Тайны… Они есть у каждого. Никто и никогда не был честен даже с собой, что уж говорить о других, пусть и самых близких людях. Скелет в шкафу – так часто люди называют секреты, которые оказываются более-менее неприятными. Иногда даже слишком противными.
Ничто так не обременяет, как тайна. Рот всегда норовит открыться, из него спешат вырваться слова, которые поставят крест на дружбе, карьере, даже на собственной жизни. Никогда не стоит недооценивать тайны. Иногда они становятся залогом успеха, а порой – залогом провала.
Владимир вошёл в кабинет ротного и встал в проходе, закрыв за собой дверь. На плечах уже красовались новые лейтенантские погоны. Отличные успехи в учёбе не остались не замеченными военным руководством. Звание первого лейтенанта приплыло в руки.
В кадетский корпус тогда прибыло высокое начальство. Весь личный состав заполнил плац и выстроился ровными рядами. Привычка говорить, как думал Вова, была, наверное, у всех, кто так или иначе обладал высоким, казалось бы, недостижимым званием, вместе с которым приходила и не менее высокая ответственность. Говорил гладковыбритый мужчина громко, чётко… и медленно. Торжков практически ничего не слышал, потому как думал, что вскоре предстоит.
Но как только прозвучало его имя, он встрепенулся и выпрямился. А после получил свою награду за превосходные успехи. Награждали его одного. Он закончил на год раньше, потому как он подал прошение о досрочном завершении обучения, сдал все экзамены за этот и следующий курс, досрочно защитил диссертацию и успешно прошёл подготовку.
После награждения парень всё же послушал «Анечку» и написал увольнительную, но всего лишь на несколько дней. За это время успел пройти кое-какие обследования, которые ничего не показали, кроме отличного здоровья, а также навестить Стейплза в медицинском центре, попавшего туда по его вине – так он считал.
- Что встал, как не родной? – тихо сказал капитан, оглядев Торжкова сверху-донизу. – Или окончание обучения в корпусе поменяли твои приоритеты?
- Нет, капитан. Ничего не изменилось, - сухо отчеканил военный. – Тем более, мы ещё не доиграли партию.
Мужчина улыбнулся и откинулся на спинку невысокого стула, скрестив руки на груди. Он ожидал, что снова парень будет устраивать гонки за шахматным королём и в итоге будет ничья. Он всё просчитал. Ничья гарантирована. Ход он сделал ещё днём, после обеденного перерыва, оповестил о нём Торжкова, а тот, как и предполагалось, запомнил ход и стал думать над ответными мерами.
Прошло уже две недели с момента экстренной эвакуации. Никаких ответных шагов не было. Но Ремезов подкреплял вою уверенность в том, что скоро завертятся жернова, которые перемелют его. Полковник не глуп. Если удастся его обмануть, то последствия будут неотвратимыми и смертельными. Рано или поздно информация дойдёт Айронса, ведь как ни крути, в медицинском центре работают его «уши». Приземление вертолёта без опознавательных знаков незамеченным не останется.
Но полковник медлил. Почему?
- Слон на Д5, - ход лейтенанта вывел Ивана из тягостных раздумий и заставил усомниться в собственных силах вовсе. Он не рассчитывал на это. Как опытный солдат и боец повстанческой организации мог пропустить лазейку, которую скрывал вечный шах?
- Пешка на А1, - ляпнул Ремезов, о чём сильно пожалел.
- Ладья на Ж8. Шах и мат, - гордо резюмировал Владимир. – Сэр, - добавил он по уставу, но с некоторой издёвкой.
Капитана это нисколько не порадовало, он с головой окунулся в неистовый поток собственных мыслей, каждая из которых вела к одному итогу: он проиграл задолго до того, как подставился под удар, вызвав спасательную технику.
Партия в шахматы с капралом Торжковым обнажила одну простую истину, которую Иван увидел только после того, как его бесповоротно растоптал противник. Харви Айронс всё знал. Он хотел, чтобы капитан сам сдался ему, добровольно. Но этих намёков мужчина не понимал, или просто не хотел понимать, считая, что сумел обмануть безумного вояку, который прошёл огонь, воду и все подземные бункеры. Однако, удача повернулась спиной к нему задолго до того, как он решился на опасный манёвр. А теперь ему грозит ещё один мат, после которого все фигуры слетят с шахматной доски. Каждый, кто хоть как-то был причастен к сокрытию информации от полковника, намеренному или не намеренному, отправится к стенке.
Ремезов открыл средний ящик стола и достал оттуда небольшую бумажную папку. Он положил её на стол и подвинул пальцем ближе в сидящему напротив лейтенанту.
- Заслуженная награда, - прокомментировал он, взглядом указав на папку. – Сегодня утром пришло. Поздравляю.
Владимир немного помедлил. Спустя минуту он раскрыл папку и прочитал заголовок. «Приказ о новом назначении за номером 3175493/98» Бегло прочитал остальное, стараясь особо не вникать в суть текста, потому что и без длинный пояснений, письменных комментариев экзаменаторов и похвал осознавал, что теперь на плечи ложится ответственность, которую так долго ждал молодой человек.
И снова несвойственная Владимиру неловкость. Он словно умер и родился заново, не зная, как двигать руками, ногами, как думать, даже на мгновение перестал дышать, вперив ошарашенный взгляд в корявую подпись и печать, нанесённую полупрозрачной голограммой на неё. Он столько времени потратил, чтобы добиться этого. А теперь … сглотнул предательскую слюну и нервно вздохнул.
Хотелось ликовать, радостно запрыгать по комнате и с диким криком победителя ударить себя кулаком в грудь. Но каменная маска на лице продолжала скрывать бушующий вихрь эмоций, сносящий всякие барьеры дозволенности, а стойкость и убеждение, что военный так вести себя не должен, помогали ей в этом.
- Даже не улыбнёшься? – прокомментировал Ремезов увиденное. Он ожидал узреть настоящего Торжкова. По-прежнему ждал искренности, которой не было все эти годы. Но ошибся в очередной раз, когда понадеялся вызвать у Вовы хоть какие-то эмоции.
Владимир, как и прежде, молча посмотрел на командира.
- А я так надеялся на это, - констатировал военный и прыснул смехом.
Только сейчас Торжков улыбнулся. Он знал, когда нужно проявлять эмоции, а когда следует оставаться серьёзным. Мимолётное веселье быстро улетучивалось, словно туман поутру, как только возникали мысли о полковнике. Сейчас стоит идти ва-банк, чтобы не оказаться в его руках. Но обойти такого, как Харви Айронс – значит, отказаться от самого себя. И новоявленный военнослужащий знал это получше самого Ремезова.
В шахматы парни играли не просто так, как всем казалось с первого взгляда. Между ними возникло тесное партнёрство, хотя многие видели лишь привязанность и опеку со стороны Ремезова. Собственно, всё происходило так, как задумывалось изначально. Каждая партия – не просто игра на доске. Её они редко использовали, только в исключительных случаях. Ходы запоминались и планировались следующие и следующие за ними. Военные тренировали память, отыгрывали комбинации, пытались превзойти друг друга.
Командир сбивался чаще, хотя до встречи с Торжковым ему казалось, что он обладает исключительной памятью и изворотливостью. Теперь ему окончательно дали понять, что он проиграл много ходов назад. У Владимира не просто память, скорость и сила – они дополняли друг друга, словно в слаженном механизме. Но капитан не сразу это понял.
Десять дет назад, когда он прочитал последнее короткое послание от Веста, которое передал в руки сопровождающий, мужчина подумал, что в письме что-то зашифровано. Позже до него дошло, что никакой конспирации не было вовсе. Это письмо, как и все предыдущие, было вскрыто и заново запечатано, потому что потенциальных предателей люди полковника тщательно отслеживали и пытались контролировать. В последней записке говорилось, что Вова – особенный. Он отличается невероятным умом, стойкостью и силой, которая дарована ему его учителями. Кем именно – Вест и сам не знал.
Ремезов осёкся. Бегающим взглядом он словно заново читал все свои мысли, выстраивая цепочку событий.
- Когда явится полковник? – неожиданно спросил он парня, который продолжал сидеть на прежнем месте.
- Завтра, ближе к вечеру, - ответил незадачливо Владимир, не тратя время на раздумья. – Предвидя ваш вопрос, капитан, отвечу, почему я так решил. – Он немного помолчал, а потом, удостоверившись в том, что его будут внимательно слушать, продолжил: - Он из тех людей, которые привыкли всё контролировать. За три года, которые я изучал его дело и все материалы, которые с ним связаны, понял одно: Айронс любит играть на нервах в первую очередь.
- Это я понял давно, - отозвался капитан Ремезов. Он подался вперёд и положил руки на стол, стиснув пальцы в замок. – Как его обмануть?
- Никак, - изрёк Торжков. – Всё, что доставляет ему удовольствие – ведёт его вперёд. Я гонял вашего короля вечным шахом с десяток раз подряд. Когда мне надоело, я устранил его. Так же и с ним. Он знает, как поступить, но гоняет до взмылка на шее, потому что это ему нравится. В результате жертва начинает думать, что у нее нет других вариантов, кроме как использовать право на прощение, или ничью. Забывают о том, что не всегда можно решить проблему мирно. Наш противник никогда не отступит от поставленной цели, так что на прощение и прекращение погони можно не рассчитывать вовсе. Рано или поздно он всё равно возьмёт вас за задницу и вытрясет всё, что ему нужно. И этот момент наступит завтра, потому что свой ход вы сделали. Он со своим не задержится, ему не терпится поставить мат. Полковник гонял вас десять лет. Он знал: про меня, про вас, про вашу возможную связь с «Мечом Михаила».
- Что он сделает? – вновь спросил Иван, анализируя ситуацию. Результаты ему не нравились всё больше, судя по тому, как мрачнело его лицо.
- Уничтожит вас и скинет все фигуры с шахматной доски. А потом начнет новую партию, но ни вы, ни я, ни все курсанты «Стрелы» этого не увидят.
- И что же нам делать? Его нельзя обмануть, с ним не договориться.
- Можно его убить, например. – От слов первого лейтенанта на голове Ремезова зашевелились волосы. Он смотрел на собеседника, как на сумасшедшего. Убийство мужчина даже не рассматривал как возможный вариант окончания длительной партии. Чего точно не стоит делать, так это убивать Айронса.
- Ты давно был у психиатра?
- На той неделе, капитан. А что?
- То, что ты предлагаешь убийство, как реальный выход из положения. Нас раздавят, как клопов. И я сейчас говорю не только о нас с тобой, а обо всём кадетском корпусе. Его сравняют с землей, не заботясь о том, будут здесь курсанты или нет. Я на это не пойду.
- Никто не обещал, что можно будет выиграть честно, - проговорил молодой солдат, заговорщицки улыбнувшись уголком губ. – Просто ликвидировать полковника недостаточно. У него есть поддержка.
- Да. Она-то как раз нам и мешает, - пробубнил Иван. Он старательно искал выход из положения, но всё сводилось к тому, что курсанты и командиры, все как один, сгинут в подвалах секретных лабораторий или сгниют в земле с простреленными головами.
- Избавьтесь от неё, - пожал плечами Владимир. Он не был сторонником честной игры. Даже на тренировках он часто хитрил и действовал не по правилам. - Харви Айронс – офицер, конечно, не последний, но и над ним есть тот, кто дергает за ниточки. Он – марионетка, как вы, я и тысячи других солдат, служащих на благо своих стран, вернее тому, что от них осталось. Под этим полом, - но постучал ногой в ботинке по участку пола под столом, – тонны компромата, который может уничтожить и военный совет, и ООН, и человечество в целом, стоит информации попасть не в те руки.
- Ты хоть понимаешь, что начнётся? – прорычал капитан Ремезов. Он и подумать не мог, насколько безрассудный солдат все годы находился рядом с ним.
- На войне каждый выживает, как может, сэр, - ответил военный, одарив ротного прямым взглядом. – Если жить по правилам, то можно забыть о будущем. Я предлагаю вам скомпрометировать полковника, выставив на обозрение все факты.
Ремезов встал, до хруста пальцев сжав кулаки. Он набрал полную грудь воздуха и собирался выставить Владимира из своего кабинета, но внезапно новый план в голове разложился в последовательную инструкцию. «Меч Михаила» множество раз проделывал подобный трюк с обнародованием информации. Но итогом становилось лишь одно: усиление безопасности и более активные поиски источника. Но сейчас капитан увидел одну лазейку.
Несмотря на то, что общество всё ещё разрозненно: множество фракций, группировок, отдельных компаний, которые то и дело рвут друг другу глотки – оно определённо воспримет общего врага. Отсылать материалы в СМИ не вариант – влиятельных новостных изданий всего три, но они подкуплены или находятся на контроле, к тому же дорожат своей репутацией. А маленькие газетёнки никто не воспримет всерьёз либо их смогут с лёгкостью раздавить.
Но если информацию отослать преступникам и всем желающим восстановить справедливость, всем жаждущим расправиться с военными, будет шанс на то, что высшие чины просто прикроют свои тылы, чтобы снаряд не прилетел откуда не надо. Они выставят в первый ряд всех своих марионеток, чтобы с ними незамедлительно расправились. Одного или двоих линчевателей можно уничтожить без потерь, но всех заткнуть не получится. Полковник Айронс будет пытаться перетянуть одеяло на себя, постарается затащить в капкан своих непосредственных руководителей, а они, чтобы не измараться, откажутся от него.
- Значит, он никогда не отступает… – военный подобрел. Он передумал обрывать беседу с лейтенантом, наоборот, ему захотелось продолжить разговор. Мужчина сел и задумчиво потёр подбородок. - Сама идея мне не нравится. Ты солдат, я солдат – мы не должны поступать подобным образом. Устав – отец, родина - мать. По-другому и быть не может. Стать подлецом и предать своих, чтобы выбраться самому – для этого мало трибунала.
- Когда вас вербовали, капитан, вы говорили то же самое?
- Не переходи, грань, Торжков, - осадил военный. - То, что ты больше не мой курсант, не даёт тебе право оскорблять меня. Ты прекрасно понимаешь, что то, что мы делаем, повлияет так или иначе на нас самих. Наша репутация, как военных, будет уничтожена. Рядовые и офицеры окажутся в очень опасном положении, если не сказать – ужасном.
- Ради победы приходится чем-то жертвовать, сэр, - справедливо высказался Владимир. – Если не жизнями, то репутацией. Мне, как и вам, жаль ребят. Но не думаю, что они хотят через неделю очнуться на разделочном столе в одной из лабораторий. С полковником по-другому действовать не получится. Он пойдёт до конца, а мне умирать ох как не хочется. Потому лично я засуну свою совесть подальше и приступлю к действиям.
- Нас могут расстрелять. Из принципа, - разумно предположил капитан.
Он уже предвидел такой вариант и в данный момент его рассматривал. Что, если не получится вовсе? Или получится, но не так, как задумывалось? Идти ва-банк он не сильно хотел, может быть потому, что привык собирать информацию, а не действовать так открыто и нагло, нарушая все свои принципы. Хотя какие тут могут быть принципы, если он давным-давно пошёл против полковника? Страх? Отчаяние? Раскаяние? Иван и сам не знал, почему сомневается в успехе. Он лихорадочно перебирал варианты, оттягивая по времени неизбежное.
Офицер понял, что Торжков всецело прав. Другая часть Ремезова это отрицала, однако ничто не могло изменить того, что как только высшие чины узнают о том, что их манипуляции раскрыли, они начтут суетиться. Давить на правящую организацию не посмеют, потому что та очень не хочет новой войны. А она начнётся, если быстро всё не уляжется.
- Думаю, нас не то, что не расстреляют, - сообщил Вова. – Нас даже наградят за ликвидацию Айронса и его своры.
- Придёт другой.
- Как-то читал я про тритонов, – казалось бы отстранённо и даже мечтательно, начал говорить Торжков. - Если им отрезать любую конечность, кроме головы, они отрастят новую. Военный совет – тритон. Айронс – допустим, лапа. Если его убить, отряд не заметит потери бойца. Вернее сказать – заметит, но отрастит другую лапу, чтобы соблюсти гармонию. Но на это уйдет время.
- Тебе никто не говорил, что ты очень опасен для этого мира? – заговорщицки сощурился командир.
- Когда меня загоняют в угол, капитан, я начинаю кусаться. Когда вырывают зубы - царапаюсь. А если лишат когтей, я плюну им в рожу и буду надеяться, что на мои слюни у них аллергия.
- Нас все равно могут казнить, а свидетелей убрать, - продолжил мысль капитан. Он по-прежнему сомневался в плане Владимира. – Всё может случиться. Нельзя списывать решительность генералов со счетов. Один приказ – и мы все умрём.
- Им же хуже. Как только они откроют рот – начнётся четвертая Мировая. И их противником станет никто иной, как гражданское общество во главе с «Мечом Михаила».
- А если нет?
- В любом случае, нам больше некуда отступать. Не избавимся от Харви - умрём, избавимся – всё равно умрём. Так если исход один: что мы вообще теряем?
«Ничего…», - подумал Иван Ремезов и решил всё же действовать.
Продолжение тут:
http://www.proza.ru/2018/08/15/1359