Несмотря на завершение театрального сезона, мои пациенты, а также, их родители или иные сопровождающие персоны, не оставляют меня без высокого искусства храма Мельпомены.
Сегодняшнее, совершенно рядовое, летнее утро не предвещало для меня ничего необычного. Приехав на работу, я занялся обычными врачебными делами. Чуть позже, медсестра привела на осмотр девушку, которой накануне была проведена ринопластика. Она была на удивление бодра и активна, учитывая худощавость и вес, чуть больше 40 килограммов. Отечность периорбитальных тканей, могла бы ее беспокоить но, как я понял, она за это особенно и не переживала. Моя пациентка приехала с мамой, которую мы ждали с минуту на минуту, из южного региона республики. Я бы сказал, из самого южного, жители которого отличаются своеобразным нравом и выразительными носами. В кабинете, на свое несчастье, я остался с пациенткой один, отпустив медсестру заняться подготовкой другой пациентки к операции. Через несколько минут заходит ее мама с двумя малолетними девочками, одна совсем маленькая, приблизительно два года, другая, постарше, лет пять, не больше. Мама подошла к кушетке на которой спокойно лежала ее прооперированная дочь, постояла возле нее, потом попятилась назад, медленно сползла вниз и к моему величайшему удивлению, улеглась на пол, аккурат в центре моего же кабинета. Артистической позе, в которой она лежала, могла бы позавидовать актриса любого художественного театра. Она лежала на моем полу, но казалось, она возлежит на белоснежной перине. Ноги ее, были слегка согнуты в коленях и повернуты вбок, отчего изгибы ее бедра, на ее взгляд, должны были выглядеть еще более привлекательнее. Голова ее была запрокинута назад, левая рука изящно прикрывала лоб. Она громко стонала, акцентируя на своей скорой смерти. Девочки, услышав бескомпромиссное заявление мамы о своей безвременной и скоропостижной кончине, уселись возле нее на колени и начали громко реветь. На все мои уговоры прекратить, хоть и талантливую, но совершенно не своевременную антрепризу, мама отвечала отказом и просьбой разрешить ей полежать у меня на полу еще немного. Единственным, совершенно спокойным и полностью безучастным человеком в этой истории была ее старшая дочь, которая невозмутимо лежала на кушетке и с кем-то живо переписывалась. Наконец-то подошла медсестра и нам все же, удалось поднять маму с пола и усадить на диванчик. Мамаша наотрез отказалась от измерения артериального давления, нашатырного спирта, Корвалола и других реанимационных мероприятий. Она завалилась на мой маленький двухместный диванчик в позе эмбриона, со словами, ей нужно немного отдохнуть. Я, из милосердия, конечно мог бы не отказать женщине поваляться с полчасика на моем диванчике, но в дверях уже образовалась небольшая очередь. Не без помощи медсестры, все же, удалось выпроводить слишком уж впечатлительную мамашу из кабинета. В коридоре, мы предложили ей отдохнуть на другом диванчике, на что, она ответила категорическим отказом, повернулась и ушла. Видимо обиделась.