черты, уходящие в глубину веков.
– И он умеет врачевать?
– Мне рассказали, что люди раскрывают ему свою душу.... до самого дна и уходят от него вновь рожденными.
– И это говорите вы, падре Лоренцо?
– Синьор Грацца! Неграмотный рыбак, к тому же заика, Симон, ставший впоследствии Апостолом Петром, для Господа стал Камнем-основанием, на котором была построена церковь. Нам ли судить о силе, совершающей чудеса, данной Господом тому или другому?
– Вы правы...
– К тому же он не священник. Люди, каким-то образом, проникаются доверием к нему и начинают свою жизнь заново.
– Вы знакомы с ним лично?
– Нет! Однако один мой знакомый, достаточно богатый человек, после случайной встречи с этим человеком открыл школу для неимущих детей в Персии и Сирии. Там им дают блестящее образование. Надо отметить, что само понятие благотворительность у того богача всю жизнь вызывало отвращение.
– Вот как? Теперь мне еще больше захотелось познакомиться с этим загадочным египтянином…
– Значит ли это, что вы готовы рискнуть?
– Уважаемый падре Лоренцо! На сегодняшний день мои возможности исчерпаны… Как скоро? У нас нет времени!
– Я уже бегу. Прощайте.
Ранним утром следующего дня в двери Виллы Грацца постучались. Уже которую ночь несчастный отец не мог уснуть. Его глаза сомкнулись на рассвете, когда он томился тяжкими мыслями, сидя в кресле перед камином. От стука он вскочил и, не дожидаясь слуги, побежал к двери.
Когда синьор Грацца открыл дверь, перед ним стоял падре Лоренцо, а за ним, довольно высокий, худощавый, смуглый старик с тонкими чертами лица.
Синьор Грацца вежливо поздоровался, несколько растерянно посматривая то на падре Лоренцо, то на незнакомца, и пригласил их войти. Авад Мусса улыбнулся и поклонился.
– Синьор Грацца! Мне известна причина, по которой я приглашен к вам. Давайте не терять время даром. Проводите меня к синьорине Виолетте.
У дверей в комнату синьорины Виолетты старик остановился:
– Ну а дальше, я сам. Благодарю.
Он тихо приоткрыл дверь и также тихо прикрыл ее за собой.
Синьор Грацца с падре Лоренцо вернулись в гостиную и приготовились ждать. В глазах несчастного отца стоял вопрос…
Старик вышел к ним довольно скоро:
– Это самая тяжелая болезнь человечества… она называется – Любовь без Надежды.
– Моя дочь влюблена? – искренне удивился синьор Грацца. – Но у моей дочери было большое количество поклонников! Она отвергла все предложения руки и сердца! Кто он? Неужели есть кто-то, кто не ответил ей взаимностью? – возмущению отца не было предела. – Где мне искать его? Как его зовут?
– Его имя – Крик Горя! К сожалению большего я вам сказать не смогу.
Старик вежливо поклонился и вышел. Синьор Грацца и падре Лоренцо остались стоять в недоумении...
Впрочем…
Эта история началась 3 года тому назад. Синьор Грацца, как и все богатые граждане Италии эпохи Возрождения, решил увековечить свою семью: он заказал монументальный портрет семьи Грацца известному художнику мэтру Луке Синьорелли – одному из ярких представителей Умбрийской школы живописи. Мэтр пришел со своим любимым учеником – Лино. За те 3 месяца, что писалась семейная картина, все члены семьи Грацца полюбили Лино. Это был крайне воспитанный, образованный и внешне очень красивый 20-и летний молодой человек: высокий рост, телосложение, напоминающее греческих атлетов, оливкового цвета кожа , черные блестящие волосы и утонченные черты лица. Однако, на обшем фоне мужественной красоты особенно выделялись темно-синие глаза и красиво очерченный рот с губами цвета сушенной малины.
Мэтр Синьорелли относился к нему как к сыну, подчеркивая его талант и доверяя ему самые ответственные участки огромной картины. Оказалось, что Лино не только талантливый художник, но и уникальный музыкант – он виртуозно владел игрой на арабском ребабе, испанской фидели, германской роте и понтийской лире.
Его музыкальный талант стал неожиданностью для членов семьи Грацца. Вилла готовилась к очередному застолью в Лоджии, куда время от времени слетались музыканты Флоренции. Самый щедрый благотворитель Флоренции, синьор Грацца, назначил большое вознаграждение лучшему музыканту города. На Вилле собралась вся местная знать. Лоджия была украшена гирляндами цветов, в ожидании трапезы гости закусывали сухими фруктами и пили вино. После выступления музыкантов подавалась главная трапеза, и в конце застолья синьор Грацца должен был объявить имя победителя.
Синьорина Виолетта была прекрасна как всегда: золотистые волосы, собранные в низкую прическу, украшеные нитью черного жемчуга, ниспадающего на высокий лоб; платье из дорогой черной парчи, на котором золотыми нитями вышиты лилии; царственная стать и фиалковые глаза, обрамленные золотистыми ресницами; в нежных руках веер из страусинных перьев и кинжал, заткнутый за пояс, обязательный атрибут благородной флорентийки… – она сочетала в себе несочетаемое. Ее манкая красота приковывала к себе внимание, завораживала и гипнотизировала.
Музыканты выступали один за другим. Уже Лоджия стала окрашиваться в багряные цвета заката. Уже бедняки города стали собираться у Лоджии, чтобы по традиции получить оставшуюся от трапезы еду.
– Кажется, выступающих больше нет? – спросил синьор Грацца.
– Позвольте сыграть мне, синьор Грацца? – все услышали голос Лино. – Выбор инструмента я оставляю на усмотрение синьорины Виолетты.
Она выбрала арабский ребаб, поскольку никогда не слышала, как звучит этот странный инструмент.
Лино играл и играл не останавливаясь. Сладкая музыка, с легким восточным звучанием, лилась, как вино из кувшина. Когда он закончил играть, раздался гром апплодисментов. Ему рукоплескали даже предыдущие исполнители. Не было сомнений – Лино был лучший.
С того самого дня, синьорина Виолетта пожелала брать уроки игры на ребабе у Лино. Их сблизили ежедневные уроки. Если до этого, синьорина Виолетта относилась к Лино как к ученику мэтра Синьорелли, то теперь частые встречи и последующие беседы открыли ей не только доброе сердце юноши, но и его благородство и образованность. С каждым днем для синьорины Виолетты Лино становился все интереснее и интереснее. Чем дальше, тем дольше длились уроки музыки. Лино же вел себя вежливо-учтиво, прекрасно понимая социальную разницу между ними.
Со временем обязательное в их взаимоотношениях напряжение спало, и постепенно обоих потянуло на откровения. Их отношения стали напоминать нежную дружбу с легким флером влюбленности. Так обычно случается с теми, кто умеет любить, но лелеет это чувство, бережно относится к объекту любви, чтобы не испортить поспешностью блаженный трепет первой любви.
Как-то после очередного урока музыки синьорина Виолетта предложила прогуляться по саду. Сад семьи Грацца считался самым роскошным во Флоренции: лучшие садовники со всех концов Европы разбивали это подобие Рая. Терассированные склоны и узорчатые самшитовые бордюры обрамляли живой каймой всю территорию сада, в гигантских декоративных вазах росли цитрусовые и вьющийся виноград. Четыре керамических фонтана лучших мастеров Деруты услаждали слух вечным журчанием льющйся воды, а по всему саду цвели самые красивые цветы всех оттенков и сортов: ирисы, тюльпаны, розы, лилии и фиалки.
И конечно же, центральная часть этого цветочного рая была посвящена прекрасной синьорине Виолетте: гениальный мастер хрустального дела из города Фаэнце по заказу синьора Грацца к пятилетию маленькой Виолетты создал хрустальную статую очаровательной девочки, держащей в руках букет цветов. Изюминка хрустального букета заключалась в том, что стебельки были полыми, куда каждый день вкладывались свежие цветы по желанию синьорины Виолетты.
– Сколько труда и вкуса вложено в ваш сад, синьорина Виолетта! Уже не в первый раз я прогуливаюсь здесь и, поверьте, каждый раз нахожу что-то новое. Потрясающе!
– Меня радуют ваши похвалы, синьор Лино. Скажите, а какие ваши любимые цветы?
– Герберы… их любила моя мать.
– Я и не слышала о таких.
– Они не относятся к изысканным цветам. Хотя, мне не понятно почему.
– И чем же эти цветы так привлекли ваше внимание? Только лишь тем, что их любила ваша матушка?
– Ни один цветок в мире не имеет взгляд человеческих глаз. Не форма глаз, а именно выражение глаз. Причем, выражение глаз чистого душой человека. Так говорила моя мать, и была права.
– После ваших слов мне еще больше захотелось узнать, как выглядят эти цветы.
– Ваши глаза смотрят как два цветка Герберы, синьорина Виолетта, – Лино улыбнулся.
– Вот уже почти два месяца, как мы с вами общаемся, однако я не знаю о вас ничего. Расскажите о себе, синьор Лино. Не сочтите это невоспитанностью.
– Мне нечего скрывать, синьорина Виолетта. Моя мать – по отцу итальянка, по матери – русская, а отец – мавр. Синие глаза я унаследовал от матери, ну а смуглую кожу – от отца. Они очень любили друг друга.
– Почему вы говорите о них в прошедшем времени?
– Это длинная и грустная история. А мне нужно подготовить все необходимое для работы к приходу мэтра Синьорелли.
– Времени достаточно, расскажите. Всю ответственность за не сделанную вовремя работу я беру на себя, – надув губки, сказала молодая девушка.
Лино улыбнулся и шутливо вздохнул.
– Отец – прямой потомок Альморавидов. Они построили мощное государство в 11 в. При них мавры достигли своего наивысшего расцвета и могущества. Сто лет назад арабские племена “макиль” вторглись в страну и процесс принятия ислама стал окончательным.
Мою мать, женщину редкой красоты, выкрали и отправили на невольничий рынок. Отец влюбился в нее без памяти, как только увидел. Он выкупил ее, привез к себе, но и пальцем не притронулся, хотя она и являлась его собственностью. Моя мать полюбила отца за его благородство и чистоту души. Отец захотел жениться на моей матери. Но его родня воспротивилась: как можно жениться на иноверке, рабыне, да еще в придачу и на простолюдинке? Но мой отец настоял, и был лишен права на ношение титула и наследство.
Мать уже была беременна мною, когда они вдвоем, лишенные всего, пустились в путь, в Италию, к отцу моей матери. Путь был долгим и тяжелым, они шли по Сахаре к Средиземному морю. В дороге моего отца ужалил черный скорпион. Рана была смертельной, и если бы старый бедуин не оказал ему помощь, то он умер бы в пути. Они с трудом дошли до Умбрии, откуда родом была моя мать. Рана отца не заживала, нога стала чернеть, и он умер через неделю после моего рождения. Так что его я не помню.
Мой дедушка был очень разносторонним музыкантом. Хоть его способность играть на разных струнных иструментах ограничивалась лишь случайными заработками, это не помешало ему приобщить меня к музыке, занимаясь со мной с 3-х летнего возраста. Так что своей игрой я обязан моему дедушке. Моя мать умерла от чахотки, когда мне было 12 лет. За 6 лет до своей смерти она показала перстень моего отца: это была печатка рода Альморавидов с редким 8-и гранным изумрудом – единственная память о нем, чудом сохранившаяся. Этот перстень был бесценным, но моя мать продала его. На вырученные большие деньги она послала меня в лучшую частную школу, а после ее смерти на оставшиеся деньги я учился в престижной школе живописи в Умбрии. Там меня и заметил мэтр Синьорелли.
Синьорина Виолетта слушала рассказ молодого художника, затаив дыхание. Откровенный рассказ и безмерная грусть в глазах Лино тронули сердце молодой девушки.
– Что я могу сделать для вас, синьор Лино?
– Две вещи.., – она поспешно кивнула соглашаясь. – Первое – не надо меня жалеть, и второе – принять от меня два цветка Герберы для хрустального фонтана.
Синьорина Виолетта улыбнулась, ей понравился ответ молодого человека. Любой другой на его месте не отказался бы воспользоваться неожиданно предложенной возможностью выпросить что-либо у такой влиятельной особы, как синьорина Грацца.
Синьорина Виолетта ждала следующего дня со странным даже для себя самой нетерпеньем. “Что это со мной? Почему я так взволнована?” – не переставала спрашивать себя молодая девушка – “Неужели, это и есть Любовь”, – думала она. Ведь самые завидные женихи не только Флоренции, но и Европы сватались к ней. Среди них были и состоятельные и мужественно-красивые молодые люди. Но она с легкостью отказывала им, и в ее сердце царил покой. А теперь ей не хотелось спать, она не чувствовала усталости, а время тянулось непозволительно медленно.
Как только забрезжили первые лучи солнца, она выбежала в сад, надев на голову специальную шляпу для высвечивания волос. Знатные флорентийки раскидывали свои волосы на широкие поля шляпы без тульи, веря в то, что таким образом можно сохранить светло-золотистый оттенок волос, считавшимся признаком благородного происхождения.
Хоть она и не признавалась себе, что делает это для Лино, ее глаза были прикованы к кованным резным воротам Виллы Грацца, через которые каждое утро входил молодой художник.
Мягкое утреннее солнце уморило ее, она лежала на широкой тахте, прикрыв глаза, когда неожиданно услышала тихий голос Лино:
– С добрым утром, синьорина Виолетта?
Синьорина Виолетта слегка вздрогнула, но сумела справиться с волнением. Томно приподняв голову, она взглянула на Лино. Он стоял у ее изголовья, что-то пряча за спиной.
– А! Это вы, синьор Лино? – сказала она нарочито спокойно. – С добрым утром!
– И все-же самый прекрасный цветок в Раю семьи Грацца – это вы, синьорина Виолетта…
Лино произнес эти простые слова так нежно, так искренне. Они не походили на те бесконечные напыщенные комплименты, что сыпались на молодую особу не переставая, и со временем стали безразличны ей.
– Как и обещал, я принес вам два цветка Герберы, – он протянул ей нежные, трепещущие в его руке цветы. – Не сочтите за скаредность, но я принес только два… В букете нельзя заметить выражение человеческих глаз. Цвет именно этой герберы идентичен цвету ваших глаз, а одинаковость взгляда и выражения просто поражает!
Синьорина Виолетта внимательно рассматривала цветы, сильно напоминающие большие ромашки, но с более бархатистыми лепестками и толстенькими стебельками.
– Они и в самом деле имеют выражение человеческих глаз. Но, синьор Лино… Мне понятно, что темная сердцевина цветка – это олицетворение моих глаз. Однако, светло-розовые, пастельные лепестки..?
– Это ваши роскошные золотые ресницы, которые под определенным светом преобретают именно этот оттенок… поверьте! Я никогда не видел золотые ресницы, обрамляющие глаза фиалкового цвета. Кстати и ваши глаза, как камень Турмалин, меняют цвет в зависимости от света.
– А я и не подозревала, что вы… ну, да ладно! Пойдемте к моему хрустальному изваянию, – она схватила Лино за руку и весело повела за собой.
– Нет! – остановилась она у хрустальной девочки, – у нее в руках должен быть букет. Я прикажу поставить их в мою комнату, возле кровати.
Она заметила в его глазах счастье. В его больших синих глазах она увидела радость от ее последних слов.
– Синьор Лино! Я хочу, чтобы возле моей кровати всегда были свежие Герберы, две Герберы, – она кокетливо ему улыбнулась и приподняла брови.
– Это будет честью для меня, синьорина Виолетта. Ежедневным ритуалом.
– Прекрасно! А теперь я продолжу золотить свои волосы до прихода мэтра Синьорелли.
Лино поклонился и пошел в сторону Виллы.
– Невозможно золото сделать еще более золотым, – услышала она слова удаляющегося Лино и почувствовала, как неизведанное доселе тепло разлилось по всему ее телу.
С того самого дня вот уже больше месяца каждое утро Лино приносил для прекрасной синьорины два цветка Герберы. Это был их секрет, их личный ритуал. Они не договаривались держать все в тайне. Однако оба понимали, что такая фривольность со стороны Лино, простого помощника известного мэтра, могла стоить ему дорого. Вскоре они по настоянию синьорины Виолетты перешли на “ты”, добавив к одному секрету еще один. Они перестали замечать, что большую часть урока музыки проводили в нежных беседах.
Они не говорили о Любви… о Ней говорили их глаза...о Ней свидетельствовала дрожь, от легкого прикосновения рук… Любовь наполнила их суть, отняв рассудок и трезвость, заполнив душу восторгом и трепетом. Они не думали о будущем, а может и не хотели думать о нем. Они наслаждались каждым мгновением здесь и сейчас, видимо, предвидя невозможное будущее.
– Синьор Грацца! У меня для вас прекрасная новость, – мэтр Синьорелли обратился к отцу семейства после очередного сеанса позирования. – Дней через десять ваша картина будет завершена.
От этих слов Синьорина Виолетта вздрогнула, а Лино чуть было не выронил из рук палитру. К счастью, никто не заметил замешательства молодых людей.
– Чудесно, мэтр Синьорелли. Я собирался в Геную и хотел взять с собой дочь.
– А как же мои уроки музыки? – справившись с волнением, спокойно спросила синьорина Виолетта.
– Моя красавица! Я найду для тебя прекрасного учителя. А для молодого синьора у меня имеется сюрприз. Его талант в музыке неоспорим, а прилежание и преданность живописи должны быть вознаграждены по достоинству. Я беру на себя полное денежное обеспечение и оплачиваю ваше обучение у одного из гениев Венецианской школы – Паоло Венециано. Договор подписан, и я делаю это с превеликим удовольствием.
Лино стоял бледный, как полотно, боясь пошевелиться.
– Браво, синьор Грацца! – мэтр Синьорелли захлопал в ладоши и, взглянув на Лино, воскликнул. – Кажется, Лино не поверил своим ушам! Проснись, сынок! Такая возможность – это просто дар Небес!
Лино немного пришел в себя и стал благодарить синьора Грацца. Когда он обернулся, Виолетты в зале не было...
В тот вечер впервые синьор Грацца пожелал видеть Лино за семейным столом за ужином. Синьорина Виолетта не спустилась к гостям, сославшись на мигрень. Лино надеялся до последней минуты, ожидая синьорину, и с нетерпением поглядывая на дверь. Когда вечерняя трапеза завершилась, Лино потерял надежду. Он вернулся в домик для прислуги и рухнул на постель. Его обуревали двоякие чувства: с одной стороны – бесконечно заманчивое предложение синьора Грацца, открывающее ему дверь в большое будущее; с другой – одна только мысль о расставании с Виолеттой, сводила его с ума.
Когда на следующий день, держа в руках два цветка Герберы и войдя в сад Виллы Грацца, Лино не увидел свою Виолетту, он забеспокоился – его обуял страх. Их неписанный закон о ежедневных двух цветках Герберы ни разу не был нарушен. Неужели Виолетта не хочет видеть его, думал он. Но в чем его вина? Может ему следовало отказаться от предложения синьора Грацца? Но в любом случае по завершении работы они и так не имели бы возможности встречаться, разве что тайком. А может, Виолетта потеряла интерес к нему?
Эти мысли сменяли друг друга с невероятной скоростью. Неровное биение сердца напоминало ему трепыхание крыльев раненой птицы. Его руки онемели, и он уронил два цветка Герберы в воду фонтана.
С трудом собравшись с силами, Лино пошел в сторону Виллы – нужно работать, думал он. Войдя в зал и увидев Виолетту, как всегда, сидящую на своем месте и позирующую, как ни в чем не бывало, Лино вздрогнул. Она даже не взглянула на него. Обычно на сеансах Виолетта сидела в своей неприступно-грациозной позе, а Лино, скромно опустив голову, усердно работал. Но стоило на миг их взглядам встретиться, как они начинали слышать свои в унисон бьющиеся сердца. Как-то, Виолетта спросила:
– Лино! Я чувствую что-то необычное, когда наши взгляды встречаются на сеансе!
– Значит, это не мое воображение, Виолетта! Мне кажется, что в зале летает Купидон и упражняется в стрельбе из лука по моему сердцу!
Она громко и раскатисто рассмеялась, взяла его за руку и повела к беседке, сплошь покрытую “кружевами” плюща. Это было их единственным местом уединения, откуда, как на ладони, видна была тропинка, исключающая любой сюрприз прихода неожиданного свидетеля.
Лино наносил завершающие мазки, он работал над деталями прекрасных пальцев Виолетты, сжимающих рукоятку серебряного, усеянного бирюзой стилета. Работая над пальцами прекрасной девушки, он увлекся. Он вспоминал эти пальцы, что нежно перебирали шелковый кружевной платок, который, случайно оброненный, больше не вернулся к своей хозяйке, и с тех пор покоился на сердце молодого человека. Он вспоминал, как эти пальцы впервые коснулись его руки, когда она взяла подаренные ей впервые два цветка Герберы. Он вспоминал тот волшебный день, когда впервые коснулся губами руки Виолетты, и ему показалось, что он коснулся нежнейших лепестков Герберы.
– Как ты это сделал, мой мальчик? – неожиданно услышал он голос мэтра Синьорелли.
– Это рука зрелого мастера, – мэтр подошел поближе к холсту и прищурил глаза. – Видимо, ты решил оправдать щедрость синьора Грацца и доказать, что ты ее достоин! Взгляните!Такое впечатление, что рука синьорины Виолетты находится в воздухе, вне холста! Взгляните, синьор Грацца!
Пока отец девушки восторгался работой Лино, синьорина Виолетта резко встала со своего места, и громко шурша своим платьем удалилась. Глаза Лино наполнились слезами.
Все оставшиеся дни до окончания картины прошли одинаково – два цветка Герберы, оставленные в фонтане, показное безразличие девушки, не желающей встречаться с ним взглядом, тяжелая работа и бессонная ночь.
Картина была завершена и имела большой успех. В честь этого синьор Грацца объявил прием. Многие знатные флорентийцы, пришедшие на это мероприятие, уговаривали мэтра Синьорелли не уезжать и принять заказ на новые картины. Лино надеялся, что мэтр оставит хотя бы его, Лино. Но ответ мэтра был неизменен:
– Прошу простить, может на следующий год, мне нужно найти нового помощника. Мой Лино едет в Венецию на учебу к самому Паоло Венециано. Щедрость и благородство синьора Грацца не имеют границ.
Лино с большим удовольствием удалился бы с приема, его раздражало все. Ему казалось, что в его, и без того нелегкой жизни, никогда не было такого отчаяния и тупика. Он не видел выхода.
Он желал только одного, чтобы Виолетта выслушала его в последний раз.
Синьор Грацца попросил их погостить еще немного и набраться сил перед долгой дорогой.
Через 4 дня мэтр Синьорелли с Лино отправлялись в далекий путь: мэтр – в Умбрию, а Лино – в Венецию. Он понимал, что времени нет, и решил рискнуть – отправить весточку своей Виолетте. Личная служанка молодой синьорины, Франческа, с радостью откликнулась на просьбу Лино. В ту же ночь на столике рядом с костяной расческой и пахучими маслами синьорина Виолетта. обнаружила два цветка Герберы и письмо, привязанное шелковой лентой к стебелькам.
“Я буду ждать вас каждую ночь, как только взойдет луна...” – прочла Виолетта. Она знала, кто написал ей письмо. Она знала, где ее будут ждать. Он сделал все, чтобы не скомпроментировать ее честное имя в случае обнаружения письма.
Два дня каждую ночь Лино приходил к их беседке с двумя цветками Герберы в руках и уходил глубокой ночью, бросая цветки в фонтан. Два дня каждую ночь Виолетта приходила заранее, пряталась за самшитовым бордюром и наблюдала за Лино.
Оставался последний день, и у Лино не осталось никакой надежды. Он уже собирался уходить, когда услышал шаги. По тропинке, укутавшись в бархатный фиолетовый плащ, шла синьорина Виолетта. Лино было кинулся к ней навстречу, но она вскинув руку остановила его порыв. Она молча прошла мимо него, встала к нему спиной и сказала:
– Я пришла, как вы просили. Слушаю.
Лино подошел поближе и стал говорить:
– Синьорина Виолетта! Вы – благородная флорентийка 16-и лет, и все возможные слова любви были высказаны вам еще до меня, гораздо более достойными людьми. Мне 20, и у меня нет ничего, кроме чести и совести, чтобы предложить вам. Вы явились причиной того, что впервые я принял решение перевернуть свою жизнь и стать достойным вас и вашей любви. Вы и есть моя жизнь!
Я еду в Венецию и буду работать и учиться денно и нощно. И, если Господь приумножит мой талант и я стану великим художником, вот тогда мне удасться уравнять то, что нас разнит. Даже если к тому времени вы будете замужем, все равно я сочту мой труд не напрасным! Это единственное, что я могу бросить к вашим ногам, как свидетельство моей любви.
Она медленно повернулась к Лино, и он увидел прежнее выражение ее глаз – трогательный взгляд, полный нежности и любви:
– Лино! – он услышал ее ласковый голос. – Значит, я ошиблась… значит, все, что я увидела – это твое замешательство, а не восторг от предложения моего отца! Значит, ты меня на самом деле любишь?
И тут начался диалог двух любящих сердец… Она думала, что заманчивое предложение отца затмило его чувства... Он предположил, что интерес Виолетты пропал с известием о его скором отъезде… Его замешательство от неизбежного расставания, она приписала неожиданной щедрости синьора Грацца стать известным художником и привело ее к мысли, что все слова любви лишь были игрой и приятным приключением…. Он же предположил, что любить самозабвенно безродного подмастерья мэтра просто смешно…
– Моя Виолетта! Я долго думал... даже если я не поеду в Венецию и откажусь от щедрости твоего отца… что я могу предложить такой девушке, как ты??? – в его голосе звучало столько боли и отчаяния. – Посмотри! Где ты, и где я? И тут дело не в деньгах и состоянии. – Он на миг перевел дыхание и очень тихо произнес. – Сейчас, мне не позволят даже написать твой портрет, моя любовь! Даст Бог, придет тот день, когда я предстану перед твоей семьей и с гордостью скажу – “ Вот то, что достойно твоей любви, моя Виолетта!”
После этих слов Виолетта отошла от Лино на пару шагов и так же тихо и нежно, произнесла:
– Мой Лино! Ты сказал, что сейчас у тебя нет того, что достойно моей любви! Но у меня есть то, что достойно твоей… – Она распустила свои роскошные золотые волосы, медленно потянула тесемку своего плаща… и плащ упал к ее ногам…
Лино лишился дара речи… Перед ним предстала Богиня Непорочности и Чистоты в своей Первозданной, Невинной Наготе… От восхитительной красоты этого создания Луна, казалось, вспыхнула Космическим Серебром, широко раскрыв глаза, она всматривалась в то волшебство, с которым ей, Луне, никогда не доводилось встречаться.
Виолетта стояла в дымке жаркой Ночи… Луна накинула прозрачное серебро на божественной красоты цвета слоновой кости тело юной Богини… Каскад золотых волос кокетливо рассыпался по плечам и, будто нарочно, не прикрыл красивую тугую девичью грудь, чьи светло-розовые соски беспокойно подрагивали…Она покорно склонила голову на бок, прикрыв золотыми пушистыми ресницами волшебные глаза цвета фиалки… А божественные руки, держали два цветка Герберы и стыдливо прикрывали тот “Магический Треугольник”, который является вначале Лоном Любви, а затем и Храмом Чести и Достоинства любящего Мужчины.
Перед Лино стояла САМА ДЕВСТВЕННОСТЬ...
Лино оцепенел, как от волшебного видения и красоты, так и от той готовности прекрасной Виолетты пожертвовать тем, чем можно пожертвовать лишь один единственный раз.
Он не мог отвести глаз… Затаив дыхание, Лино желал остановить это мгновение… Приобщившись к таинству Совершенства души и тела, он, казалось, пытался запечатлеть в своей памяти все мельчайшие подробности личного ощущения, он боялся дышать. В какое-то мгновение Лино поймал себя на том, что любуется ЕЮ, и как МУЖЧИНА, и как ХУДОЖНИК, и как ЧЕЛОВЕК!!!
Очнувшись от оцепенения, Лино подошел к прекрасной девушке, поднял фиолетовый бархатный плащ, осторожно накинул его на плечи Виолетты и завернул в него волшебное тело своей возлюбленной. Она все еще стояла с закрытыми глазами:
– Жизнь моя! Спасибо, милая, за то, что ты поверила в меня! Даже, если я ослепну, то никогда не забуду то, что я увидел сегодня! Я увидел – Любовь!
– Ты отказываешься принять мой подарок? – прошептала девушка, все еще пряча глаза.
– Я отказываюсь воспользоваться тем, что нужно заслужить, моя Любовь! Это видение останется со мной навсегда! Оно будет поднимать меня с колен каждый раз, когда жизнь будет ставить меня на колени!
– Я… хочу дать тебе на память хоть что-нибудь.., – вхлипнула девушка.
Лино подошел к девушке, нежно приподнял ее подбородок, закрыл глаза, и их губы слились в трепетном поцелуе. А Луна, прикрыла свои глаза, чтобы защитить это Таинство, и не было бы им других свидетелей...
На следующий день на рассвете мэтр Синьорелли и Лино двинулись в путь. Виолетта не сомкнула глаз. Когда Лино обернулся, чтобы в последний раз окинуть взглядом Виллу Грацца, к его ногам упал один цветок Герберы. Он знал – это один из тех двух цветков, что вчера ночью Виолетта держала в руках. После их отъезда синьорина Виолетта выбежала в зал и ахнула – на их семейном портрете вместо рукоятки стилета в ее руке красовались два цветка Герберы.
– Ах ты, старый шутник, мэтр Синьорелли!– услышала она игривое восклицание синьора Грацца.
Синьорина Виолетта широко улыбнулась. Ее вполне устроило умозаключение отца.
Время для синьорины Виолетты тянулось мучительно долго. Она с трудом справлялась с тоской по Лино. Каждый день верная служанка Франческа приносила два цветка Герберы, а ночью молодая девушка разговаривала с цветами, представляя, что Лино ее слышит. Чем больше она вглядывалась в эти с виду незамысловатые цветы, тем больше убеждалась в оценке их уникальности – они и в самом деле походили не на глаза, а имели взгляд человеческих глаз. Она разговаривала с ними и, вглядываясь, видела глаза Лино.
Спустя несколько месяцев Виолетта получила первое послание от возлюбленного – корзиночку от Аптекаря Витторио. Когда она приоткрыла крышку, то нашла там конфетницу с любимыми пирожными. Записки не было, но на дне корзиночки она обнаружила два высушенных цветка Герберы… Ничего более вкусного синьорина Виолетта не ела в своей жизни. Она не смогла сомкнуть глаз и ночью, как только Луна осветила беседку, схватив корзиночку, спустилась в сад. В своих грезах она кормила Лино пирожными…закрывая глаза и подставляя свое прекрасное лицо серебряному блику Луны, она воскрешала в своей памяти чувство эйфории от первого поцелуя… смеялась и плакала, беседуя со своим Лино. А к утру вернулась в свою комнату, спрятав сушенные цветки Герберы в Библию.
Еще через пару месяцев, молодая красавица получила записку – “Там, где крестили Данте”. Она знала это место – Баптистерий, Кафедральный Собор с крестильной купелью достаточно большого размера, чтобы в нее мог поместиться взрослый человек. Там крестили всех знатных уроженцев Флоренции, в том числе Данте и Медичи.
Она не шла, она мчалась в надежде увидеть Его. Всю дорогу она задавала один и тот же вопрос – “А вдруг, это Лино?” Но из-за купели ей навстречу вышел молодой мужчина и молча протянул шелковый носовой платок. Она взяла платок, а молодой мужчина, быстро откланявшись, удалился. Виолетта развернула платок: на нем были вышиты два цветка Герберы с голубыми сердцевинами – это были глаза Лино, он смотрел на нее.
Выйдя из Собора она увидела того молодого мужчину – он стоял перед кем-то и молча перебирал пальцами. Глухонемой, подумала Виолетта. Она подошла к нему, слегка кивнула и протянула ему золотую монету.
Вскоре пришла новость, от которой сердце молодой девушки забилось в тревоге: Турецкий Султан Баязид Второй в продолжительной войне с королевой Адриатики, Венецией, захватил порт Лепанто…
С тех пор уже два года от Лино не было вестей. Она сходила с ума от беспомощности и тоски, похоронив любовную тайну в глубине своего благородного, преданного сердца, не имея возможности поделиться с кем-либо, даже с падре Лоренцо на исповеди. Она не могла причинить хоть какой-то вред своему Лино. Отец и братья могли принудить ее к замужеству, узнав о ее чувствах к простолюдину. Она терпеливо ждала, веря в то, что ее Лино жив и скоро объявится, заявив о себе, как об известном художнике.
Однако, не было месяца, чтобы к ним не приходили кандидаты на руку и сердце прекрасной Виолетты. Но молодая девушка была крайне индеферентна как к претендентам, так и к самой идее о замужестве. Со временем ее равнодушие стало настораживать отца, синьора Грацца.
– Виолетта, дитя мое! Я бы хотел поговорить с тобой, мое счастье.., – нерешительный тон, дрожащий голос и опущенные глаза отца, человека сильной воли и принципов, вызвали улыбку на лице молодой девушки.
– Отец! Я догадываюсь, о чем бы ты хотел поговорить со мной…
– Поверь! Нет в моей жизни ничего важнее, чем твое личное счастье! Господь был так щедр ко мне! Ты – есть Дар Небес, с Душой и Ликом Ангела! – он перевел дыхание и робко взглянул в глаза дочери.
– Мой дорогой отец! Я знаю, как не просто тебе приходится каждый раз говорить о том, о чем обычно с дочерьми говорят матери. Ты всегда нежен и терпелив, твоя деликатность построила наше с тобой бескрайнее доверие, – она подошла к отцу, прижалась к его груди и обвила своими прелестными руками шею любимого отца. – Ты – мой единственный и самый близкий друг, – прошептала она нежно.
– Мое сокровище, я боюсь… я стар и боюсь не увидеть твоих детей.., – от слов отца она вздрогнула.
– Отец, почему ты не женился после смерти матери?
Неожиданный вопрос дочери ввел синьора Грацца в смущение.
– Ложе тепло, пока есть Любовь! Не красота, не молодость и не страсть есть Источник этого тепла. Когда умерла твоя мать, мир обрушился на мою голову. Но она оставила мне тебя, единственное существо женского пола, которое я могу любить.
– Значит, мой любимый отец, я пошла в тебя! Я не смогу делить ложе с тем, кого не люблю, – она взяла руку отца и приложилась губами. – Отец! Если Небеса пожелают.., – она осеклась, и улыбнувшись сказала, – Отец! Я обещаю, ты узнаешь об этом первым.
В ту ночь Виолетте снились кошмары. Она проснулась разбитой, с сильным предчувствием чего-то плохого, четко осознавая, что с Лино случилась беда. От беспомощности и отсутствия вестей о любимом Виолетта сильно страдала. В беспокойстве ломая руки, она ходила из угла в угол, не зная, что делать. Отчаяние опустило ее на колени, она молилась Богу и призывала на помощь Богоматерь.
– Защити моего любимого, Матерь Божья! Что бы не случилось, лишь бы мой Лино был жив! Ты же Мать Вселенской Любви, так защити мою Любовь, молю Тебя!
Слезы отчаяния лились из ее прекрасных фиалковых глаз, прелестные уста не переставая шептали молитву.
От неожиданного стука в дверь ее комнаты синьорина Виолетта вздрогнула:
– Ты не спишь, доченька? – услышала она голос отца. – Сегодня, за завтраком мы должны были обсудить завтрашнее празднество, помнишь?
– Я скоро спущусь, отец…
О Боже! Она совершенно забыла, что завтра день почитания Святой Репараты, покровительницы Флоренции. Каждый год на Вилле семьи Грацца особенно торжественно праздновали этот день. К полудню жители Флоренции с песнями и молитвами шли к Собору Санта-Мария-дель-Фьоре. Город наполнялся звоном церковных колоколов. Флорентийцы несли статую св.Репараты, украшенную цветами и разноцветными лентами.
После полуденной мессы начинались народные гуляния. Семья Грацца принимала особенно рьяное участие в благотворительности. Каждый год Грацца удивляли неимущих горожан своей щедростью, каждый год их благотворительность была продуманной заботой о нуждающихся, и с каждым годом их доброта приумножала уважение и любовь жителей Флоренции.
Синьорина Виолетта поспешно привела себя в порядок и спустилась к завтраку. Падре Лоренцо сидел за столом и сосредоточенно перебирал бумаги: его приглашали каждый раз накануне празднества. Среди многих служителей церкви никто не мог сравниться с ним: падре отличался исключительной преданностью своей пастве, жертвенностью и заботой о простых людях, чем и заслужил полное доверие семьи Грацца в вопросах благотворительности.
– Уважаемая семья Грацца не перестает удивлять меня трудами о простых людях! Обдуманность ваших решений в улучшении судьбы обычного человека достойно похвалы и не скроется от Всевидящего Ока Создателя! Вы являетесь примером христианской добродетели. Господь говорит –“ Благославен тот, за кого молится хотя бы один человек.” Поверьте, флорентийцы молятся за вас от всей души!
– Я не забыл те дни, падре Лоренцо, когда трехдневный черствый кусок хлеба казался нам Манной Небесной…
– Вот именно в этом, синьор Грацца, ваше отличие от других состоятельных граждан Флоренции. Если кто-то жертвует деньги во имя собственного престижа и шумных слов благодарности, то это – проявление гордыни. А семья Грацца делает это в радость самой себе, это – образ жизни! Это ли не истинное христианство?
– Добродетель должна быть осознанной, ведь значение этого слова – делать добро. И, если добро не подкреплено ответственностью, оно теряет смысл, превращаясь во зло.
– Мудрые слова, синьор Грацца. Особой похвалы заслуживает синьорина Виолетта!
Молодая девушка искренне удивилась, и пожимая плечами, спросила:
– И чем-же я отличилась, заслужив особые похвалы, падре Лоренцо?
– Вы первая флорентийка, еще и такая юная, открывшая школу искусств для способных детей! Школа бесплатная, единственное условие – это талант ребенка! Что ж еще, если не это, заслуживает высочайшей похвалы, дочь моя?
– Падре Лоренцо! Я мечтала об этом давно, и всего лишь вложила средства от наследства, что достались мне от матери!
– Дело не в средствах, дочь моя! Дело в том, сколько любви и продуманности вы вложили в идею создания этой школы! Как ученики, так и наставники, собраны самые лучшие! Посмотрите на одухотворенные лица этих простых, обделенных судьбой, иногда и нищих ребятишек! Они сыты, обуты и одеты! Живут в школе со своими наставниками! Они еще прославят ваше имя, дочь моя!
– Я надеюсь, вы не забыли о том, падре, что имя основателя школы должно оставаться в тайне?
– Безусловно, дочь моя! Это же было вашим первым условием!
Кстати, завтра первая годовщина со дня основания школы, и она распахнет свои двери для всех, кто хочет ознакомиться с успехами детей. Вся ваша семья приглашена!
– Да! Я помню! – с грустью ответила синьорина Виолетта. – Как я могу забыть эту дату?
Это был день их, с Лино, последнего свидания… там, под серебром лунного света, когда они поклялись друг другу в вечной любви… Она должна была делать хоть что-то во имя своей Любви, она знала, что Лино будет гордиться ею! В глазах этих детишек, она видела отражение их с Лино, чувств, сама Любовь царила в этом мире искусств! Школа была их первым плодом Любви… бестелесным, непорочным, одухотворенным плодом, как и Их Любовь!
– Кстати, милая! Ты мне обещала раскрыть тайну названия твоей Школы Искусств, помнишь? Почему она зовется – “Два цветка Герберы?” – неожиданный вопрос отца застал ее врасплох. Собравшись с мыслями, она ответила:
– Люди обычно сосредотачивают свое внимае на самом изысканном и исключительном, не замечая маленькое, а иногда и незамысловатое творение Бога! Случайно ознакомившись с таким цветком как Гербера, я не смогла не оценить изысканность и коллосальный труд, вложенный Создателем в это творение… как, впрочем, и во все остальное!
– Но, почему “два цветка”?
– Отец! Человек счастлив, когда его душа и тело существуют в гармонии, т.е. неразрывно. Один цветок – это Душа, а другой - Тело! Пусть Душа и Тело школы будут неразрывны! – выговорив это, она поспешно извинилась и удалилась в свою комнату.
Рухнув на постель, она заплакала. Тоска по Лино и беспокойство, неизвестное будущее и невозможность открыть кому-то свою тайну, терзали ее. Ей казалось, что вся ее суть натянута, как тетива. И если стрела вылетит, то на этом ее жизнь оборвется...
На смотр одаренных детей собралось много народа. Члены семьи Грацца с большим интересом знакомились с работами молодых художников и скульпторов, танцоров и поэтов. Наконец наступило время познакомиться с теми, кто посвятил себя музыке. Перед выступлением юных музыкантов слово взял падре Лоренцо:
– Великий Данте в своей “Божественной Комедии” ссылается на одну из догм церкви – “Если Природа – Дочь Бога, то Искусство – это Внук Бога!” Талант человеку дает Создатель! И если вы благодарны Ему за дар, то отблагодарить Бога можно только трудом. Ваша истинная благодарность вновь вернется к вам большим успехом.
Самой последней в концерте юных дарований, вышла очаровательная девочка лет 12-и с арабским ребабом в одной руке и с двумя цветками Герберы в другой. Она осторожно положила цветки у своих ног и стала играть...
– Детка! – обратился к дочери синьор Грацца. – Почему ты так сильно побледнела?
– Я в полном порядке, отец!
Как только зазвучала мелодия, по телу синьорины Виолетты прошла холодная дрожь: эту самую мелодию играл лично Лино тогда у них в Лоджии, когда был признан лучшим музыкантом – мелодию с легким восточным акцентом…
Гром апплодисментов юной девочке вывел синьорину Виолетту из оцепенения. Девочка скромно поклонилась, взяла цветки Герберы и пошла в сторону Виолетты Грацца. Подойдя к ней она сказала:
– Прекраснейшая синьорина Виолетта! Мой Учитель просит вас принять эти цветы в знак глубочайшего почтения ко всем, благодаря кому мы получили надежду на
будущее! “Два цветка Герберы” – это наша надежда!
Синьорина Виолетта дрожащими руками взяла цветки, а синьор Грацца громко воскликнул:
– Почему же сам Учитель не приподнес эти цветы синьорине?
– Он не мог, он почти слепой.., – тихо промолвила девочка. – Я помогу ему…
Когда из-за двери показалась фигура Учителя с юной ученицей, ведущей его к сцене за руку, раздался грохот – синьорина Виолетта упала в обморок.
( ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ )
http://www.proza.ru/2018/07/29/237