Глава 26. Чёрно-белые контрасты

Рияд Рязанов
   Я с наслаждением вытянулся на диване, подложив под свою голову пухлого бамбукового медведя, когда-то, наверное, выполнявшего роль лучшего друга маленькой Арсинои. От него пахло пылью и солнцем - запахами детства.

   Я закрыл глаза и стал думать о скором отъезде Вероники, о том, что мы скоро останемся с Пафнутием вдвоём, без женского тёплого и требовательного присутствия, и никто не будет тыкать нас носом в случившийся по необходимости производственный мусор. Такая перспектива должна были радовать, но радости не ощущалось. А вдруг она вообще не вернётся?

   Впрочем и грустить как-то особенно не получалось, то ли вследствие восхитительного обеда, то ли по причине природного легкомыслия. Что будет, то и будет, решил я. Возвращаться из самого благополучного города страны в сибирское захолустье и жить целую зиму с двумя бирюками под одной крышей, конечно, было абсолютно неразумно по современным господствующим понятиям о счастливой жизни. Ну а коли вернётся, честь ей и хвала! Мы будем любить её пуще прежнего.

   Успокоенный таким выводом и осознанием собственной мудрости, я задремал.

   Разбудил меня Алексей Иванович. По выражению его лица было ясно, что Наташины простодушно-хитроумные экзерсисы по его охмурению завершились удачно, и он крепко сел на крючок.

   Я был рад за обоих и решил, что их надо поженить. В этом был свой резон и выгода для меня. Хорошо иметь друга, у которого хорошая жена и которая хорошо к тебе относится. К такому приятно прийти в гости, отдохнуть душой и уйти сытым.

   В атмосфере хорошего настроения мы продолжили свою работу и закончили кровлю за два текущих дня - не без помощи Наташи и Андрея, которому мы пообещали помочь покрыть крышу будущим летом.
   
   Вечера, как и прежде, проводили в нашем уютном кабинете, но уже при свечах. Как я понял, это была инициатива Вероники, которой, как хозяйке литературного салона, захотелось привнести необходимые акцентирующие эффекты, руководствуясь собственным чутьём. Теперь она больше думала о том, чтобы обеспечить присутствующих необходимым комфортом, молча приносила на подносе печенье и чай, и собственноручно разливала его из красивого фарфорового чайника, специально купленного для этой цели.

   На посту № 1 Веронику заменил Алексей Иванович, обладавший ровным и приятным голосом проповедника. Он не лишал себя удовольствия время от времени давать пояснения о читаемых событиях с точки зрения божьего промысла. Комментарии его имели эффект - содержание книги как-бы расширялось и углублялось.

   Владимир Владимирович был весьма доволен нашим установившимся образом жизни, проникнутым созидательным трудом, культурным досугом без отупляющего телевизора и тесным общением с природой. Он не раз, то ли в шутку, то ли всерьёз высказывал желание остаться с нами навсегда, если бы не оставшаяся в Москве больная супруга. Уже на прощание, в аэропорту, он долго держал мою руку в своей и настоятельно просил приехать в гости, как только я закончу свою работу в посёлке. Рядом стояла Вероника и молчала. Если бы она поддержала просьбу отца, я бы ни секунды немедля дал железное обещание непременно приехать. Но она молчала, и я уклончиво ответил, что вряд ли скоро освобожусь, потому что много дел и по обустройству собственного жилища. На этом мы и расстались.

   Несколько потерянный, я вернулся на автостоянку, где ожидал меня Алексей Иванович.

   - Проводил? - спросил он меня.

   - Да. Поехали!

   - Хорошо бы выпить, - выдал вдруг я, когда машина тронулась.

   Алексей Иванович, немного подумав, предложил:

   - Поехали ко мне. Сделаем выходной. А завтра с утра возобновим работы на объекте.

   - Вместе?

   - Я помогу тебе с кафелем, чтобы успеть к приезду родителей. А ты мне поможешь обои наклеить во второй половине дома.

   - Обои тебе пусть Наташа помогает клеить. Я это бабское занятие терпеть ненавижу! - вежливо пошутил я, не сомневаясь в истинной цели трудового порыва влюблённого прораба.

   Он ничего не ответил, только улыбнулся и поддал газу. Машина понеслась по прямой автостраде, едва не взмывая в воздух.

   По дороге мы заехали в известный магазин и забрали заказанную Эвелиной плитку, а также закупили необходимый клеящий материал и расшивку.

   Затем, против моего ожидания, мы поехали в сторону коммунального моста.

    - А говорили, что ты в Краснообске живёшь.

    - Это старые сведения. Ту квартиру я передал сестре, которая перехала с семьёй из Казахстана. А сам поселился в материнской, почти в самом центре. Похоронил недавно.

    - Понятно...

    Квартира была двухкомнатная, но просторная - полногабаритная, сталинской постройки, с высоченными потолками. Мне нравились такие квартиры - в них всегда много воздуха.

    Мебель тоже была той эпохи. Из массивного буфета, так называемой горки, Алексей Иванович достал бутылку ирландского виски.

    - Красиво живёшь!

    - Это заказчики меня презентуют, - пояснил прораб, наливая золотистую жидкость в бокалы тёмно-красного стекла. - У меня их много...

    Он мотнул головой в сторону буфета, за стеклом которого были видны разные бутылки коньячного типа.

    - Премия за хорошо и своевременно сделанную работу?

    - Да. С хозяевами я никогда не выпиваю, чтобы соблюдать необходимую дистанцию и не разрушать сформировавшееся о себе положительное впечатление как о порядочном человеке.

    - А разве ты можешь быть непорядочным? - спросил я недоверчиво.

    - В пьяном виде любой человек может повести себя не так, как привыкли его видеть люди в трезвом состоянии. Я - не исключение.

    - Наговариваешь на себя...

    Я покачал бокал в руке, любуясь волнением жидкости в красивом бокале, а затем выпил залпом.

    - Мы же выпивали с тобой у меня. Ты от этого ещё симпатичней становишься.

    - То в гостях. А дома могу переборщить.

    - Ничего страшного. Иногда можно, чтобы нервы успокоить, от накопившихся негативов избавиться.

    - Да у меня сейчас и нет никаких негативов. Наоборот, настроение прекрасное.

    - Будет ещё прекраснее!

    Подогретый приятной огненной водой, я чуть было не спросил его планы насчёт Наташи, но вовремя передумал. С такими как Алексей, лучше не форсировать события такого рода. Пусть всё развивается естественным путём, а то начнутся всякие самокопания - прав ли я да имею ли право?

    - Совсем забыл. Звонил твой товарищ по вакханалиям. Оставил номер телефона своего нового местожительства. Просил позвонить при случае. Сейчас как раз такой случай.

    - Он достал бумажку из-под аппарата и подал её мне. На ней кроме телефонного номера крупной прописью прораба было выведено - " Руслану от Марата ".

    - Я потом как-нибудь. Сейчас настроения нет.

    А сам представил как возьмёт трубку Тоня и сладким завлекающим голосом сообщит какие виды услуг они могут предоставить клиентам. Хорошо бы их всех направить на спасительный путь, но где наберёшь для них столько Алексеев Ивановичей?

    Чтобы отвлечься от не очень приятных в настоящий момент воспоминаний, я переключил внимание на отделку и убранство квартиры. Стены и потолки были тщательно прошпаклёваны, отшкурены и побелены водоэмульсионкой  до состояния поверхности куриного яйца. Видимо, прораб сам приложил умелые руки к предельно простой, но приемлемой для здоровья отделке. Двери и радиаторы водяного отопления тоже были белыми. Но зато вся мебель была тёмная, по старинному колоритная. Похоже, Алексей Иванович оставил имевшуюся современную обстановку прежней квартиры своей сестре и ничего оттуда сюда не привёз.

    На одной из стен висел чёрно-белый фотопортрет молодой женщины с гладко прибранными светлыми волосами. Я пригляделся и увидел в ней Наташу.

    - Это твоя жена?

    - Да, - ровным голосом ответил Алексей. Время грустных вздыханий, видно, прошло. Он вступил в полосу нового интереса к жизни.

    - Почему-то чёрно-белые фотографии и фильмы кажутся более художественными, чем цветные.

    - Это давно известно. Игра света и тьмы делает произведения более выразительными.
    - Игра на контрасте...

    Я вспомнил, как здорово смотрятся молодые битлы на чёрно-белых фотографиях их немецкой подруги Астрид Кирхгерр, запечатлённые в период их гамбургского пребывания в скромной безызвестности и как много они потеряли, несмотря на эпатажный вид, когда на них обрушилась мировая слава и масса фотокорреспондентов с суперсовременными фотоаппаратами.

    - Интересно, - продолжал я умничать. - Почему художники не рисуют свои картины чёрными и белыми красками?

    - Почему не рисуют? А как же графика?

    - Так это карандашами... углём и ещё чем-то подобным.

    Я отхлебнул довольно большой глоток виски. Градусы были как у водки, и я стал реально пьянеть. Почему-то оба мы пили не закусывая, хотя на тарелочке тёмного стекла белели светлые дольки нарезанного сыра. Мне, понятное дело, не хотелось есть от всё более осознаваемой грусти разлуки, а вот Алексею, должно быть, от нескончаемой тихой радости влюблённого человека. В последние дни он был похож на сосуд, полный чистой воды, которую боялся расплескать всуе.

   А я продолжал бубнить, впадая в меланхолию:

   - Я имею ввиду масляные краски! Пробовал ли кто рисовать картины чёрной и белой краской? Ведь их можно смешивать и создавать любые промежуточные серые полутона?

   - Это было бы ужасно! - сразу отреагировал влюблённый Алексей Иванович. Наверное, он видел мир в радужных переливах и решительно отвергал серые цвета моего видения.

   - Можно я позвоню Марату?

   До меня вдруг дошло, что своими меланхолическими рассуждениями я, как тёмными тучами, затеняю небо в алмазах грезящего Алексея. Ему было хорошо и он совсем не хотел пить, пригублял свой бокал исключительно из вежливости.

   Я же хотел напиться, а лучшего партнёра, чем Марат, надо было ещё поискать. Применительно ко мне, конечно.