Всё только начинается

Людмила Салагаева
       Сонное мурлыканье трудяги Боинга восемь часов готовило Глашу   к встрече, где её ожидало новое развитие истории, способное уж если не изменить ситуацию, то на время спрятать от творческого банкротства.

День сдачи текстов приближался, а разочарование выгрызло огромную дыру, куда исчезала надежда проснуться "знаменитой" в кругу родственников.  Рукопись с уже подобранными материалами вдруг стала раздражать, появилась ощущение её ущербности, ненужности читателю. Как беспутная мать, молодая писательница готова была бросить ребенка на произвол судьбы, отказаться от издания книги.

Обиженный эгоизм изнывал от невнимания и ловил на крючки, садистским образом увеличивая боль. Любимые избранные авторы «Прозы ру», всегда занимающие центр внимания, публиковали почти ежедневно новые интересные произведения. Она - раб, прикованный к тачке, наскоро пробегая публикации, убеждалась, как легко, уверенно льются их тексты и погружалась в невообразимый хаос душевных мук.

Глаша сидела над планшетом, который по неосторожности вчера чуть не лишила жизни. Все стекло пошло трещинами, фейс был похож на прожившего беспутную жизнь алкаша и зачинщика драк.

Только не о том печалилась Глафира.  Её сочинения, уютно устроившись в своих гнездах на «Прозе», окруженные лестными отзывами, разнежившись от похвал, не желали никаких перемен и устроили сочинительнице войну.
 
Всё глубже зарывалась Глаша в вороха слов: перечитывала, правила и переписывала куски, главы, меняла сюжетные линии... Чем существеннее были переделки, тем хуже выглядел новый вариант. Сопротивление текстов явное, ощутимое всем существом, очень скоро лишило её энергии, аппетита и сна.  Временами Глаша ощущала себя рыбой, выброшенной на берег, лишенной привычной среды, ей не хватало воздуха. Совсем запутавшись в переделках, она решила, что покалеченный планшет - вопиющий знак провала и, наконец, просто сдалась.

Ночь поражения закончилась рассветом, посланным для примирения с жизнью. Он был великолепен. Распростёршись на кровати, как на облаке, сочинительница просила прощенья у друзей за непрочитанные и ненаписанные отзывы.  Но вряд ли избранные услышали мольбу. Они были так далеко со своими победами...

Дальше Глаша действовала как ребенок, играющий со всем, что попадается под руку. Выздоровление началось с чувства голода. Холодильник оказался чист и пуст. В магазине "Агат", рядом с домом, напротив, всё пространство и морозильные камеры забиты едой, а в большую сетчатую корзину в центре зала укладывали тёмно-зелёные арбузы с наклейкой Вьетнам.

-Небось пресные как трава, - обратилась Глаша к грузчику- почти мальчику.
 
-Ой, да что вы? Мы сейчас растресканные пробовали - настоящий мед... Он замялся на минуту, пристраивая новый шар, и польщенный вниманием миловидной строгой блондинки, решительно предложил:
-А хотите, я сгоняю в подсобку и принесу попробовать.

Нет, - решительно отказалась Глафира, -давай тот, что у тебя в руках.

До вечера оголодавшая сочинительница несколько раз принималась есть, вкуснейшие ароматные ломти с чёрным хлебом, смутно представляя, в каком окружении выросла и впитала соки жизни эта идеально круглая ягода. Когда от арбуза остались только приятные воспоминания, набрала номер турагенства и спросила, как быстро можно оказаться на отдыхе во Вьетнаме. И дальше всё пошло как по маслу: путевка, страховка, сборы.

Бросок с Острова Сахалин, привычного и знакомого как собственная варежка, на Индокитайский полуостров, во Вьетнам прошёл в глубоком сне. Окончательно пришла в себя Глаша только в автобусе, куда машинально зашла вслед за соседкой по самолету. Пальмы, рядами окаймлявшие стоянку, слегка раскачивались.
- Они настоящие? - произнесла Глаша и устыдилась прозвучавшего вопроса.
- А то! Двенадцатилетний пацан рядом, на кресле, воззрился на неё, улыбаясь во весь рот. 
- Это же тропики. Тут всё настоящее: бананы, манго, ананасы... 
- Ну да, ну да, я промахнулась маленько, думала, что в Подмосковье. Да и пальм, правду
  сказать, я не видела. Только в воображении. 
- Где? - пацан силился понять, что она говорит. 
- Ну, в виртуальном мире. Ладно, разберусь...

Теперь до самого отеля её взгляд не отрывался от картинки за окном.

Бок о бок с автобусом нескончаемым потоком двигались жуки-мотобайки, нагруженные семьями: между рук папы ребенок лет 3 - 4, мама прижавшаяся к спине водителя, сзади ещё один отпрыск. Иногда байк сворачивал на обочину, где под открытым небом за раскладными столами трапезничали такие же, едущие с работы трудяги. Едальни вдоль дороги тянулись сплошной извилистой полосой. Тут же на виду всё готовилось.

Улица - гусеница как будто меняла кожу частями: один новенький дом соседствовал с разрушенной, превращенный в хлам лачугой, где уже громоздились упаковки со стройматериалом. И одни только вековые деревья и цепляющиеся за них бугенвилии утверждали, что непорядок этот не вечен.

О вечном говорили окружавшие трассу заросшие джунглями горы. Видно было - страна переживает великий БУМ строительства и преображения. Она вспомнила многострадальную, только последнюю войну с огромными человеческими потерями, с жутким напалмом, испугавшем весь мир, но Вьетнам выстоял и выжил благодаря ежедневному труду пары рук каждого его жителя.

Глаша почувствовала наступательный ритм жизни, обновление в обилии света на улицах, в нарядной набережной в Нячанге, по которому проезжал автобус, ярких витринах магазинов, забитых товарами лавочках, мелькающих вывесках СПА. Наступили сумерки, но как в огромном муравейнике, кипела жизнь, не останавливался труд. Глаша, по натуре очень чувствительная, наполнилась интересом к стране, в которую её привела собственная неудача.

Автобус остановился перед сверкающим парадным входом отеля. Нарядный вестибюль, с огромным букетом лилий в центре и люстрой, струящей свет прямо с неба на неё, Глашу, принял в свои объятья, словно только и ждал потерявшее в себя веру существо.

Запахи цветов, нарядные люди, еда, которую она рассматривала около часа, голоса взрослых и детей пропускали её через свой пёстрый беспечный мир. И коротко выдохнув «Ха», она помчалась в номер за купальником. После короткой пробежки растворилась в неге всеобъемлющего покоя, принявшего её моря, так что застонала и заплакала то ли от боли долгой разлуки, то ли от обиды перенесённого страдания. Вода нежила и ласкала её, убаюкивала, нашептывала утешение, вливала энергию, и закончив медитативную сессию, шлепком вытолкнула на берег.

Глубокое и сладкое, как погружение в море забытье, оборвалось тревожным вопросом: что делать с книгой. Часы показывали одиннадцать вечера, от сна не осталось ни паутинки, подобно метроному билась тревога , зовущая её к действию.

Глафира, зависнув над полем планшета, дожидалась включения. В этот момент пришло сообщение на почту. Вежливо и мягко редактор интересовалась, сколько времени примерно ждать тексты.

"Завтра, нет, послезавтра. Может быть через три дня. Глаша», - ушёл короткий ответ.

Глафира расположилась у большого компа в вестибюле, но клавиатура была с латинскими буквами, понадобилось переключаться на экранную, с кириллицей. Она беспомощно огляделась вокруг. Менеджер перехватил её озабоченный взгляд, подошёл, с интересом посмотрел на Глашу, и в несколько кликов всё было готово. Девушка разложила распечатки, и приступила к привычной операции по созданию файлов. Часа через полтора тот же служащий поинтересовался, как долго она будет здесь оставаться. И можно ли узнать, чем она так увлечена.

Глафира нехотя вынырнула из своих фантазий, потянулась, посмотрела на парня: вроде есть налёт интеллекта. Промелькнувшая идея ей понравилась.

- Готовлю к изданию книгу, если интересно почитайте, скоротаете время. И скажете своё 
  мнение.

Следующий час прошел в полном молчании. Первым его нарушил Менеджер: 

- Ну вот час продержался на интересе, а рассказы о природе, все эти таинства,
  божественные знаки... По мне лучше фэнтэзи, только вы не обижайтесь! 

- Вы, очевидно поклонник теории матрицы, мните себя произведением сиюминутного 
  потока сознания.  Да один только мир грибов - вселенная такого масштаба, куда ещё не
  пробилось сознание человека, тем более сочинителя. Зря я к вам обратилась...Можете
  быть свободны!

- По тому, как вы когти выпустили, в обиду себя не дадите.  А я как раз хотел помочь, 
  вдвоем - то быстрее дело пойдет. Когда книжка выйдет, может изредка вспомните
  меня...одичал я здесь совсем. Работы полно, на себя некогда в зеркало посмотреть. Ну,
  как?!

- Если вы всерьез, то поехали.

Глафира объяснила Александру, так звали менеджера, его   роль. До рассвета они закончили перегонять тексты.

- Теперь я лицо заинтересованное, буду следить как пойдёт ваше детище. Она - первая?

- Первая и наверно единственная, я с ней столько страху натерпелась.
 
- Забудется...У меня начинается горячее время, утро, я ухожу. А через три дня выходной,   приглашаю провести вместе. Я позвоню. 

Глаша смотрела в окно на выходящее из вод солнце с ощущением хорошо исполненной работы.  Сжатая в тугую пружину, она теряла жёсткость и обретала покой, которым дышал расстилающийся перед  ней как гладчайшее зеркало, морской простор.

Неужели так бывает: закончились страхи, закончилось одиночество. Впереди непредсказуемая, не сравнимая ни с какими фантазиями, непостижимая Жизнь.