11.
Тот год был для меня полон событий. Я упомяну о главных из них очень кратко, ведь мой рассказ не о том. Но всё-таки...
Я перешла в параллельный класс, где училась моя Любка.
Я пережила первый роман моего брата Юрки с ленинградской девушкой, отдыхавшей в Геленджике и снимавшей комнату у Лавровых, в соседнем с нашим дворе. Её было уже за двадцать, пожилая женщина, - и она в Юрку влюбилась! И у них было всё по-взрослому; а я вынуждена была прикрывать Юрку, когда он дома не ночевал, - сочиняла небылицы. И страдала: ведь, будучи книжной девочкой, я считала, что такие отношения должны непременно оканчиваться браком; а тут браком и не пахло... Неужели мой брат - непорядочный человек?!.. Но у девушки закончился отпуск, и она уехала...
Я пережила разоблачения Двадцать Второго Съезда партии. Пережила, то есть, распад моего мира: страшные открытия о том, что делали наши - ведь н а ш и же, подумайте только! - люди с нашими же людьми!.. Что же тогда такое вообще человек? Человечество?.. Пережила...
Я наконец вступила в комсомол. Я долго тянула с этим, потому что комсомол, который я знала, был совсем не такой, как тот комсомол, о котором я читала. Неправильный был комсомол... Но в конце концов я убедила себя, что именно поэтому надо вступить - и делать всё, чтобы вернуть комсомол к "чистым истокам"... Вступила. Ну и что? Что же именно я должна была делать? Как возвращать - да и где те истоки?..
Ну и, наконец, я кончила школу...
Я прочитала ещё зимой "Очарованную душу" Роллана и сочиняла себе по ней свою жизнь. Плюс ещё Джек Лондон... Грин... Я мечтала уйти - просто уйти, куда глаза глядят, по шпалам... Идти, идти... и знакомиться с "настоящей, реальной жизнью"... Люба не одобряла мой план. Она считала, что сначала нужно получить специальность. И она сразу после школы уехала поступать в Ленинградский Университет. Она была медалистка...
А меня заставили ехать в Краснодар поступать в педагогический. А я не хотела. И на первом же экзамене всё завалила. Нарочно. Просто не стала отвечать. Взяла билет, но сама даже и не заглянула в него. Так и не знаю, про что там было... И вернулась домой.
Юрка уехал в Свердловск, на тот завод, где уже работала Таня. Олег что-то строил в Красноярске. Я оставалась одна.
Меня сначала определили в Кабардинскую школу старшей вожатой, а через пару месяцев отправили (с двумя бывшими одноклассницами и ещё с одной, взрослой - 21 год! - девушкой) на курсы учителей начальных классов в станицу Ленинградскую. От Геленджикского РОНО...
Да, а ведь Люба к тому времени вернулась! Экзамены она сдала прекрасно, но не поступила - представьте себе! - из-за "пятой графы"! Там были какие-то ограничения по этому поводу... То есть, потому что еврейка... Я не могла в это поверить! Я была уверена, что тут что-то не так. Ведь мы же в Советском Союзе живём!..
Ах, как трудно писать, не выбиваясь из темы...
Но возвращаюсь...
Итак, мы вчетвером - Алла Рычик, Ларка Остапенко, Валентина (которая взрослая) и я - простились с провожавшими нас родными, зашли в свой вагон - и вперёд, в незнакомую самостоятельную жизнь!..
Ехали мы в тот раз очень комфортно. Мы заняли все четыре койки плацкартного купе, взяли постели, бельё; взяли даже по стакану чая с сахаром (в эти времена в плацкартных вагонах уже разносили чай); достали всякие вкусности из сумок - и так вот ехали. Валя рассказывала нам что-то из своей взрослой жизни. Не помню, что. Потому что, к стыду моему, я страшно хотела спать. Девчонки болтали, смеялись; а я буквально сразу как-то так - раз! - и отключилась. И ничего не могу рассказать про дорогу. Ничего я не видела.
Нас разбудили в четыре (кажется) утра. Поезд стоял на станции Уманская две минуты, и нужно было успеть умыться, причесаться, пройти с вещами в тамбур. А это оказалось не так-то просто. Пока мы спали, в вагон заходили люди. Места все были заняты, и люди устраивались в проходе, со своими узлами, авоськами, сумками. И нужно было мимо них протащить свои рюкзаки, сумки, авоськи. Мы ведь из дома ехали, и родители снабдили нас целой кучей всякой домашней снеди. И ещё одежда... Словом, сложно было. Но мы, помогая друг другу, справились. И успели выскочить, едва только поезд остановился; и все вещи успели снять. А ведь, кроме нас, ещё какие-то люди сходили...
Осень была. Ещё не светало. В облаках иногда мелькал кусочек луны, но в общем было темно. Ветер шумел в тополях. Не сильный, не холодный ещё, но всё же. Вокзал был закрыт.
Кто-то из тех, которые вместе с нами сошли с поезда, сказал, что должен подойти автобус. Он всегда приходит к этому поезду. Нам посоветовали приготовить деньги за билет заранее, а то шофёр тут нервный, может заругаться. Мы достали кошельки, положили их поближе. Стали ждать.
Пришёл старенький курносый автобус. Все полезли в узкую дверь. Сидячие места не всем достались, но мы четверо сели. И поехали... Валентина по дороге успела с кем-то разговориться, и ей подсказали, где нам лучше искать квартиру. Только до рассвета всё равно надо было ждать на автостанции. А автостанция на ночь закрывается, так что до рассвета придётся сидеть на улице. Но там есть скамеечка, так что ничего...
Там, на скамеечке, мы встретили восход солнца. Он был великолепен: жёлтое-прежёлтое небо под синими длинными облаками; жёлтый-прежёлтый, аж оранжевый, шар, выплывший из-за горизонта и птицей, Жар-птицей, взлетевший к этим облакам... Но некогда нам было рассиживаться и восходом любоваться: надо было квартиру искать.
Мы пошли по станице, расспрашивая встречных о том, как пройти на Набережную улицу. Туда Вале посоветовали обратиться попутчики.
Дома были... ну, такие хатки. У некоторых даже крыши из соломы. Просто - всё, как из книжки. Плетни, заборы. На некоторых заборах - банки, кринки, глечики, перевёрнутые вверх дном. Петухи кричат... Но самое странное - нигде ни намёка ни на горы, ни на море! Эта ровная земля казалось, на наш глаз, какой-то неестественной. Ведь должна же она была где-то приподниматься! Но нет, не приподнималась... Должна же была хоть где-то открыться морская синева!.. Нет, не было её...
Набережная улица оказалась переулочком, который упирался в узенькую речку, заросшую тростником. Вдали виднелся мосточек... Ну и почему же она "Набережная"? Берег-то где?..
Дом, куда нам порекомендовали обратиться, оказался вторым или третьим от речки. Там жили две... по тем нашим понятиям, старенькие бабушки. Старшую звали баба Ксеня, младшую - баба Мотя. Старшая была такая типичная, станичная, в шерстяном платке с каёмочкой. А младшая выглядела почти по-городскому. И речь у неё была правильная, городская. "Она у нас делегатка", - говорила о ней баба Ксеня. Эти бабушки приняли двоих из нас, Ларку и меня. А Валентину с Аллой они поселили напротив, у своей вдовой невестки, у бабы Мили.
(продолжение следует)