Егорыч

Алексей Астафьев
Егорыч.

 Пакостным, грязным вечером Егорыч позвонил Чахлашу и сухим, убитым голосом выдавил прескверную новость – Анатолич ночью помер, сообщи всем нашим – завтра к одиннадцати привезут тело домой, приходите. И отключился. И пошел парить костюм. Долго парил, обстоятельно, вешал на плечики, отходил на пять шагов назад, присматривался, кривил глаза от неудовлетворенности и вновь брался за работу. Итак, до тех пор, пока не поставил сам себе четыре с плюсом.
 Егорычу было не по себе в пустой квартире Анатолича. Сумерки уже схватили городские дома в свои клешни, провоцируя жителей к нажатию кнопок электровыключателей. «Город стреляет в ночь дробью огней, но ночь сильней, ее власть велика» – тихонько гнусавил Цоя Егорыч. Егорыч не хотел зажигать свет не из-за врожденной экономии, он чувствовал великую тоску в своем пастушьем одичалом сердце, эта тоска, сливаясь с темнотой, как бы наполнялась столь необходимым сегодняшнему дню смирением и затем отражалась философской безмятежностью. Егорыч решил соорудить будерброд. Для этого потребовалось открыть холодильник. Хлынувший из него свет мгновенно прожег дыру в душевном покое Егорыча и заставил всмотреться в стройный ряд водочных бутылок, вспотевших и тревожно выглядывающих из открытой дверцы. Егорыч сглотнул и осторожно вытащил одну бутыль. Вот ведь штука какая, – думал Егорыч, – всего-то пару стопок выпить и тоска обретет уже совсем другие свойства, так же как и свет – его непременно захочется возжечь, причем во всех помещениях, включая кладовку. Бутылка была холодная и влажная, Егорыч представил, как он ей открутит голову, как нацедит кристально чистую, слегка загустевшую от мороза обжигающую жидкость, непременно в хрустальную стопку, такую в которую впервые в жизни ему налил батя, накануне проводов в армию. Он  уже давно на том свете, время летит как угорелое… – Давай, сынок, – коротко скажет батя, – будь мужиком!
 Ничего, ничего уже не вернешь, ничего…Остался лишь наказ, которому Егорыч всегда был верен, и, как это не звучит затерто – светлая память, поддерживающая душевную теплоту черствого, немногословного человека. Сейчас быть мужиком означало одно – поставить пузырь на место без всяких раздумий и сожалений. И Егорыч сделал это именно так. Как ни прискорбно, но алкоголь исчерпал себя в отношениях с Егорычем – ни в этой жизни. Он достал нарезку из карбоната и сыра, масло, батон, оливки, включил-таки свет на кухне и принялся чаевничать. Посмотрел телик, почитал черных дроздов Агаты Кристи и улегся спать пораньше. Завтра очень ответственный день. Очень.
 Сон у Егорыча клеился плохо, всю ночь снилась та самая бутылка водки из холодильника; больше ничего. Сначала она маячила далеко-далеко, одной малюсенькой точкой, но Егорыч четко знал, что это именно она, и постепенно, шаг за шагом, мерцание за мерцанием она приближалась, уверенно увеличиваясь в размерах. Когда картинка с бутылкой достигала максимальной близости к точке восприятия, она была настолько велика, что охватывало все имеющееся пространство сна, заставляя испытывать чувство вины неопределенного вида и непобедимый застой в мыслях. И вдруг отрицательное давление исчезало и все растворялось в какой-то легкой искрящейся приятце. Но длилось это пару секунд, не больше. В сознании рождался росток тревоги, а далеко-далеко, у линии горизонта сна вновь появлялась маленькая точка…
 Утром, припоминая ночной кошмар, Егорыч был очень благодарен двум спасительным секундам блаженного покоя, возникающим между молотом и наковальней. Он подумал, что, по сути, то же самое происходит и в реальности. Может не так символично и упрощенно, но по сути именно так. И когда у человека между двумя большими блоками напряжения не отыскивается чарка божественного нектара, утоляющего невозможность бытия – начинаются сбои, ведущие к саморазрушению. Так, должно быть, закончил знакомый его собутыльник из деревни, с которым они были напару, когда познакомились с Велимиром и его командой. Леонид Васильев, но все звали его просто – Лётик. Эх, Лётик-Лётик, не оставлял ты своей душе места для передышки, жил сокрушительно и всегда на износ. Жену избивал до полусмерти неоднократно, все зубы и мозги ей выбил, но она, ни разу не сдала в ментуру, за что судьба наградила ее смертельным отравлением паленой водкой и отправила в пропасть его несостоявшихся двух секунд. О каком тут говорить покое? Не было покоя и в помине. Лётик был живым трупом, хранилищем язв и ненависти к несправедливостям жизни. Лётик машинально вспахивал огород, что-то сажал, что-то продавал, что-то съедал, но сквозь все это обязательно пил. Даже пытался пасти коров, но кому нужен такой пастух без коня в голове? И вот когда уже эта беспробудность перелила во всем, Лётик взял ручку и написал «Во всем виновато это ё… правительство».  И не имея более никаких видов на жизнь, повесился.
 Ну, что тут скажешь? Грустная история, исковерканная судьба. Егорыч и сам-то недалек был от схожего маршрута, но что-то его выкинуло из дурной колеи. И куда ни глянь – это что-то становилось все более очевидным –  «Будь мужиком!».