Быть хорошим другом обещался,
звёзды мне дарил и города.
И уехал,
и не попрощался.
И не возвратится никогда.
Я о нём потосковала в меру,
в меру слёз горючих пролила.
Прижилась обида,
присмирела,
люди обступили
и дела...
Снова поднимаюсь на рассвете,
пью с друзьями, к случаю, вино,
и никто не знает,
что на свете
нет меня уже давным–давно.
Вероника Тушнова
Регина Егоровна, миловидная женщина предпенсионного возраста, задыхалась, захлёбывалась собственными слезами не в силах понять, что происходит в её жизни. Отчего события с некоторых пор закручивают её судьбу в жгут, вот-вот готовый треснуть от напряжения, наподобие мокрого белья, которое выжимает пара дюжих молодцев недалёкого ума.
Тем не менее, руки спокойно, размеренно, на автомате выполняли привычную домашнюю работу.
– Почему, почему, почему… того, что происходит, просто не может быть! Я ведь замечательная жена, хорошая хозяйка, заботливая мать, идеальная бабушка.
Рыдающие спазмы в голосе разграничивали слова, которые она произносила с надрывом вслух.
Именно так, Регина Егоровна жаловалась сама себе. Себе же предъявляла претензии, с собой спорила.
– Что, что я делала не так, что! Никогда не жила для себя, старалась и стараюсь угодить всем. Возможно, слишком настойчиво, но, однозначно в их интересах.
Слёзы выжигали ей глаза, растворяли слизистую носа, отчего он распух, а чисто вымытая, тщательно протёртая посуда тем временем была ловко уложена в сушильный шкаф в определённом порядке.
– А муж… ему я посвятила молодость, доверила всё самое драгоценное, чем может осчастливить женщина. Я ведь красавица была, умница! Да, именно так… и не спорь, Витенька!
Бросить меня с горой неразрешимых проблем, именно сейчас... когда жизнь перевалила за горизонт, когда ничего невозможно изменить, исправить, по крайней мере подло.
Как, как ты мог так со мной поступить! А Лёша… Лёшенька, желанный первенец, баловень бабушек, дедушек, нас, родителей... наговорить матери такое. Даже повторить, язык не повернётся. А он запросто, мимоходом, словно я враг первой величины. Какое право он имеет меня судить, меня, подарившую ему как минимум жизнь, не говоря уже о всё прочем.
Как теперь с этим всем жить, да и зачем!
Крупная, высокая, широкобёдрая, слегка раздавшаяся с годами в ширину, но фигуристая, с явно выраженной талией женщина уверенно продолжала хлопотать по дому, сама не замечая того. Руки сами знают, что делать, подобные навыки нет нужды контролировать.
Ей было плохо, невыносимо плохо.
Несмотря на возраст, Регина Егоровна выглядела привлекательно, солидно, как особа, знающая себе цену. Даже сейчас, со следами невыносимых страданий, расплывшимися от слёз чертами лица и распущенными по-домашнему волосами.
Десятый, может и сотый раз, задавала она себе в разнообразных вариациях эти нехитрые вопросы, проговаривая одинаковые фразы, начинающие от частого повторения походить на некое магическое заклинание.
Механически, не замечая того что вновь и вновь делает одно и то же: раскладывает столовые приборы и посуду строго в линеечку, согласуя с размером и цветом, соблюдая некий раз и навсегда заведённый порядок.
Главное – система, порядок во всём.
Если хоть одна составляющая бытового пейзажа, будь то предметы интерьера или семейные коллизии, выделяется некими характеристиками, не укладываясь в очерченный, строго логичный и функциональный трафарет, Регина Егоровна испытывает беспокойство, переходящее в дискомфорт, лишая её спокойствия и жизненных сил.
До той поры, пока не будет восстановлена гармония, подтверждающая позитивный вектор течения событий, она не в силах успокоиться.
Кухонное полотенце. Почему этот изумительный предмет из отбеленного льна, вышитый вручную, не вписывается в интерьер? Ведь она долго и упорно искала именно такое, чтобы подчеркнуть деревенские корни и силу семейственности.
Эта вещь, прекрасная сама по себе, могла бы стать украшением любой кухни, выпячивается ярким пятном, кричит о своей чужеродности.
– Неужели так сложно понять, что ему здесь не место, – отчитывала, наставляла Регина Егоровна сама себе, неожиданно обнаружив вопиющее несоответствие.
Чего проще: нужно уложить его аккуратно в пакетик с номером, сделать запись в журнале с чёткими координатами расположения в кладовой, и забыть, пока не настанет момент, когда именно оно сможет исправить какую-либо ситуацию.
– Забыть… как это забыть! Перечеркнуть этап жизни, когда стремление, цель, желание обустроить это уютное гнёздышко, превратить типовую квартиру в комфортабельное жилище, где каждая деталь тщательно выверенного по всем параметрам интерьера радует глаз?
Тогда, зачем это всё… может лучше лечь и ждать, когда кто-то влиятельный там, наверху, попросит на выход! Пусть всё разваливается, ветшает. Если никому, кроме меня, это не нужно.
Каждый предмет в этой замечательной квартире с идеальным соотношение цветов и форм, рациональным и функциональным предназначением, был необходим и уместен. Регина Егоровна так старалась.
– Кому теперь нужен этот уют, почему меня, абсолютно никто не понимает!
Женщина принялась нервно, резкими рывками крушить гармонию, – к чёрту всю эту неповторимость, функциональность, эстетику, всё уничтожу, разорю этот муравейник до основания!
Может быть, тогда обо мне вспомнят. Должен же кто-то понимать, что не для себя стараюсь, для всех нас, для большой и дружной семьи, которая разваливается на глазах. Да что там говорить – уже распалась, разлетелась на меленькие кусочки как только что хрустальная ваза, которую я намеренно грохнула о пол.
Помнишь, Витя, ты привёз эту вазу из командировки, когда Лёшеньке не было годика. Как мы были безмерно счастливы. Я и ты… я кормила сына, а ты с наслаждением вдыхал запах грудного молока.
Потом ты сорвался и полетел за цветами. Добыл букет эустом редкой расцветки.
Лёша заснул, а мы с тобой хулиганили в постели. Ты был такой сильный, такой желанный, такой нежный.
Почему теперь об этом можно лишь вспоминать!
Нет, она не в состоянии уничтожить плоды своих непрестанных трудов. Но вазу уже не собрать, не склеить. Как и судьбу, как жизнь, которая размашисто перечёркивает жирными крестами самое лучшее, что было когда-то, чего никогда уже не будет.
А ведь дело вовсе не в эстетике и форме вещей, не в их принадлежности и полезности, скорее, в векторе восприятия реальности, направленном отчего-то не туда и не так.
Что, если проблема во мне самой?
С какой стати, этого просто не может быть! Это нелогично.
И вообще, причём здесь полотенце, разбитая ваза… ложки, поварёшки, чайные сервизы!
Жизнь идёт. Окружающее пространство приспосабливается к ходу истории, к развитию цивилизации. Мы сами торопим события, оказываем на них влияние.
Или не мы? Тогда кто?
Кто посмел вмешаться в идеально выстроенную семейную идиллию, которую с таким трудом, отказывая себе в очень-очень многом, выстраивала я долгие годы!
Почему никогда прежде не было нужды задавать себе подобные вопросы?
Рукотворная пирамида семейного счастья, почти построенная. Недоставало лишь мелких штрихов, чистовой растушёвки, как в идеальном карандашном рисунке.
Отчего фундамент надёжного некогда сооружения дал трещины, а потом вовсе обрушился, с какой стороны пришла беда!
Стройная система налаженного быта начала распадаться от периферии к центру, ко мне.
Я тащила этот воз практически одна и что получила в благодарность: пренебрежение, равнодушие, даже жестокость. Я стала лишней в этой системе координат!
Если корень сосёт из окружающей среды соки, если питает ими раскидистую крону, она просто вынуждена зеленеть и плодоносить. Не может каждая ветка отделиться от ствола и жить сама по себе.
А в моей семье именно так и произошло. Жизненная энергия, добытая невероятными усилиями, вытекла через микроскопические трещины, испарилась. Осталось теперь мне засохнуть.
Муж, впрочем, у него всегда были отдельные интересы, лишь высокая степень ответственности удерживала его в рамках семьи, удивил неожиданным решением жить отдельно.
Устал он, видите ли, от всех нас, от меня вдвойне.
Наговорил гадостей, собрал пожитки и отбыл за тысячу километров к одинокой матери, которой без малого девяносто лет.
Благородный поступок, не спорю. Относительно матери. А я, а дети! Пусть они выросли, нельзя же пускать жизнь на самотёк. Вот так запросто, взял и разорвал семью на клочки, нарушил хрупкий баланс сдержек и противовесов, создав нелогичными действиями дефицит энергии.
Всё разом посыпалось, буквально всё: родительский авторитет, обязанности и обязательства, ощие цели, совместные усилия, семейные праздники и будни. Всё в прошлом.
Соглашусь, не всегда была права. Но и ты, Витенька… помнишь Ларису Самарину, бывшую мою подругу? Знаю, помнишь. Такое нельзя забыть. Если бы я не была начеку, кто знает, прожили бы мы с тобой почти тридцать лет или нет.
Ты так увлёкся. Это было нечто. Я готова была покончить с собой.
Мы были молодые. Ты поклялся… ни с кем, никогда.
И что! Загибай пальцы. Инга Забродина – раз, точнее – уже два. Юля Смирнова – три. Катя Енакиева – четыре. Продолжать?
Я терпела. Понимала, что у мужчин такое случается. Отец мой тоже не был святым, но прожил с мамой пятьдесят… почти шестьдесят лет.
Несмотря на характер, на брезгливость, я позволяла тебе иногда сбросить шальную энергию на стороне, знала, к чему приводит излишний контроль, насколько разрушительна ревность.
В семьях подруг происходили из-за подобных забегов, из-за торговли правом налево, просто сумасшедшие конфликты.
Девчонки накручивали себя, скандалили, бурно выясняли отношения, устраивали погони и слежки, в результате сами погружались в беспросветное одиночество.
Неспособность прощать, договариваться, ломала им жизнь в самом начале, у кого-то сразу после свадьбы.
Перечислить тебе брошенок из близкого окружения?
Ты сам всё видел, сам называл их дурами.
Я ещё ого-го, а они уже превратились в старух, увязли в депрессиях и неврозах.
Всю жизнь старалась не допустить подобного и вот… дожилась. Ты там, я здесь. Куда ни кинь – везде клин.
Я ли была тебе плохой женой, я ли не ублажала тебя, исполняя любые прихоти!
Чистенький, накормленный. Тебе никогда не приходилось заботиться о сыновьях, о доме. Даже ремонт в доме я делала сама.
Паразит ты Витенька… негодяй, приспособленец!
Регина Егоровна умела сопоставлять и анализировать, отпускать когда необходимо вожжи управления семейным благополучием, время от времени предоставляла мужу пресловутое “право налево”.
Страдала от неверности, но была уверена, что подобная профилактика способна сохранить семью, закрывала глаза на мужнины шалости.
Виктор, от природы мужчина сильный, был ей благодарен, компенсируя мимолётные увлечения удвоенными постельными стараниями, многочисленными подарками и показным уважением.
Фальшивая природа учтивой вежливости была заметна порой, но деликатная сдержанность, отсутствие дерзких пикировок позволяла надеяться, что семейная жизнь поддаётся управлению.
Одноразовый секс на стороне, если не включает в себя эмоциональную привязанность и глубинные чувства, считала она, не должны представлять серьёзной опасности.
Существуют, точнее, сосуществуют, особенно у мужчин, необходимая любовь и мимолётные страсти. Мужчины полигамны, это невозможно ни изменить, ни отменить: так распорядилась мудрая во всех отношениях природа.
Нагуляется и вернётся.
Проблема пришла с другой стороны – Виктор завёл искреннюю дружб, даже больше – трогательный роман с крепким алкоголем.
Ближе к пенсии муж начал прикладываться к рюмке всё чаще, позднее и вовсе запил, неделями зависая в беспросветных загулах.
Про активные интимные отношения, трепетную чувственность и трогательную нежность с той поры не было речи. У супруга осталась лишь одна подружка – стопка. Ей одной он посвятил остаток жизни, всё чаще прогуливая рабочие смены.
Муж, походя, разбазарил авторитет грамотного специалиста, пустил по ветру незаурядные (его квалификацию достойно оценивали и у нас, и заграницей) аналитические способности, на уникальные профессиональные способности, забыл про ответственность, наплевал на семью.
Регина Егоровна с удвоенной энергией принялась за воспитание детей, уже достаточно взрослых, чтобы адекватно воспринимать педагогическое насилие: непокорных и эгоистичных к тому времени.
Она невыносимо страдала от дефицита социальной значимости, от резкого изменения семейного статуса, от неизбежных издержек активности, связанных с возрастом, который напоминал о себе необратимыми мутациями, проблемами со здоровьем.
Сыновьям не нравилась навязчивая опека, призывы проявлять трудолюбие и ответственность, стремиться к знаниям, приобретать навыки. Мальчишки привыкли брать и получать.
Усвоив особенности и нюансы отношения отца к матери, его достаточно свободный образ жизни, они полностью исключили из обихода необходимость считаться с женщинами, тем более с матерью, которая поворчит-поворчит и приголубит.
Мамочка всё необходимое в клювике приносила, разжёвывала и в рот клала.
Наследники делали вид, что внимают нравоучениям, прислушиваются к авторитетному мнению родительницы, на самом деле даже не слышали, какие требования рано или поздно предъявит полная неожиданностей взрослая жизнь.
Старший, Лёша, женился рано, по нечаянному “залёту”.
Впрочем, недоросль был уверен, что по большой любви, ибо таковой счёл избыток возбуждающих стимулов в виде весьма сексапильного нагого тела невесты.
Способность молодой женщины нежной кожей, податливой теплотой, приятно скользящей влажностью и диковинным, неописуемо восхитительным трением в глубине таинственного чрева создать необходимый комфорт и массу стимулов надолго отключила у него необходимость думать.
В эротическом мороке Лёша прожил три бесконечно ярких года, успев получить от влюблённой глупышки всё, о чём только мог мечтать.
Было видно, что девочка влюблена в него без памяти.
Время, отпущенное природой на возвышенные чувства, когда синапсы мозговой деятельности при посредстве гормональной атаки превращали пресное любовное хлёбово в изысканный деликатес, пролетело мгновенно. Яркие некогда ощущения потускнели, выцвели, перестали дарить ощущение праздника.
Девочка, почти ребёнок, родили сыночка. Желанным был маленький человечек или нет – неизвестно: молодожёны были бесконечно увлечены собой, неконтролируемым шквалом чувств и эмоций, торопились до неведомого предела исследовать доступные и скрытые возможности взрослой жизни.
С младенцем тем временем занималась бабушка – Регина Егоровна.
Это она обустроила молодым славное семейное гнёздышко, обеспечила всем необходимым.
Праздник плоти, пиршество неразумных в поглощении изысканных деликатесов гурманов, познающих и пробующих неисчислимое разнообразие новых и неизменно восхищающих остротой ощущений, потихоньку превратился для сына, да и для невестки тоже, в обыденную рутину.
Интимные тайны раскрыты, монотонное однообразие приелось.
Сначала Лёше, а следом жене, захотелось новизны.
Сравнить прежние, досвадебные эмоции, с новыми ощущениями, которые только ждали реализации – что может быть заманчивее, слаще! От греховных соблазнов рябило в глазах!
Для любви, в том числе для традиционного секса, как известно, нужны двое участников. Каждый из супругов начал жить по личному сценарию.
Тот и другой наслаждались запретной любовью на стороне, пока тайно. Жили при этом вместе, систематически встречаясь для исполнения пресловутых супружеских обязанностей в общей постели.
Разорвать порочный круг не могли и не хотели, поскольку приобретённую и обустроенную Региной Егоровной квартиру считали личной собственностью, а как её разделить, не знали.
Неожиданно оказалось, что девочка вовсе не настолько наивна и доверчива, как представлялось прежде.
У юной супруги обнаружилась масса пороков и недостатков, в том числе любвеобильность.
Сыну Регина Егоровна отдавала должное – он мужчина. Отец и оба деда не очень-то стеснялись проявлять интимный интерес к цветастым юбкам и содержимым трусиков их раскрепощённых хозяек: чем Лёша хуже!
Но невестка… видана ли подробная вольность. Женщина – хранительница очага, не подобает благочестивой супруге развлекаться коллекционированием любовников.
Конфликт свекрови с женой показался сыну забавным. Пока они ломают копья, можно сколько угодно веселиться.
Вокруг столько молодых, красивых, сексуально раскрепощённых любительниц острых ощущений – выбирай любую. Каждая из них обладала тем или иным достоинством. У одной была упругая грудь, другая умела сколько угодно скакать сверху, третья позволяла экспериментировать с позициями и объектами проникновения.
Случалось заарканить девственниц. Но это был уже не тот Лёша, которого можно обмануть залётом. Это отнюдь не его метод.
– Что происходит, сын! У вас ребёнок. Вы оба сошли с ума. Так жить нельзя!
– Можно, мама, можно! Папа от тебя убежал, почему мне нельзя? У регинки растяжки после родов, целлюлит, сиськи отвисли. Она меня больше не возбуждает.
– Зато других, очень даже, устраивает. Спроси, где она ночевала вчера, например.
– Без разницы. Баба с возу – кобыле легче. Не имею претензий.
– Но, ты же, с ней спишь!
– Здрасьте, приехали! Она жена… я обязан её удовлетворять. Себя тоже. Кое-что интересное она всё же умеет. Каждой бабе не объяснишь, что меня сильнее заводит, а она знает. Почему не воспользоваться услугами профессионалки?
– Она спит, с кем попало. Может заразить тебя, об этом подумал!
– Хочешь сказать – моя жена полная идиотка! Всё, я вырос, не лезь ко мне в постель. Спать буду, с кем захочу и когда хочу, уяснила!
– Лёшик ещё молодой, не нагулялся, – откровенничала Регина с подругами, – но эта-то, эта – клейма негде ставить. Разве мы были такими?
Неожиданно выяснилось, что собственной маме Никита, тот самый сынок, что рождён в большой любви, тоже не нужен, – ошибка молодости. Пусть папа думает.
Пришлось Регине Егоровне взять его к себе.
– Весьма кстати, – считала она, – скрасит одиночество .
Не вполне растраченный на детей материнский инстинкт с небывалой энергией был выплеснут на внука.
Она была счастлива посвятить себя воспитанию ребёнка. Правда делала это чересчур назойливо, контролировала и направляла каждое его движение, напрочь лишая ребёнка самостоятельности.
Родители малыша с головой окунулись в праздность, тем более что бабушка взяла за обязанность содержать и того и другого: оплачивала коммунальные услуги, давала деньги на жизнь, даже отправляла на отдых к морю.
Сын и невестка, они так и не развелись, приняли её заботу за безоговорочное правило, как плату за разрешение единолично распоряжаться судьбой внука.
Младший сын, Николай, тем временем тоже достиг зрелости.
Не в полной мере, лишь гормонально.
Во всяком случае, почувствовал неодолимую потребность в физической близости с представительницами нежного пола.
Первый же сексуальный опыт с малюсенькой несовершеннолетней девочкой, почти вдвое ниже его и втрое меньше весом, оказался плодотворным. В том смысле, что дитя забеременело.
Ни о каких чувствах к подружке не было речи: обыкновенное юношеское любопытство: что у малышки внутри, как устроена та или иная часть тела, и вообще – каждый мальчик должен попробовать сладкий десерт.
А как там, а если лизнуть, а поковырять, в мокрую дырочку писю запихать. Ура, получилось!
Первая попытка и такая удача.
Пришлось срочно женить обормота.
Виктор Николаевич тогда ещё находился на половине пути к стакану. Девочку взяли жить к себе, освободив для молодых большую комнату.
Новая невестка была прелестна: ребёнок, ангел.
– Как её угораздило оказаться под сыном, уму непостижимо, – размышляла Регина Егоровна, – что-то у них в этом возрасте с головой происходит, она же по сравнению с ним кроха.
У новоявленного мужа тем временем рос аппетит на фундаментальные сексуальные исследования.
Мальчуган он симпатичный, общительный. Любопытство и агрессивная сексуальная настойчивость почти ежедневно приносили в его интимную копилку сладкие спелые плоды, открывая перед юным дарованием всё новые и новые влажные пещеры, скрывающие в себе загадки и тайны.
Впрочем, желания и похоти с лихвой хватало и для Дюймовочки, тем более что незаметно наступил срок, когда миниатюрная нимфетка родила крошечную малютку, щуплое тельце которой, обезображенное физиологической желтухой недоношенных детей с ужасным названием, которое невозможно выговорить, целиком умещалось на ладони взрослого человека.
Супруг, полностью освобождённый от обязанности удовлетворять в постели жену, точнее, временно отстранённый от исконного мужского права входить в святая святых без стука, пустился в весьма интригующее эротическое путешествие по бескрайним просторам интригующих разнообразием девичьих деликатесов, забывая по несколько дней приходить домой.
Ему было плевать, что он уже отец, к тому же – глава семейства, – сами женили, пусть командуют.
Девочка загрустила. Она стремилась на свет любви, а налетела на обжигающее пламя неверности.
Настоящая беременность, совсем не иллюзорные роды, дитя, яростно сосущее малюсенькие, вполне ещё детские, наполненные молоком грудки, постоянно прикусывающее нежные соски девочки до крови, ставили её и гиганта мужа в неравное положение.
Невестка, преждевременно ставшая матерью, и он, освобождённый от каких-либо обязательств недоросль, очутились на разных планетах, но в одной постели.
Николай играл со своим мужским агрегатом как ещё недавно с машинками, позволяя себе любые фантазии приводить в исполнение.
Процесс оказался поистине захватывающим. Во всяком случае, поглотил мальчика с головой.
Регина Егоровна, будучи любящей матерью, уговаривала и эту невестку не обращать внимания на мужские шалости, – повзрослеет, нагуляется, наберётся ума – будете жить поживать да добра наживать. Он же мужчина, детка, нужно с этим считаться. У вас семья. Вот Виктор Николаевич…
– Вас не поймёшь, Регина Егоровна. То Колька ещё ребёнок, а когда надо – мужчина. Определитесь.
Свекровь понимала, что неправа, но вынуждена была защищать своё, родное.
Девочка не выдержала давления с двух сторон, устала переживать и плакать, ушла к родителям.
Николай, нисколько не повзрослев, но основательно набравшись сексуального опыта, больше не позволял многочисленным поклонницам использовать всуе животворящее семя.
Лёшик, напротив, тащился от способности делать из девочек женщин без излишней предосторожности, оплодотворял качественно, стабильно, влюбляясь и разлюбливая основательно и часто.
Дети интересовали его лишь как занимательный процесс их создания.
О некоторых произведённых им на свет чадах Регина Егоровна узнала лишь недавно, когда и без того сломался фундамент возведённого ей семейного сооружения.
Она уже была не в силах одна тащить неподъёмный воз, поэтому предпочла не вмешиваться более в многочисленные последствия, оставленные весьма активными спермиями сына.
Ей было достаточно троих отпрысков, которым она уже определила пожизненный пансион.
Регина Егоровна купила тому и другому квартиры, полностью оплачивала коммунальные расходы, но, ни разу и не услышала от них слов благодарности.
На своё иждивение Регина Егоровна приняла и дочку Дюймовочки. Покупала одежду, оплачивала учёбу и ежегодный отдых на море, давала карманные деньги.
Каждое лето бабушка выезжала с внуками в речной круиз на теплоходе.
Виктор Николаевич к тому сроку ушёл в запой с головой, теперь и вовсе уехал, посвятив жизнь, теперь уже основательно, любимому хобби.
Старший сын, дважды уже разведённый, недавно опять женился. На этот раз выбрал в спутницы жизни женщину гораздо старше и опытнее себя, с довеском из двух малышей погодков.
Дети в принципе его не касались, точнее – он их, зато они мешали процессу любви.
К тому времени Никита успел подрасти, вполне мог пригодиться в качестве няньки.
Кому в голову пришла подобная идея – неважно. Лёшик вдруг вспомнил, что он отец, и забрал у Регины Егоровны внука. Мало того, полностью прекратил контактировать с матерью, запретив Никите общаться с бабушкой.
Правда, это не мешало ему жить в маминой квартире, которую она же и оплачивала, заодно высылая ежемесячные денежные пособия для Никиты.
А вчера сын поднял трубку телефона и грубо безразлично произнёс, – женщина, я вас не знаю и знать не хочу, прекратите сюда названивать. Никита – мой сын. Забудьте про него. Про меня тоже. Надеюсь, больше с вами не увидимся.
– Ты ничего не перепутал, сынок!
– Успокойтесь, женщина. Так будет лучше… для всех. Умейте проигрывать достойно.
– Разве мы во что-то играли, живым ребёнком! А когда наиграешься в семью, что будет с Никитой, неужели ты никогда не повзрослеешь! А что будет со мной, об этом подумал? О том, что делаешь больно родившей и взрастившей тебя? Женщина. Как ты смеешь так разговаривать с матерью! Мне страшно за тебя, за твоё будущее, сынок.
– Сочувствую, но со своей жизнью предпочитаю разбираться сам. Во всяком случае, сегодня. А на завтра мне плевать.
– Может быть, попробуешь жить самостоятельно… начнёшь как все, со съёмной квартиры, копеечных заработков, с нужды?
– Прощайте, женщина. Ещё раз настоятельно требую оставить мою семью в покое.
На этом Лёшик цинично бросил трубку.
Регина Егоровна минут двадцать пребывала в ступоре, застыв с телефонной трубкой у уха.
Ранимая психика отказывалась воспринимать сказанное всерьёз.
Первой реакцией, как только пришла в себя, была спонтанная попытка перезвонить.
– Кому, зачем, – спохватилась она, – Женщина… конечно женщина… кто же ещё!
Регина Егоровна расплакалась. По-настоящему, до спазмов в лёгких и рыдающей боли в горле, опустошая до дна многолетние запасы невостребованных по назначению слёз, высушивая душу досуха, испытывая на прочность само желание жить.
– Рано ещё списывать меня в утиль, сынок, слишком рано... у меня внук, три внучки. И сыновья. Конечно, они эгоисты, живут исключительно для себя, но может быть, когда-нибудь... и Лёша. Произошло недоразумение, он поймёт, не может быть, чтобы не понял, иначе... ведь это я подарила ему жизнь, я-я-я-я!!!
Как же всё сложно и противоречиво в этом мире, полном парадоксов и несоответствий. Это полоса, тёмная фаза событий. Она обязательно минует, как смена времён года, как фаза Луны, время суток.
– Нужно лишь навести порядок. Сначала в кухне...