Она лежала, уткнувшись щекой в холодную траву. Утро целовало нежную кожу, мягкое солнце заводило беседу. Лес оживал, пытался взять ее за руку. Но у нее не было сил протянуть руку в ответ. Она просто лежала и чувствовала щекой холод травы, порой собирая ресницами росу.
Сколько она уже здесь? Трудно сказать. Помнится, вчера вечером Нортинду начало мутить от запаха хлеба. Впервые за много лет.
Хлеб всегда был символом уюта и любви в ее доме. Мать каждый день выпекала свежие булки, и ломти сразу расходились в благодарные руки родных и друзей. Эта румяная корка, этот дивный запах – то, что уже много лет собирает всех за одним столом. Беседы ни о чем, искренний смех, чистые глаза – все это за куском хлеба изо дня в день. А как встанешь из-за стола – сразу кровь приливает к мышцам, энергия струится по венам. И хочется жить, бродить по взморью, карабкаться по деревьям, бежать вслед за ситрами.
Но вчера вечером Нортринда оттолкнула от себя хлеб. Ее начало мутить. Казалось, вот-вот вывернет наизнанку. То, что вчера казалось вкусным, сейчас вызывало отторжение. Тепло превратилось в жар. Аромат в смрад. Румяная корка в металлическую шелуху. Семейное застолье – в парад пустословия.
Она выбежала из дома и побежала прочь. Побежала, не видя дороги. Бежала, не имея цели. Она не позвала Ари, своего верного спутника. Она никому ничего не сказала. Она просто бежала. Бежала, сбивая ноги, задыхаясь, путая волосы на ветру. Казалось, вонь этого хлеба преследовала ее. Ей хотелось умыться, снять с себя эту одежду, эту кожу, выбраться с этого острова, из этого мира. Она бежала. Бежала. Бежала.
И вдруг, ноги будто подкосило. Невидимая рука ударила ее сзади под колени, и она упала. Упала лицом в холодную траву. В окружении темных силуэтов лесных деревьев, она упала и с тех пор не вставала.
Она не понимала, где она. Привычные места не имели значения. И было неважно, что именно на этом месте она обычно останавливается, чтобы осмотреть деревья и дать передышку Ари. Она не вспоминала, что именно здесь спасла когда-то маленького лисенка. Было неважно, что именно здесь еще две ночи назад она танцевала под звездами, радуясь приходу лета. Сейчас всего этого нет. Есть лишь голая холодная трава на ее щеке.
Иногда она забывала дышать. Иногда моргать. Силы будто вытягивала из груди родная земля. Все, что было ценно, теперь зарыто. В руках не осталась пульса. В сердце – веры. Волосы опутывали рога бессильно. И казалось, что это – конец всего. Что с этой земли больше никогда не подняться. Что больше никогда не будет солнца. Что хлеб никогда впредь не будет сладким. И стала неважной мысль о спасении леса. Все умирают, умрут и эти звери, большое дело. Пусть вырубают деревья, пусть крадут пшеницу. Все неважно, в этой земле однажды будут все наши имена, так что ж теперь. Нортинда вдыхала пыль и не замечала этого. Воздух и песок смешивались в легких, царапали кровь изнутри, но она оставалась неподвижной. Сердце билось о землю, но Нортинда не слышала. На это место, казалось, уже можно нести цветочные гирлянды в знак вечного упокоения.
А небо меж тем расцветало ирисами. Первые лучи солнца целовали предрассветную пору. Листва вплеталась в тусклые звезды, рисуя замысловатые узоры. Никто не трогал Нортинду. Небо жило своей жизнью, позволяя девушке врастать в холод земли. И она врастала. Сплетала коренья с аортой.
Так прошла ночь. Так прошло утро. Так начинался день. Все оставалось прежним, неподвижным, безмолвным. Никто не пришел на помощь. С неба не грянул гром. Остров не захлестнуло цунами. Но Нортинда просто встала. Встала, отряхнув льняное одеяние, посмотрела в небо и спокойным шагом направилась в сторону дома.
Что произошло – никто никогда не скажет. В том лесу не было зрителей, а земля умеет хранить молчание. Нортинда и сама едва ли смогла бы пересказать историю этой ночи, если бы ее попросили. Как славно, что никому это в голову не придет. Детали излишни, важно лишь, что упав на самое дно, Нортинда нашла там нечто важное. Коснувшись босой ногой дна пропасти, она оттолкнулась и направилась вверх. Лежать в этом лесу было важно. Прикасаться всем телом к этой земле. Забывать дышать. Проваливаться все дальше. Ведь только так можно встретить небо. Лишь ослабев до конца, можно обрести силы, чтобы встать. Это важно.
Эта ночь навсегда останется великим таинством тошнотворного хлеба, холодной травы, обессиленных рук и бесконечной свободы.