Путевые истории. Кукольный муж

 
1.
- И не проси! Не дам! Перед людьми стыдно! Пропьёшь, пронаркоманишь! Петька! Иди к чёрту, чтобы глаза мои тебя не видели!

Медсестра детского отделения областного онкоцентра вмах впечатала стопку бумаг в столешницу и зло посмотрела на сына.

Петька, он же Пётр Сергеевич Самохин, что-то около двадцати пяти, чернявый, слегка помятого вида, мялся у дверей. Наконец, понял, что мать денег не даст, развернулся и побрёл к выходу. Внешностью природа его не обидела, а вот с  мозгами – похоже, поскупилась.  Влипнуть в какую-нибудь историю или неприятность было для него, как "Здрасьте".  Текущий момент следовало обдумать.

Пётр присел в коридоре на лавку у окна. Напротив стайка подростков стояла в очереди в кабинет. Дети в косынках, шапочках, в марлевых повязках негромко переговаривались.

-Вот, смотри какой. Разбойный. Но добрый, наверное.
-Мне бы такого мужа! – девочка лет восьми пристально смотрела на Петра.
Громадные, глубоко запавшие глаза, взгляд необыкновенно осмысленный, реснички – вверх-вниз, вверх-вниз. Подружки тоже уставились на парня.

-Вырастишь – будет у тебя муж – буркнул Пётр.
-Не будет.
-Почему не будет? Найдётся дурачок. Или не хочешь?

Девочка подошла поближе.
Худенькая.
В лице ни кровиночки.

-Хочу. Только вырасти не успею.
-Как не успеешь?
-У меня один новый год остался. Алик Семёнович говорил, что до весны не хватит меня. И – всё. А хочется, чтобы цветы, конфеты дарил. Чтобы в кино.
-Звать-то тебя как?

Сестричка громко позвала:
-Женька!

Девочка развернулась и направилась в кабинет.
Момент определился со знаком и градусом.
Пётр подхватился и вышел на больничный двор.

2.
Дома Пётр собрал корзинку яблок со старого дерева в центре сада, надёргал морковки, сунул её в ведро с водой, чтобы отошёл грунт, с соседского дерева сорвал пяток краснобоких груш.

Когда стемнело, долго смотрел на звёзды. Почти в полночь, продрогнув, зашёл в дом.

Всю ночь снились глаза. В белом, едва обозначенном тенями объёме, то приближались, то удалялись. "И – всё".

"Всё!"

Утром, мать ещё была на дежурстве, наскоро позавтракав и сложив фрукты-овощи в пакет, направился в онкоцентр.

Мать выглядела устало. Тёмные круги вокруг глаз, съехавшая набок шапочка, медленная, чуть с хрипотцой речь – всё говорило, что ночь выдалась нелёгкой.

-Что в такую рань? Снова просить?
-Нет. Я – так.
-Знаю я твой "так"!
-Ладно. Что за девочка Женя?
-Из третьей? Сирота? Тяжёлая. Очень запущенный, сложный случай. Родители не знаю где. Она у бабки жила. Той бабке самой лечиться – не налечиться.

В ординаторскую вошла напарница и обратилась к матери.

-Сегодня двое не выйдут, забюллетенили. Алексей Семёныч просит, сможешь ли остаться на смену?
Пётр встрепенулся.
-Я могу!

Отчисленный почти по очереди из трёх учебных заведений города, он успел потрудиться, в том числе, и должности в этом центре, был знаком с частью персонала центра. Год назад он две недели числился лаборантом, пока не был уволен за пьянку.   

-Это если Семёнович разрешит.

Пётр живо подхватил халат и направился в сторону кабинета заведующего отделением.
Последующие шесть-семь часов Пётр умывал, одевал, отвозил на диагностику и процедуры детвору, развозил завтрак и обед по палатам.

Принесённые гостинцы он сразу же отнёс в третью, угостил всех её постояльцев и потом, проезжая, пробегая мимо, балагурил, накоротке развлекал девчонок.

А те - сразу определили его статус.
-Женька! Жених твой!

Женька приняла появление "наречённого" благосклонно и с интересом отслеживала его перемещения по отделению. После обеда она попросила:
-А, расскажи нам что-нибудь!

Тихий час больных совпал с перерывом. Кто-то из девчонок кряхтел и постанывал, хлюпал носом, а кто - смотрел на него с интересом. Пётр присел на стул, обвёл взглядом палату и неожиданно для себя начал:
-Слышал я, что дети до возраста семи-восьми лет, безгрешны. Ангелы.

Женька воскликнула:
-Мне бабушка говорила, что ангелы помогают людям на земле и, когда людей становится много, а ангелов не хватает, то малых детей забирают с земли, для добрых дел.

-Может быть, не знаю.
-Ангелом быть трудно. Чтобы кому-то помогать надо быть щедрым и добрым, а ещё не отвлекаться на свою боль. Я не плачу, не боюсь уколов, делаю всё, что скажет Алик Семёнович.
-Молодец! Ты давно здесь?
-Цветы уже цвели, и трава уже росла.

Пётр прикинул – получалось месяца три. Он взял маленькую ладошку и стал её гладить.
-Вот сделаешь, как учит Семёнович, поправишься. Наступит зима, выпадет снег. Тебе нравится снег?

Женька не ответила. Она спала, дыша неровно, рывками. Веки и крылышки носа слегка подрагивали.
Пётр осторожно укрыл девочку и тихонько вышел из палаты.

3.
Неожиданно быстро они сдружились. Пётр спешил в цент увидеть Женьку, она ждала его и жила только встречами с ним. Само общение с чистой душой и мыслями и столь целеустремлённой личностью влияло на Петра столь результативно, сколь не в состоянии был повлиять на него даже участковый, а о матери и разговора не было.

Не избалованный вниманием и заботой ребёнок прильнул всеми мыслями к большому и сильному, как и вправду оказалось доброму балбесу.

В конце недели, на тихом часе Женька заявила, что время терять не стоит и они уже муж и жена, и у них уже есть дочка – кукла Алла. От такого напора Пётр опешил и растерялся слегка, а Женька успокоила:

-Раз уж дочка кукла, то и муж ты будешь понарошный. Я устала. А ты Аллу умой и спать уложи. Ребёнку нужен режим!

Девочка сложила ладошки лодочкой, положила их под щёку и закрыла глаза.

Пётр, вдруг сам не зная почему, приклонил голову так, что губы почти касались детского уха, и прошептал:

- Ты – ангел. Я знаю это точно. Крылышки… прозрачные, невесомые. Удержат едва ли кого. Только ангела. А ты? Что ты сможешь?
- Не горюй, Петенька, душа моя, не горюй. Если и уйду, то чтобы встретить тебя там. Веришь?

-Э..рю…
Женька провалилась в недолгий, едва захвативший её сон.

А через неделю случился кризис. Женька впала в беспамятство и приходила в себя на два-три часа в день-ночь.

Перевели её в реанимацию.
Никого не хотела видеть и никого Женька не ждала кроме Петра и своей куклы.
Что у стариков протекает за годы у семилетней девочки случилось за дни.

Тело перестало слушаться хозяйку, сердце едва справлялось с трудами, чтобы пробиться к жизни.

- Нужен свежий воздух, витамины, уход – Александр Семёнович подумал вслух ни к кому не обращаясь. Пётр же воспринял это, как призыв к действию.

С этого дня все сады в округе поставляли фрукты в детский центр. Утро начиналось с похода на рынок и уже через неделю бабушки наперебой предлагали Петру молоко и сметану, яйца и овощи "для дочки". Ну не мог он объяснить этим пожилым женщинам свой статус кукольного мужа, да им это было и не к чему.

После завтрака и уколов Пётр подхватывал невесомого ребёнка и, прихватив кресло-коляску, спускался в больничный двор. Укутав Женьку махровым полотенцем от нет-нет да и прорывающихся порывов свежего ветра, парень не спеша выезжал в проулок, потом вдоль парка – к пруду и катал, катал ребёнка, рассказывал о своей жизни и каялся, клялся и смеялся.

Женька крепко держала куклу и прислушивалась к интонациям голоса. Они, интонации, веселили, вселяли уверенность в надёжности и покое. Улыбка блуждала на лице.

Короткие, такие, что Пётр их и не замечал, обмороки сменялись состоянием сонливости и переполненности тупой болью, но Женька не подавала виду, чтобы не перебивать интересные рассказы.

Всё случилось, когда по больничному двору на паутинках, как под парусами, поплыли первые в этом году паучки.

Пётр на выезде из двора поинтересовался у Женьки, в каком направлении им ехать: к пруду или к школе на холме.

Не получив ответа, наклонился и от неожиданности отпрянул: ещё утром поразившее румянцем, лицо стало серым, взрослым, чужим.

Ни пульса, ни дыхания не чувствовалось. На крик прибежали люди в халатах, подхватили, унесли.

Лоб уперся в дерево. Руки то ли обнимали, то ли пытались свалить ствол.
Молился? Причитал? Просил?

Он даже не слышал собственного голоса.
-Только не уходи… Ты нужна здесь. Люди не смогут без тебя! 
Ты – жизнь. Ты – свет. Ты – всё. Что? Что надо, чтобы ты осталась? Кому и зачем ты там нужна? Что сделать, чтобы ты осталась?

Чего он не ждал – так это слёз, которые текли и текли по щекам и ничего поделать с собой он не мог.
Начался дождь. Внутри всё остановилось, и сделать шаг стало выше сил.

Хоронили Женьку в субботу. Морось с самого утра. Десяток-полтора работников центра. Маленький гроб. Слякотно. Дык, ведь – не праздник.

КопалИ спускали на верёвках в могилу гроб, когда, будто балка треснула, и звуком и жестом, упал на колени парень зарычал-не зарычал, прижал какую-то куклу, застонал, замотал башкой, бормоча что-то своё, и страшное, и обнажённо-жгучее.

Отпрянули бабы, а кто-то из бухгалтерии повопрошал:

-Отец, что ли?
-Да, нет. Муж.
-Какой муж?
-Кукольный…

Пётр по сей день так и остался в центре в санитарах.
Не пьёт.
Не улыбается.