Плейлист

Мария Евтягина
Проглядывала плейлист в телефоне, собранный за последние годы. Ситуативные случайные вещи удаляла, мелодии-иллюстрации для текстов тоже, оставляла только сокровища на память, или то, что слушаю часто… Треки, песни и музыка в списке самые разные, за многими стоят имена. Люди, ушедшие из моей жизни, идущие рядом, когда-либо подарившие мне кусочек удивительного мира, сегодня я хочу поговорить с вами.

Бабушка Надя… Помню твои мягкие ладони в белой муке, цветастый фартук, волшебные запахи из духовки, высокий красивый голос, напевающий: "Ландыши, ландыши"…
Я не верю, что года
Гасят чувства иногда,
У меня другое мнение…
Ты самая лучшая бабушка на свете. Жаль, что я говорю тебе это так поздно. Царство Небесное тебе, милая бабушка!

Оля… Ты открыла мне песни Ирины Богушевской. Тогда, много лет назад, у тебя была кассета, одна кассета, которую я переписала и крутила вновь и вновь, так она легла мне на сердце. Твоя любимая песня, я помню, "Наперегонки с волной" :
Улечу в Марсель или Афины,
Напоследок рыбакам спою,
И возьмут к себе меня дельфины,
В стаю, как свою.
Растворят изменчивые волны
Облик мне наскучивший земной…
А мне очень близка другая — "На гребне волны", тоже морская.
Оль, а ведь ты никогда не видела моря. Я не раз входила в морские волны, встречала и дельфинов, случалось быть на гребне волны в прямом и том, что в песне, смысле. А ты всю жизнь боролась с онкологией. Два слова определяли всю жизнь — ремиссия и рецидив, много лет, без моря, без права на семью, на детей… У меня было уже двое, когда ты устала и сложила руки, словно отказываясь от земного облика.
Средь дельфиньего народа
Обрету тогда свободу
Мчаться наперегонки с волной…
Я хочу верить, что ты сейчас на гребне самой чудесной из волн, в дельфиньей стае, прекрасная и счастливая.
Ведь дельфин не знает слова "печаль".

Элька… Конечно, Шопен, 20-й ноктюрн. Ты искал идеальное исполнение, отвечающее твоему сердцу, прослушал не один десяток исполнителей. Я была поражена таким подходом к вопросу! Мне до такого не дорасти, поэтому просто доверяю тебе, приняв из рук твоих этот подарок. Печаль и глубина в нём, тягость воспоминаний и лёгкость прощения. Без тебя я не услыхала бы и половины этого.

Янка… Как ни странно, у меня нет твоих песен, я их почти не слышала. О тебе — моё собственное стихотворение, для которого ты написала мелодию. Иногда мне кажется, ещё немного — и я услышу твой голос, поющий "Снежную нетронутость". Увы, её никогда не будет в моём музыкальном списке, кто-нибудь выбросил все твои записи после твоих похорон. Бедная моя Янка. Но ведь эта песня, наша с тобой песня, была! А кто способен уничтожить то, что уже произошло? И твои стихи, я помню:
Лежала тень наискосок,
И пахло в комнате цветами.
И боль ударила в висок,
Та боль, что стала вдруг стихами…
Однажды я достану все твои письма и перечитаю их. Не сейчас. Когда отболит. Поёшь ли ты Там, Яна?

Лёшка… Наверное, нужно было бы вспомнить о "Песне открове…", но она у меня ассоциируется с однажды услышанной историей про тебя и Ратика. Как вы вдвоём, пьяные, сидели над ноутбуком, слушали это: "Чебурашки дохнут от собачьей чумки" и глубокомысленно рассуждали о глубине текста. Поэтому я сразу начинаю смеяться, а потом плакать. Нет, в моём списке твоя песня другая — "Tu ma promis". Вот она звучит, а ты выжимаешь педаль газа, идя на обгон какого-нибудь тихохода, едущего впереди. Подпеваешь: "Тутурю-туту" и улыбаешься до самых оттопыренных ушей.

Зуличка, певунья моя… У меня много спетых тобой песен, в телефоне и в сердце. Одна та, которую ты подарила мне на день рождения, чего стоит! А те, что ты пела моему малышу, когда он засыпал? Из далёкого Казахстана в российскую глубинку проникало нежное: "Угомонись, не плачь, сынок"… Ты чудо. А самой близкой для меня всегда будет песня Севары, спетая твоим прекрасным голосом:
Там нет меня,
Где пароход в ночи надрывно прогудел,
Где понимает небосвод,
Что без тебя осиротел.
Я только там,
Где нет меня — вокруг тебя невидимо.
Ты знаешь, без тебя ни дня
Нельзя прожить мне, видимо…

Саня… Ты много пел сам, мой малыш до сих пор любит твою "Челокошку", а для меня ты остался в другой песне, в "Можжевельнике". Помнишь, мы говорили о эрудированности Бранимира, о многослойности и насыщенности его текстов, и я нашла в Википедии, что значит "путешествуя в Икстланы". Оказалось, что это из Кастанеды: Икстлан — метафорическая родина, на которую стремится вернуться человек знания. Я так и не привыкла к вокалу Александра (Бранимира), но эту песню ставлю иногда, тихонько подпевая:
После долгих лет
Будет вечный свет…
Пусть он будет. А я никого не вычёркиваю, просто иногда нужно взять паузу. Или остаться добрым воспоминанием. По крайней мере, для меня ты остаёшься именно таким. Мы, люди, все разные.
И нас так много швецов и жнецов, на дуде игрецов
И все кругом от пажа до бомжа норовят стать министрами
И порой не понять: чей путь пагубен, чей образцов.
Все земные пути можжевельником выстланы.

Рыжик… Ну, да, мне надоело тебя камуфлировать, ты сказочно рыж, не читающий моих рассказов. Вот, как видишь, пишу и надеюсь, что однажды прочтёшь и схватишься за голову, за свою рыжую голову: опять Машка меня палит. Не ругайся, имя твоё не написала же. А вот про песню, которую ты для меня открыл, и теперь она для меня — твоя, напишу. Это группа "Белая гвардия", помнишь? "Когда ты вернёшься". Что для тебя в этой песне играет на струнах души? "Всё будет иначе, и нам бы узнать друг друга"? Или может быть, это пронзительное: "жребий давно и не нами брошен"? И музыка, конечно, простая, но цепляющая печалью и нежностью. Когда ты вернёшься, Рыжий? Слушаю песню и грущу о тебе, уходящем куда-то в сторону не-жизни (слово "небытие" звучит слишком страшно).
А я не жена и даже не подруга…

Лёка, птица моя… "Цветок ненастья", группа "Пикник".
Вроде бы ещё нам солнце светит,
Звонкими лучами бьет в окно.
Вроде бы легко нам жить на свете —
Отчего так на сердце темно?
Помнишь, даже в нашей сказке "О зебрах, енотах эт сетера" твой персонаж поёт последнюю строку этой песни:
"Оборвётся просто и легко"…
Ну, уж нет, моя хорошая. Не надо обрываться. Пусть у нас ещё будет Питер, много-много смешных енотов, и неожиданное солнце над Невой. Гони ненастье, ты же крылатая!

Анюта… Не помню, слышала ли я, как ты играешь на фортепьяно, но кажется, что слышала. Твоё для меня — "Адажио" Альбинони. Печаль, невосполнимая печаль, тягучая, как одиночество. Анечка, я не знаю, увидимся ли мы вновь, но мне не хочется вспоминать тебя в болезни. Ты навсегда — светлая тихая девочка, перебирающая клавиши нежными пальцами. Храни тебя Бог!

Миша… Аргентинское танго, да? Помнишь: океан, белый песок, текила, чайки, — всё то, что бывает в красивом придуманном мире. Иногда и пофантазировать можно, правда? Спасибо, что сказал тогда: "Садись рядом", пустив в свою мечту. А ещё про тебя Джесси Кук, человек с волшебными пальцами, достающий из гитары целые миры. Где-то там, в этих мирах, бродим и мы с тобой, Мишка.

Натка… Конечно, "Мельница", ведь мы познакомились на её концерте, и солистка твоя тёзка, и вся ты такая, как эти песни. Мы подружились в то время, "когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз", но почему-то быстро разлетелись. Иногда мне кажется, что Королевна — это ты.
"В тумане различит мой взор
Лишь очи цвета горечавки.
Ах, видеть бы мне глазами сокола…
Где-то бродят твои сны, королевна?
Далеко ли до весны травам древним?"
Давай не будем теряться. Я тебя люблю.

Вова… Почему-то не музыка, нет. Стихотворение. То, что про девочку на велосипеде. Сейчас вспомню, чьё. Ах, да — Олега Чухонцева. Я не запомню его наизусть, ты не прочтёшь его вслух для меня, но навсегда у меня останется ощущение, что в этих строках — ты настоящий. А песни… Пусть у нас их ещё будет много.

Саша… Ты любишь Земфиру, однако для меня ты не в её песнях. А где же? Задумалась. Наверное, французский шансон, обязательно женским голосом. Тихий полумрак, бокал хорошего вина и мягкий грассирующий голос певицы. Красивый ты, Саш, вот и ассоциации такие. А ты, наверное, сейчас смеёшься над ними, смешливый. И пусть, мне не жалко.

Виконт… Ты уже третий Саша в списке, поэтому Виконт, таинственный и изящный. Когда я закончила повесть, первую свою вещь, кто только не ругал меня за неё, и только ты абсолютно верно написал мне, о чём она на самом деле. И прислал трек Los Lobos, песню Beautiful Maria of my Soul. Это было для меня такой поддержкой, что вот, как видишь, пишу уже два года, не боясь оказаться непонятой. Благодарю тебя.

Аня… Вечная наша староста. Ты почти не изменилась со времён нашей учёбы. У тебя в углу комнаты стояла арфа, но для меня ты в фортепианной мелодии Глюка. Помнишь, ты ласкала белые и чёрные клавиши, а твой младший братик играл на флейте? Это ведь был Глюк, правда? Несказанно прекрасно, Ань, спасибо за такой подарок.

Антон… Твой старший брат, Аня. Когда ты позвонила и попросила молиться, мы не отлипали от экранов телевизоров, со страхом следя за штурмом на Дубровке. А потом долго не могли дозвониться на горячую линию, чтобы узнать, не значится ли в списках погибших… Значится.
Для меня ты Флейтист с большой буквы, Антон. И Человек тоже — с большой. Ты мог уйти через окно в самом начале теракта, но остался со всем оркестром. Твою мелодию вспомнить не могу, не сильна в классике. А на том концерте, когда ты выступал со своим другом Никитой, я не помнила себя от волшебства, которое вы творили. С тех пор все флейты мира для меня — это ты. Наверное, сейчас играешь ангелам, а они плачут от того, что люди умеют любить, и это сильнее смерти. Вечная память тебе, Флейтист.

Перебираю песни и мелодии, как цветы, как гербарий, засушенный в недочитанной книге. Кто ты, читающий эти строки? Откроешь для меня свою песню?