2
Они уже подходили к дверям своей комнаты, когда странный холод прошел по всему телу. От неожиданности он вздрогнул, что не прошло незамеченным событием для жены. Она резко остановилась, пристально вглядываясь в его лицо:
- Тебе плохо, дорогой?
- Не волнуйся, все нормально, просто я устал сегодня, пожалуй, я не буду сейчас работать.
- Работать? Тебе пора выбрать другой режим, ночные работы не слишком полезны.
- Ты же понимаешь, детям так хочется праздника, - при воспоминании о внуках улыбка озарила его лицо, глаза засияли.
- Возраст диктует свои правила, мы вынуждены к ним прислушиваться, ты так не считаешь?
- Конечно, ты права, вот вернемся домой и все устроим по-новому. А сейчас придется потерпеть. Прошу тебя, не волнуйся, для беспокойства нет причин.
-Ты меня почти успокоил. Я выйду на балкон, воздух такой чистый после грозы.
- Ты слышишь, опять начинает греметь, похоже, не все завершено. Я немного посижу, просмотрю последние новости, ты отпускаешь меня?- при последних словах он слегка обнял ее и пристально посмотрел в глаза, которые смотрели на него с тревогой, которую ей не удавалось скрыть.
- Договорились, только не засиживайся слишком долго, прошу тебя.
- Обещаю. Ты ложись, не жди меня.
Он чувствовал, что странные потоки все усиливаются, волновать жену он не хотел, нужно было поскорее остаться одному и постараться понять то, что с ним происходит. Это не было сердечным приступом, что сняло первичную тревогу. Он сел в кресло у компьютера и стал наблюдать за происходящим. Сознание стало меркнуть, хотя на его окраинах оно сохраняло активность наблюдателя. Контуры комнаты исчезали медленно, так гас свет в кинотеатрах его детства. Комната стала наполняться светом, источник которого ему не был понятен. За попыткой его выяснить он упустил более важное событие – связь с телом прервалась. Странное состояние стало его беспокоить, он не потерял восприятие себя, но оно было лишено тела, что вызывало чувство недоумения.
События стали ускорятся, он едва успевал реагировать на происходящее. Край комнаты стал темнеть, уплотняться, напоминая опущенный занавес в театре. Дальше все стало совсем необычным, он одновременно был зрителем и участником, хотя вернее было бы сказать не зрителем, а слушателем, хотя голоса он узнавал сразу. Вокруг него суетились незнакомые люди, языка он не понимал, как и того, что с ним происходило. В какой-то момент зритель исчез и он стал проживать происходящее в полном объеме, так и не поняв того, чем все это вызвано.
Он приходил в себя, как бы восстанавливая ровное дыхание после неожиданного спазма. Все было очень странным, он не мог оценить произошедшие перемены, понимая только, что произошло событие, изменившее все. Он не утратил ощущения себя, хотя никаких конкретных привязок к телу не было. Удивление вызвал процесс мышления – он не был привязан к голове, которую он не ощущал. Вспомнилось интервью с выжившими в глуши аборигенами племени, которые смеялись над белыми, которые утверждали, что те думают головой. По их мнению, это происходило в желудке. Зря он тогда смеялся, сейчас он не может ни к чему привязать свое мышление. Следом появилось чувство обделенности – где эти длинные коридоры с ярким светом, по которым он должен лететь? Правильно он с иронией относился к описанию подобных путешествий. Ничего не происходило. Удивление вызвало собственное состояние. Напряжения не было, не было и беспокойства. Было только любопытство – что же дальше.
Он уловил изменение, хотя не мог определить, что происходит. Через мгновение, он понял – чем, как - ответить он бы не смог. Он не один, за ним кто-то наблюдает, в этом сомнения не было. Внутреннее тепло стало ответом.
- Дорн, ты, дружище? Я рад тебе!
- Не сомневаюсь, - та же легкая хрипотца и улыбка в уголках глаз, как раньше, только теперь никакой фигуры он не видел.
- Ты не прояснишь мне ситуацию – я живой или уже нет?
- Забавно, что ты это спрашиваешь у меня.
- У меня ограниченный выбор. Насколько я понял – я один здесь.
Возникла пауза. Дорн явно что-то обдумывал, оценивая ситуацию. Пауза была долгой, он, наконец, нарушив ее, заговорил:
- Наша встреча будет короткой. Давай обсудим главное.
- Ты знал, что это со мной произойдет?
- Что? – в голосе Дорна послышалась насмешка.
- Ты прав, я не понимаю, что со мной и где я. Подскажи, прошу.
- Я пока и сам не понимаю происходящее. Я только слышал о таком. Почему именно ты, не понимаю. Ты меньше всех готов к этому.
- К чему?
- У меня три версии, выбирай ту, которая больше нравится. Ты заслужил такую честь - за особые заслуги так сказать. Ты напросился сам, так называемый доброволец, есть такие любители. Прыгают в воду, не умея плавать. Надеются – поплывут. И третий вариант – игра случая. Рулетка вселенной. Так что выбираешь, что молчишь?
- Ты меня озадачил, хотя ответ очевиден. Заслуг я не имею, даже ваших основ алхимии не освоил. Не помню, что бы я вызывался что-то совершать героическое. Отпадает. Остается только Рулетка. Только ты не сказал главного – о чем речь, или это игра втемную?
- Помнишь свою ночь озарений, когда ты понял, что все твои заслуги, все, чем ты так гордился – заслуги бабушки, деда, помнишь? Это они засеяли твое поле. Да, ты потом трудился – поливал и снимал урожай. Но засев – их работа.
- Помнить, конечно, помню, только сейчас это к чему ты говоришь, Дорн?
- Предыдущий засев дал отклонение. Человечество отвернулось от себя. Процесс взросления затянулся. Глупости достигли такой глубины, что надежды на полноценный результат стали таять. Тогда ускорили время – очевидность саморазрушения должна была привести человека в чувство. На деле – не привела. Процесс распада только углубился.
- Причем здесь я? Не понимаю.
- Вот и я не очень понимаю. Ты выбран для нового засева?
- Кем?
- Рулеткой, это образно. Игра случая.
- Дорн, ты прости, конечно, но ты несешь полную чушь. Какой засев? Какая Рулетка Вселенной?
- Это ты меня прости, не смог объяснить, а время истекает.
- Какое время? Моей жизни?
- Да успокойся, живой ты. Похоже, вышла накладка. Твой путь был занят.
-Кем?
- Ты что думаешь, такие серьезные дела не дублируют? Это же событие вселенского масштаба, - он услышал в голосе нотки недоумения.
- У меня к тебе просьба – поддержите с Бабочкой мою девочку. Он внезапно почувствовал щемящую боль. Он вспомнил о ней только сейчас, как он мог? Она там одна, на Земле. Ему стало страшно. Он вспомнил все произошедшее – она же в Китае одна совсем.
- Не одна. Ты там с ней, хотя и не очень активный.
Дорн замолчал, усмехнувшись про себя. Его девочка, как он ее называл, могла поддержать кого угодно. Да и держит там, на Земле, его тело… Говорить этого он не стал, ограничившись одной фразой:
- Все. Твой путь открыт. Помни - это честь не каждому выпадает. Действуй по обстановке. Я плохой советчик, мне такое не предлагали. Удержи себя. Твое спасение – ОНА.
Все разом прекратилось. Все изменилось. Он успел прошептать:
- ДЕВОЧКА МОЯ…
Вот и в этот раз все исчезло мгновенно, вызвав острое чувство досады. В детстве, во время киносеансов, пленка часто обрывалась на самом интересном месте. Зрители от возмущения начинали свистеть. Как ему захотелось вновь свиснуть киномеханику, но его бы никто не услышал.
Он обхватил голову, понимание пришло мгновенно. Это память вернула ему самые первые события после потери сознания на трапе самолета в Китае. Теперь у него есть почти полная картина. Нужно все хорошо запомнить. Дорн, конечно, он должен встретиться с ним. Как давно он не вспоминал о нем.
Что он говорил о засеве? И что это за рулетка, о чем он говорил?
Легкий стук заставил его поднять голову.