Агент германской разведки Слободянюк привык к неприятностям. Неприятности сопровождали его всегда, особенно во время контакта с Котом. Он знал, недоверие – вот главная причина постоянных нападок Кота на агента.
Даже в мирное время, когда у агента была незапятнанная биография, Кот умудрялся «специфические» ошибки агента выдать за намеренные. Кот не понимал, что у каждого художника свой стиль, что у каждого писателя могут быть свои авторские знаки. Не понимал, а художник и мастер архивного слова Слободянюк на свою беду отличался косноязычием, доступно объяснить не мог. Столкнувшись с очередной стеной непонимания, Слободянюк призывал Заю мудро рассудить спор: Кота забаннить, а Слободянюка похвалить и оставить.
Так было в мирное время, но теперь, когда агент германской разведки запятнался, действовать надо было по-другому. Обняв Кота, агент сделал предложение:
- Надо сдаваться, - зашептал он Коту, уводя в сторону. – Скоро сюда придут наши!
Кот не успел подумать, надо ли ему сдаваться Слободянюку, как появились «наши», вылезли как из-под земли два снайпера в белых маскировочных халатах.
- Наши! – обрадовался Кот. – Пришли!
Наши оказались не своими. Наставив на штрафников снайперские ружья, они велели пошевеливаться – разжалованный командарм Птичкин-Синичкин принял роту, ждёт пополнение на пушечное мясо.
Исаеву пришлось вернуть тапочки Зае, надеть свои, привычные белые. Сам Зая ступил на пыльную дорожку рваным носком, поместив тапочки в заштопанные Анютой карманы.
Воронин, пристроившись к Коту, решил тренироваться в задавании глупых вопросов, чтобы по прибытии на место выдать себя за дурачка. Ни на один глупый вопрос Кот ответить не смог, он их даже не запомнил.
Лабаз мечтал о визите к командованию:
- Вот я широко открываю дверь. Вхожу с деловым видом и заявляю, что я переводчик, - размечтался Лабаз вслух.
- Ну да, они там только тебя и ждут, - прокомментировал, подслушав мечту Исаев.
- Они, конечно, отложат все свои карты и важные дела, обрадуются. Возможно, на руки подхватят.
- Особенно особист, - дополнил чужую мечту назойливый Исаев. - Освободив от объятий, под рученьки заведёт в кабинет.
- Садись, скажет, располагайся, закуривай, - улыбаясь, продолжил рассказ Лабаз.
- ФИО, где родился, род занятий. Что заставило податься на чужбину? В каком году завербован? С кем связан? На какую разведку работаешь?
- Не на какую, скажу.
- А он тебе: все так говорят! И по морде - хрясь сапогом!
Так мечтали Лабаз и Исаев, прокручивали ответы на любые вопросы, нашли тысячу вариантов ответов.
Агент Слободянюк шёл в начищенных заморским гуталином сапогах. Оказалось, освобождённые от гвоздей с квадратными шляпками, подмётки не захотели держаться самостоятельно. Они отпали, оголив грязные пятки агента. Портянками жертвовать в пути на ноги агент не мог, на них был нанесён секретный шифр, написано время выхода в эфир, пароли и явки. Поэтому портянки превратились рукой мастера печатного и архивного слова в турецкую чалму.
- Анюта! – крикнул ЮРКА в пути.
- Я тута.
- Если что, просись поближе к кухне. Тогда я тебя точно не брошу. Приходить буду каждый день ужинать, - учил ЮРКА немолодую жену. – А ты мне мясца побольше, сливочного маслица.
- Несогласная я, лучше с тобой пойду.
- Дура, там спички дадут! - выдвинул последний аргумент ЮРКА, знавший женские слабости своей Анюты. Даже не думая, пироманка согласилась оказаться у плиты.
Обезображенный до неузнаваемости гусь важно шёл впереди, изредка растопыривая широкие крылья, созданные не для полёта.