Зойка Зайцева с малолетства слыла разбитной девчонкой. В детском саду она приставала к мальчикам, особенно доставалось вялому, как переваренная макаронина, Вадику Кукину. Стоило начаться «тихому часу», Зойка вылезала из кроватки, подползала к засыпающему Вадику и начинала жарко шептать ему на ухо:
; А хочешь, вместе ляжем? Будешь меня ласкать-целовать.
Кукину такое на фиг не было нужно, и он, неловко увёртываясь от настырной Зойки, хмуро ворчал:
; Не хочу, блин, отвали…
В школе Зойка активизировалась и бедокурила уже напропалую. То пробиралась в учительскую, чтобы вставить окурок в беззубую пасть стоящего там скелета. То перед ненавистным уроком «инглиша» подкладывала на учительский стул пару-тройку канцелярских кнопок жалами вверх, от чего училка, сев на стул, вскрикивала, вскакивала и плакала. То перед уроком географии ловко закрепляла поверх классной доски карту мира «вверх ногами», да так, чтобы ни учитель, ни одноклассники не могли привести учебное пособие в правильное положение. Подобные «цирковые трюки» Зойка показывала и на уроках химии, из-за чего чуть не устроила пожар, и, если не умелые действия химички, школа сгорела бы дотла.
Всякий раз после очередного безобразия шкодливой Зойки в школу вызывали её папашу Фёдора Петровича – угрюмого алкоголика, а по совместительству слесаря-водопроводчика местного домоуправления. Обычно он приходил уже поддатым и, выслушав возмущенно-эмоциональную речь классной руководительницы, мрачно резюмировал:
; Меры к заразе приму, шкуру спущу…
Дома Федя драл дочь ремнём, от чего та лишь дико хохотала, строила отцу непотребные рожи и показывала язык.
В десятом классе у Зойки началась, как она выражалась, «пора любви». Мишенью для её любовных стрел стал одноклассник Ёсик Лейбович – худенький, смуглый и кучерявый еврейчик – знаток математики с физикой. Он был единственным в классе представителем древнего народа, сильно нелюбимого большинством ребят. Зойке же, как ни странно, было всё равно, и она, зверски влюбившись в Ёсика, считала своим долгом защищать его от беспричинных издевательств и нападок. К тому же она питала к Ёсику меркантильную тягу, ибо тот безропотно выполнял за неё физико-математические домашние задания. При всём этом пухлая светловолосая девчонка нравилась Лейбовичу своей неутомимой весёлостью, дерзкими шалостями и первобытным великодушием.
После окончания школы Ёсик поступил-таки на физмат университета, а Зойка – в сельскохозяйственный техникум. Это не помешало им пожениться вопреки горестным рыданиям матушки Лейбович и возмущённым воплям папаши Зайцева. Потом у Ёсика с Зойкой родился сынок Наумчик – кучерявый и умный, как папа, весёлый и шаловливый, как мама. Жить молодой семье пришлось вместе с постоянно бухающим Зайцевым, обладающим хоть и крохотной, но отдельной квартирой; родители же Ёсика ютились в тесной комнатушке коммуналки. И теперь Федя, придя домой после работы, взял за правило развлекаться однообразно глупыми оскорблениями в адрес еврейского зятя, который параллельно с учёбой трудился репетитором математики, допоздна мотаясь по частным урокам, чтобы достойно содержать Зойку с сыночком.
По причине житейских трудностей и нервотрёпки у Зойки начались, пардон, злые запоры, и свекровь робко посоветовала ей принимать мягкое слабительное, конкретно, кору крушины. Зойка заваривала снадобье кипятком в большой фаянсовой чашке и до вечера ставила в холодильник. Перед сном она медленно выпивала коричневую жидкость, и крушина действовала безотказно. Но однажды молодая мать оставила чашку на подоконнике, а сама отправилась с Наумчиком в сквер погулять.
Тем временем Фёдор Петрович явился с работы усталый, голодный, трезвый и злой. Схватив стоящую на виду чашку, он залпом выпил содержимое и удивлённо воскликнул:
; А кофеёк-то славный! Неужто дочка у жида своего такой вкусный варить научилась!?
Но через пару часов случилось неизбежное: Федя задристал, как подорванный. Будучи не в силах оторваться от унитаза, он жалобно вскрикивал из-за острых схваток. Понос продолжался больше суток, и Зойка переживала, видя муки отца, который в короткие мгновения между приступами материл Ёсика:
; Мать его за ногу, это точно его жидовские козни!
Сколько Зойка не убеждала отца в своей, а вовсе не Ёсика вине, Федя упорно твердил: "Только жиды на такое злодейство способны". Когда же понос стих, он грозно заявил:
; Надоели вы мне, ехали бы с глаз долой в «жидовник»!
И теперь Зойка, Наумчик и Ёсик славно живут в Израиле.