Наталья проснулась рано. Помешивая кофе, вышла на крыльцо родительского дома. Полюбовалась на лежащих кучкой "поросят" - зеленых, полосатых, желтеньких, готовых хоть сейчас отправиться к столу (так ее дети называли кабачки,придумывая им прозвища и пытаясь приспособить к каждому глазки из крыжовника), сорвала горсть смородины и потянулась за бобами.
Она радовалась солнцу, легкому ветерку и мостику, который отец сделал из досок и покрасил в сине-белый цвет.
Стоять босиком на нем было так приятно. Все-таки жить в своем доме – это удовольствие. Пусть им тесновато всем вместе: мама, папа, дети, брат Коля.
Вспомнив последнего, женщина нахмурилась. Это было горе. Ее, матери, отца. Она вспоминала Николая ребенком. Пшеничные золотые локоны, огромные бирюзовые глаза. Ямочки на щечках.
- Поразительно красивый малыш! - отмечали прохожие.
Теперь от этого не осталось ничего. Что сыграло роль? Война, где он побывал, а потом кричал ночами? Да, выжил, но был тяжело ранен и подволакивал ногу. А может, причиной стала гибель молодой жены брата, которая будучи на девятом месяце, разбилась в аварии, дитя тоже не спасли. Конечно, после такого кто угодно сломается.
Но все равно Наталья не могла простить Николая. За слезы матери и отца, за то, что они рано состарились, болели. Мать вынуждена была подрабатывать, продавать вязанье, мыть полы. Словно в ответ на мысли, на крыльцо проковылял брат. Кивнул головой и пошел к бочке у теплицы умываться. Спутанные тусклые волосы, одутловатое, нереально большое лицо, где глаза просто утонули во взрывах щек. Длинные грязные ногти, сутулая спина.
Где тот принц-Коленька? Что время и алкоголь сделали с тем, кто был так прекрасен, мил, умен? Вздохнув, Наталья взяла чашку и собралась идти в дом. А на пути Николая с двумя яблоками появились два племянника: 8-летняя Маша и 5-летний Миша.
- Привет… Ребятня, - Коля протянул заскорузлую руку, чтобы погладить детей.
Их он очень любил, несмотря на образ жизни. Но мальчик и девочка шарахнулись в сторону.
- Вы чего? Дядьке не рады? – пробурчал Коля.
- Не рады! Мы тебя больше не любим! Уходи! – в унисон выкрикнули дети.
- А чего… Так? – Николай шмыгнул носом.
Наталье вдруг стало жаль его в этот момент.
- Ты всем жизнь портишь! Из-за тебя бабушка болеет, дед плачет и мама тоже. Ты противный. Ты пьяница! Ненавидим тебя! От тебя всегда мерзко воняет, не трогай нас! Лучше бы это ты пропал или умер, а не наш папа! – вдруг крикнула всегда сдержанная Маша.
При этих словах Николай съежился.
- Дочь! Ну-ка извинись! Нельзя так! Кто тебя научил? Ты что это? Это же ваш дядя! – Наталья сбежала с крыльца.
Но дети убежали за дом.
- Коль… Ты не сердись. Маленькие же! Не понимают, – она попробовала погладить брата, наверное, впервые за несколько лет, но он, отдернув руку, полез в теплицу.
Однако сестра успела увидеть катящиеся слезы. Не все пропил? Совесть проснулась?
Наталья ненавидела пьяниц. И не понимала, как можно топить горе или подслащать радость алкоголем? Неужели выпивающие не понимают, насколько сами ужасны? Лично ей они всегда напоминали зомби. С нарушенной координацией, шли в магазины за вожделенной бутылкой. Потом хотелось еще, еще. А страдала семья. Мерзкие, безвольные люди. Готовые за глоток яда, которые они считали за удовольствие лишить покоя родных. Почему-то она не спилась. Когда пять лет назад без вести пропал ее муж Денис, отправившись в столицу на заработки. Пробовали искать, стучались во все двери. Но талантливый инженер как в воду канул.
- Да убили его, поди. А тело выбросили. Сколько так пропадает? Большой город пожует и выплюнет. Надо было у себя сидеть, а не искать счастья за семью горами! – говорили ей некоторые.
Только Наталья понимала, что старался- то он для них. Чтобы улучшить жилищные условия (ютились тогда в комнате общежития). Родители жили в своем доме, который требовал ремонта, помочь не могли. Да она бы и не взяла. К тому же все их силы уходили на непутевого Николая. А теперь у нее и комнатенки не стало…
Однажды решила взять займ, да подписала бумаги, почти не читая. Условия оказались кабальными, к тому же Наталья, которой требовались деньги на сборы дочки в школу и сынишку в садик, была слишком доверчивой и несведущей в юридических вопросах. Пришлось освобождать жилплощадь и переезжать к родителям. Мама, отец и дети теперь спали в двух комнатах, она на чердаке, а Коля на веранде. Он пробовал было заикнуться, что на чердаке сам поспит, но мать осадила:
- Куда ты, Коленька? Еще упадешь пьяный с лестницы да шею сломаешь!
Она любила его, Нина Тимофеевна. И отец, Калина Григорьевич, тоже любил. Хотя и ворчали, бились с ним, прятали бутылки, выливали, ничего не помогало. То пенсию брат получал и пропивал, то друзья-алкаши давали. В таком состоянии он прожил не один год. Это был ад для семьи. Но Кольке, казалось, наплевать.
Наталья его уже почти не желала. Только вот сегодня что-то кольнуло в сердце. Господи, ей за сорок, а ему сорока еще нет! И уничтожить себя, поставить свой организм на саморазрушение, медленно убивать себя самому, деградировать. Отогнав грустное, она пошла к дому, крикнув детей. Отец и мать звали завтракать, пахло пирожками с капустой, фирменными мамиными сладенькими со щавелем,с луком и яйцом,маленькими, с золотистой корочкой, будто тающими во рту, блинчиками и вареньем.
Ну а Николай? Он шел к теплице затем, чтобы отыскать у бочки спрятанную заначку – бутылку водки. Как и все алкоголики, он был изощрен в плане «нычек», мать находила, Коля неистово злился и искал новые тайные места. Только вот встреча с племянниками выбила почву из-под ног. В редкие минуты трезвости Коля их обожал. Старался купить шоколадок, приласкать. Но дети давно стали его сторониться, а тут вдруг такое…
В теплице в бочке трепыхалась бабочка. Огромная, с желтыми яркими узорчатыми крылышками. Николай охнул, подставил ладошку и вытащил бабочку. Он не был злым или жестоким.
Любил животных, птиц и насекомых. Просто… Так получилось, что скатился на дно по своей воле. То войну вспоминал, как друга нес, а самого ранили. Куски мяса снились, летящие в разные стороны. А до этого были сильные, красивые здоровые ребята. То видел во сне Ирину, как она решила ехать сама в больницу, потому что ему было некогда. А потом – смятое железо, неузнаваемое от травм любимое лицо. Авария. В хлам несколько машин. Маленькие фигурки, которые укрывали простынями. Некоторые еще сжимали в ручках игрушки. Как же так…
Или видел своего не рожденного малыша. Даже просыпался от плача и прикосновения детской руки. Бабочка взмахнула крыльями.
- Ишь ты, живая! Давай-ка я тебя к зелени отнесу! – Коля поковылял к кустам смородины.
- Он чего все ходит да бурчит? Опять, поди, пузырь ищет! – обреченно прошептал Калина Григорьевич, глядя в окно.
- Да ладно. Пей чай. Погляжу потом. Оставь ты его уже. Видишь же, чудес нет. Ни кодировки не помогли, ни уговоры, в санатории сколько пробовали возить. Пусть уж так, с нами, чем в канаве помрет. Сыночек же наш, родненький, - всхлипнула Нина Тимофеевна.
- И помрет, так хоть всем легче станет! – зло подумала Наталья, собираясь на работу.
В их средней полосе с вакансиями была напряженка, ей удалось через знакомых устроиться в садик нянечкой, зарплата небольшая, но место было огромной удачей, хотя приходилось ездить почти по сорок минут в соседний городок.
У калитки Наталья обернулась. Ее брат застыл возле куста, глядя в сторону. К нему из дома, хроменькая, худенькая, с седой косичкой, выбивающейся из-под белого платочка, шла мать. Наталья направилась к остановке.
- Что Колечка? Может, покушаешь, пойдешь? Я тебе, милый, пирожочков напекла. Как ты любишь, махоньких да с начинкой! – Нина Тимофеевна робко погладила сына по руке.
Николай вдруг, словно стряхнув невидимую пелену,качнув головой, посмотрел на маму. Увидев ее глаза, полные обожания при взгляде на него. Сеточку морщин, натруженные ручки, теребящие передник в муке, неловко выставленную вперед забинтованную в эластичные бинты ножку, которая так мучила ее в последние годы. Потом на бабочку, сидящую на кусте. А затем упал на землю и громко, надрывно и страшно завыл.
- Вот гад! Опять нажрался и орет! – Наталья, не успев отойти далеко, - опрометью вернулась.
Из дома выбежал перепуганный отец. Мать держалась за сердце. Племянники испуганно жались друг к другу. А он все выл, кричал и катался по земле.
- Мама! В скорую звоним! Похоже, он «белку» поймал! Спятил от вечной пьянки! – Наталья дрожащими руками схватилась за телефон.
Коля вдруг резко перестал визжать и кататься, встал на колени и еле слышно произнес:
- Не надо врачей. Я не пил.
Потом кое-ка выпрямившись, неловко обнял вначале мать, потом отца и поковылял к себе на веранду.
- Может, все-таки вызвать? – не успокаивалась Наталья.
- Не надо, дочка. Вроде и не врет. Правда, не похоже, чтобы выпил сегодня. Запаха нет. Странно все это! – крякнул Калина Григорьевич.
Весь день Наталья просидела, как на иголках. Домой не шла, летела. На улице увидела детей и родителей. Все они удрученно смотрели на окно веранды.
- Мам, что? Он… жив? - одними губами прошептала Наталья.
Именно в эту минуту она поняла, как все-таки любит брата. Опустившегося, непутевого, но единственного родного, кроме отца и матери.
- Да живой. Сидит только, не выходит. Там, у себя. Алкаши к нему тут приходили, с собой звали, даже три бутылки показали. А он их отматерил и окошко закрыл. К нам ни в какую, не смотря на уговоры. Мать ему поесть отнесла, не ест. Но воду пьет. Ты не ходи к нему, не надо. Не знаю, что с ним. Может, спятил… Иначе как объяснить, что он с этими пьяницами не пошел? Да он раньше за пузырь готов был босиком в мороз бежать, - усмехнулся отец.
Вечером домашние смотрели телевизор. Маша поиграла в куклы и вдруг подошла к матери.
- Мама… А дядя Коля не умрет, как папа? – в глазах девочки стояли слезы, она сжимала в руках фото отца.
Наталья обняла ребенка:
- Нет, что ты. Он просто болеет, наверное.
- Я ему плохое сказала. На самом деле я не хочу, чтобы он умер. Просто… Мы с Мишкой не хотим, чтобы он так болел. Он когда не болеет, такой хороший. Лягушек нам показывает, мы их гладим, купаем в тазике. Ящерку видели, он сказал, это царевна такая. С ним так интересно. И не жадный совсем. Купит нам шоколадок, а сам не ест, - заплакала девочка.
А в этот момент там, на веранде, стиснув зубы и кусая подушку, глухо рыдал ее дядя. Он слышал все разговоры. Более того, ненавидел себя в эти минуты как никогда. За слезы матери. За то, как она, маленькая, хрупкая, хромая, хлопочет по дому, идет на работу. За боль отца, которому стыдно за такого урода-сына перед соседями, друзьями. И за сестру с племянниками, которым он после потери мужа и отца должен бы стать опорой.
- Кто я? Я мразь, недочеловек. Биомусор. Другие не могут найти родню, сиротами становятся. А я же их своих, самых любимых, мучаю. Да что ж я делаю-то, Господи? – трясся Коля.
Потом встал и прошел в комнату. Домочадцы тем временем прошли в сад подышать свежим воздухом. Николай взял с полки икону матери и вернулся к себе.
- Мам… Ты погляди, он дышит хоть? – спросила Наталья перед сном.
- Да заходила, дочка. Вроде спит, но как-то мечется. Лоб влажный. Не пахнет ничем, не пил, значит. А в руке-то у Коленьки лик Николая-Чудотворца. Взял у меня. Сыночек мой. Может, поправится он? – принялась креститься Нина Тимофеевна.
- Ага, сейчас. Ты же его раньше всяко увещевала. Нажрется с утра, не надейся, мам. А может, ждет, чтоб мы уснули, чтоб пузырь достать, - усмехнулась Наталья.
Ей, еще молодой женщине с облаком кудряшек и такими же, как у брата, синими глазами, тоже хотелось любить. Но весь смысл видела в детях. Ее сердце осталось навсегда с Денисом. А жить с кем-то просто так, чтобы было. Глупо, неинтересно. Чувства должны быть, чтобы хотелось поцеловать, невзначай прикоснуться. С замиранием сердца ждать с работы. Вместе есть пиццу и смотреть кино. Плескаться поздно вечером в темной воде и смотреть на звезды. Пачкать друг другу носики мукой, стряпая на кухне. Слизывать пенку с варенья и целоваться, слушая сверчков и вдыхая аромат меда от цветов. А без этого все не имеет смысла.
- Я люблю тебя, Денис! Как же нам тебя не хватает! – Наталья заплакала, глядя в пустоту. Ей все еще не верилось, что мужа нет в живых.
Спали Маша и Миша. Курил на крылечке Калина Григорьевич. Крестилась перед образами Нина Тимофеевна.
А Николаю снился сон. Огромный луг, полный диковинных цветов. Облака, то взмывающие вверх, то опускающиеся вниз.
Серебристый водопад, возле которого сновали диковинные зверюшки и человечки, похожие на волшебных гномов. Огромный разноцветный шар, освещающий вокруг все радужным светом. Похожий на терем домик, возле которого бегал белоснежный конь с крыльями. И маленький темноволосый мальчик, держащий за руку его жену Ирину.
- Сынок… Вот ты какой у меня! Ты прости меня, дурака, что не уберег. Я тебя люблю, мальчик мой. Милый мой… - Николай бросился к ребенку.
Малыш обнимал его, нежно, крепко. От него пахло морем и фиалками.
- Папа… Ты отпусти нас с мамой. Мы потом, здесь тебя ждать будем. Но еще не скоро ты к нам придешь. Нам тут хорошо. Ты нас только помни и люби. И папа… Не пей больше. Там, на земле, у тебя есть бабушка, дедушка, тетя Наташа, Маша, Миша. Будь с ними, ладно? – мальчик еще раз поцеловал Николая.
Ирина в длинном голубом платье тоже обняла его, крепко поцеловав:
- Мы будем ждать тебя, Коленька. А пока – живи, за нас, за себя, ладно?
- Пегас! Иди сюда! Пока, папа, до встречи! – сын и жена устремились к лошади, которая, посадив их, взмыла ввысь.
Николай спал. Только уже не так тревожно. Икону он продолжал сжимать в руке. А на пологе его кровати сидела большая разноцветная бабочка…
Пролежал он три дня. Все это время домочадцы тревожно подходили к кровати.
- Все хорошо, - говорил он и отворачивался.
А потом неожиданно встал. По саду пошел твердой поступью, исчезли дрожь в руках и даже спали немного отеки с лица. Но главное – мать увидела снова красивые глаза сына. Не мутные и залитые алкоголем, а прежние, чистые, небесного цвета.
- Коля… Ты покушаешь, может? – тревожно заглядывая в лицо Николая, проговорила она.
- Можно и перекусить. Я это… За грибами сейчас схожу. Как поем, сразу, - улыбнулся Николай.
Когда позвонила Наталья, Нина Тимофеевна рассказала, что брат ушел в лес.
- Как в лес? Пить, что ли? Точно, там и встретится со своими друзьями-пропойцами, - крикнула Наталья.
- Нет, дочка. Я у него тут бутылку в теплице нашла. Он ее разбил, представляешь? Да не выпил, а именно разбил, целую, тут весь укроп водкой залит. Не знаю, что и происходит. И не верится, и в тоже время странно. Что ж так повлияло на него? Четыре дня не пьет! – воскликнула Нина Тимофеевна.
А по лесу, насвистывая, шагал Николай. Собирая то лисички, то белые, то опята. Ему было радостно на душе. Словно вышел какой-то ком, черное, темное, что заслоняло солнце.
Первые три дня он чуть не умер. Организм, приученный к алкоголю, требовал новую порцию.
- А вот тебе! Кукиш! Не получишь! Хватит, намучили мы с тобой родню! Обойдешься! – Николай показывал фигу в воздух и, постанывая, лежал дальше.
Ну а теперь встал за грибами. Хорошо в лесу. Жучки, пение птиц, запах травы. Все милое и дорогое сердцу. И зачем он лежал как бревно, накачиваясь спиртным? Столько же всего вокруг! Небо, речка. Наверное, надо просто жить. Радоваться этому. Не ругать себя за ошибки прошлых лет. И не думать о том, что у тебя есть, а чего нету. Ты тут и уже хорошо. Не гневи Бога, не стони, не жалуйся, не погрязай в пьянстве и прочем. Он открыл для себя простую истину…
Вечером все с удивлением смотрели на Николая, который с полной корзинкой вернулся из лесу.
- Пожарю со свежей картошечкой, грибочков то! – засуетилась Нина Тимофеевна.
- Дядя Коля… А ты меня с собой в следующий раз в лес возьмешь? - робко улыбнулась Маша.
- Возьму! Пособираем потом да посушим, - Николая погладил племянницу по волосам.
- Ой, дядя Коля! Смотри! Бабочка! Она у тебя на руке была, а теперь на шее! Будто целует! А они же вроде людей боятся и в руки не садятся. Тут будто специально летит к тебе, к нам-то вот нет. Ой, здорово! – восхищенно воскликнул Миша.
Бабочка была та самая. Коля ее узнал. И закрыв глаза, попросил:
- Пусть всегда будут здоровы родители. Пусть к Наташке вернется ее Денис. Пусть долго и счастливо будут жить его любимые племянники. И пусть ему удастся, наконец, помочь отцу и матери построить новый дом.
- Дядя Коля, можно, я у тебя на коленях посижу? Покажу тебе новую игру. Вот планшет бы был, а то в телефоне видно плохо! – попросил Миша.
- Залезай! А чего планшет? Вон, пенсию получу, да купим сразу, должно хватить! - молвил Николай, держа ребенка.
- Мам! Ну, обалдеть! Чего с Колькой то? Не пьяный, за грибами сходил, дети мои от него не отходят… Чудеса, - от души рассмеялась Наталья.
Прошел месяц. Коля по-прежнему не брал и капли в рот. Помог отцу построить забор, гулял с детьми. Стал просматривать вакансии о работе. Он сильно похудел, и мама с удовольствием смотрела на прежние точеные черты лица сына.
На свежем воздухе успел загореть и девушки с поселка начали бросать на него восхищенные взгляды, зачастую даже не узнавая.
Волосы стричь не стал, сделал хвостик, и Маша гордо заявляла подружкам, что ее дядя стал как кинозвезда. Николай выкатил из сарая свой прежний мотоцикл, вынул кожаные штаны и ботинки, отпустил легкую щетину.
- Ты на байкера похож, здорово так! – гладя его по щеке, умилялась сестра.
Она вспоминала, как завистливо глядели на юного Николая когда-то соседи и знакомые, чьи дети не удались, а их Колька был тогда как на картинка из журнала. И как радовались потом, когда он медленно катился в пропасть, жалея, приторно сочувствуя. Почему люди ненавидят все красивое и благополучное? Почему стараются восхищаться серостью, не замечать талантов и тех, кто действительно одни на миллион? Брызгать слюной, сплетничать, шептаться. И отпускать комплименты никчемности? Загадка. У Натальи было не так. Если ей что-то нравилось, она готова была прыгать от восторга. При виде толстенького щеночка, первым понятным словам своих подопечных в детском саду, радуге в небе, подснежникам, новому платью коллеги. Горя хватила много. Но старалась не отпускать от себя внутреннего ребенка, который жил в ее душе. Того, что верил в чудо наперекор взрослым. И смотрел на мир широко распахнутыми глазами. Правда, Коля, Коля всегда огорчал. Что и как будет с братом, она пока не знала.
Идиллия закончилась неожиданно. В гости к родне прикатил дядя Леша, известный своими дебошами и пристрастием к алкоголю.
Не видели его 8 лет и вот он, громкоголосый, кудрявый, с большим животом, в шляпе и помочах, радостно возник на пороге.
- Принесла нелегкая! – сокрушалась про себя Наталья, глядя, как дядя Леша (родной брат ее отца Калины) с восторгом достает из сумки три больших бутылки самогона, радостно потирая в предвкушении бурного застолья мясистые ручонки.
- Отцу нельзя, Алексей! Сердце у Калины больное, шалит, - всплеснула руками Нина Тимофеевна.
- А Колек на что? С ним и вздрогнем! Или что, гостя не уважите? – хлопнув себя по животу, - провопил дядя Леша.
- Что ж не уважить! Посидим, выпьем, поговорим. Сколько не виделись-то! Ай да, дядя Леша, ко мне на веранду, пусть они, трезвенники тут сидят! – прихватив закуски, Коля увел гостя.
- Дааа. Ненадолго братца хватило, - подумала Наталья.
Мать молчала. Почти всю ночь с веранды доносилось веселое пение и звон стаканов. В пять утра по привычке Нина Тимофеевна пошла кормить коз и куриц. С веранды доносился богатырски храп. Вздохнув, она шагнула вниз и обмерла. На скамейке со стаканом молока сидел… совершенно трезвый Николай.
- Колюшка… А как же? А дядя Леша где? – потрясенно пробормотала она.
- Спит. Силен! Столько самогона в одну каску выпил! Он долго еще не проснется, не переживайте, - усмехнулся Коля.
- А ты… Как же ты? Вы же вместе ушли, - потрясенно пробормотала Нина Тимофеевна.
- Мам! Я же тебе обещал, ты чего? Не пил я ни грамма. Просто с ним за компанию стаканчики поднимал да выливал тихонько в папкино лимонное дерево. Оно все равно засохло. А ты дядю Лешу знаешь, он, когда в раж войдет да начнет вспоминать былые годы, ничего не видит. Кстати, коз я твоих подоил. Молоко вон бери в ведерке, - Николай поцеловал руку матери и пошел на речку.
- Отец! Коля не пил! Слышишь, - тряся мужа, шептала Нина Тимофеевна.
- А? Чего? Да что ж ты меня будишь полшестого! Я и так знал. Он перед этим мне подмигнул да шепнул: «Батя, я дядю Лешу нейтрализую культурно, чтоб он вам не докучал! – сонно пробубнил Калина Григорьевич.
- А-а-а. Ну, хорошо. А стаканчики Коленька в твой лимонник засохший выливал, чтобы дядя Леша не видел! – доверительно подытожила жена.
- Что? В лимонное деревце? Мое любимое? Да я его! Колька! Ты где! – Калина Григорьевич в чем спал, побежал во двор.
Нина Тимофеевна впервые за многие годы искренне смеялась…
Проснулись Наталья, дети, богатырским неподъемный сном спал лишь их гость… Он встал только к ночи, поохал, попросил аспирина и снова ушел, недобро глянув на Николая.
- Вот сразу видно, что ты Колька, алкаш! Я вот мучаюсь, не могу, а тебе хоть бы что! – прогудел дядя Леша.
- Так может по двести граммов? – усмехнулся Коля.
- Ой, без меня. Нина… Молока принеси, плохо мне, умираю. Как ехать послезавтра, не знаю. Ой, Колька, угробил ты дядьку! – дядя Леша скрылся за дверью.
Эту историю вспоминали со смехом, а засохшее лимонное дерево вдруг удивило всех и расцвело.
Но на этом странности семьи Кукушкиных не закончились.
Однажды у калитки притормозила дорогая иномарка. Оттуда вышла высокая стройная женщина в черном костюме, на огромных шпильках с надменным лицом и высокой прической.
- Здравствуйте! Мне нужен Николай Кукушкин! – отчеканила дама.
- Колюнька! Там к тебе приехали. Да вы заходите, проходите к нам, чего за забором стоять! - проговорила Нина Тимофеевна.
Она залюбовалась подбежавшим сыном. Стройный, синеглазый, прежний ее Коленька. А вот реакция женщины оказалась необычной. С нее вдруг почти слетела вся спесь и неприступность. Губы дрогнули. В уголках глаз показались слезы.
- Добрый день, Коля. Вот ты, какой… Красивый. Как на фото, - тихо произнесла она.
Николай присмотрелся внимательно. С совершенно незнакомого лица на него смотрели удивительно знакомые глаза. Большие, зеленые. Даже родинка на щеке была той же.
- Вы… мама Глеба, да? Глеба Воробьева? – радостно вскрикнул он и обнял женщину.
- Похожи мы с сыном… Были. Фото ты мое не видел, значит, просто узнал, - заплакала женщина.
- Почему… были? А Глеб где?
- Разбился две недели назад. Не смогли спасти, слишком серьезные травмы. С его образом жизни это неудивительно. Я мать, но не могла ничего сделать. Испортили мы его с отцом, избаловали. Он и до войны в шоколаде катался, папа его в армию отправил, чтоб хоть от вседозволенности уберечь. Он же у нас крутой, отец-то. Но получилось еще хуже. Оттуда Глеб вообще неуправляемый вернулся. С отцом и охраной замучились его из клубов вытаскивать. А тут ливень, грузовик по встречке. Шансов не было, хотя он отличный водитель был. Зачем в четыре утра сел за руль? Бедный мальчик мой. Войну пережил, а так глупо, страшно погиб. А тебя, Коленька, он вспоминал. Все повидаться хотел. Да жизнь с приключениями увлекала. Фото ваше вдвоем у него на полочке стоит. Вас же ребята «братьями-птицами» звали. Потому что Воробьев и Кукушкин.
А тут стала у сына бумаги разбирать. Мы с отцом ему в последнее время доступ к нашим счетам перекрыли, чтобы бешеные суммы на увеселительную жизнь не спускал. Потом бы вернули, конечно. Но не успели. Но у него свой счет был. И вот интересно, нашла я записку. Написал Глеб, что если с ним что-то случится, я эти деньги тебе перевела. Чувствовал, что ли… Ты же ему жизнь тогда в Чечне спас, а сам пострадал. Корил себя сын, что так тебя и не увидел. Там мелочь, конечно. Но вдруг пригодятся, - чуть глянув на их скромный домик, отметила мать сослуживца.
- У меня жена вон тоже разбилась. И сынок тоже. Вот-вот родиться должен был. Да вы что… Не надо мне ничего. Не, я не возьму! – покраснел Николай.
- Возьмешь. Это воля моего сына и я ее выполню, - сжав губы, сказала женщина.
- Ладно. Только давайте на мамину карточку деньги тогда, пусть у нее будут! – стушевался в конец Николай.
- Мне без разницы.
После, оставив после себя неуловимый аромат дорогих тонких духов, она исчезла, как мираж. Было видно, что ей тяжело видеть Николая, когда собственного сына уже нет.
- Колюшка, краски, что ли купим? Домик, может, обновим немного. Да ребятам сапожки? И отцу бы курточку недорогую. Если там тысяч десять есть? – Нина Тимофеевна просяще заглянула в лицо Николаю.
- Мам! Да что хочешь. Деньги твои. Я… пройдусь немного, - Николай, как был в одной рубашке, - выбежал на осенний ветер.
Он снова видел ту войну. Весельчака и балагура Глебку… Он с виду был мажором. Но когда Колю зло несколько ребят пробовали задирать ни с того, ни с сего, назвали деревенским валенком и окружив, пробовали побить, именно сильный Глеб со своим умением каратэ поставил обидчиков на место. Все знали, что он сын богатых родителей. Да и сам он спуску не давал, был явным лидером.
- Глеб… Как же так, Глеб. Прости и ты меня, брат. Что я тоже занимался не тем. Не разыскал тебя. Ушел не туда. А фото наше. У матери где-то. Если еще есть, - Николай быстро побежал к дому.
Там он застал молчащих родителей и сестру. Они с недоумением смотрели на телефон Нины Тимофеевны.
- Мам! Фотография, где мы с Глебом, армейская, у тебя лежит? Ты мне найди ее. Мам! Да что вы застыли-то! – нетерпеливо выкрикнул Коля.
- Сынок, мы тут понять не можем. Это чего там такое пришло? – Нина Тимофеевна протягивала ему телефон.
- СМС-сообщение, наверное, что деньги зачислены на счет. Что непонятно-то! – Николай взял в руки телефон и тоже замер.
Потом посмотрел в небо, где кружилась стая птиц. Глеб, Глеб. Как сказала твоя мама? Что у тебя на счете ««мелочь, конечно». 100 миллионов рублей? Мелочь? Так не бывает!
- Дядя Коля, там мне на планшет хватит? И Маше на пальто? – потеребил его за рукав Миша.
Коля взял ребенка на руки и поцеловал в макушку.
Они купили коттедж. Николай приобрел автомобиль и стал потихоньку налаживать небольшой бизнес, открыв автосервис. Руки у него в этом плане были золотые.
Прошло еще немного времени.
Наталья, готовя зимним вечером с матерью пироги, смотрела во двор, где возле елки кувыркались в снегу брат, дети и купленный для ребят мохнатый и большой сенбернар.
Рядом с неизменной трубкой и совершенно счастливым видом гулял недавно вернувшийся с курорта Калина Григорьевич, в которого то и дело летели снежки и приглашения принять участие в снежных баталиях.
- До сих пор поверить не могу. После несчастья не бывает столько счастья! Мам, вот знаешь, удивительная штука жизнь! Кому-то она раз и дарит такой подарок! Я если честно, думала, Колька в сугробе пьяный умрет, а он былую красоту вернул, да еще наследство это миллионное! На новоселье бокал с шампанским выпил и поставил, больше не взял. Просто другой человек!
И места у нас теперь полно, живем все дружно! И хорошо, что наш домик прежний погорельцам деду Макару да бабке Ане пригодился, они ж без крова остались! – чуть всплакнула Наталья.
- Да я не нарадуюсь! Что небеса мне сыночка вернули. Прежнего. Как подумаю о том мальчике, Глебе. Коля фотографию увеличил да в комнате повесил. Бедная его мать. Не дай Бог пережить своих деток. Вот тебе бы, милая, еще счастье свое встретить! – Нина Тимофеевна обняла дочь.
- Мам… Ты опять. Я Дениса люблю. Мне никого больше не надо, - Наталья глянула в окно, где скрипнули ворота и оглушительно залаял сенбернар Персик.
Их открыл Николай. Как во сне, Наталья смотрела на человека, шагнувшего оттуда, в длинном пальто, на темные волосы которого падали стаи снежинок. Словно в замедленном кино увидела, как выпала трубка из рук отца. Недоуменно уставился на незнакомца Миша. И только Маша, ахнув, прижав руку ко рту, вдруг рванулась вперед с криком:
- Папа! Папочка!
Тот нагнулся и подхватил девочку на руки. Следом устремился Калина Григорьевич, хлопал по плечу Коля. Маленький Миша тоже пытался пробраться сквозь крики и объятия.
- Что там, дочка? Пришел в гости, кто что ли? Надо приборы лишние на стол поставить, покормить с дорожки-то, – Нина Тимофеевна посмотрела на Наташу, которая стояла у окна и не могла ни говорить, ни дышать.
Наконец, резко выдохнув, она кинулась в объятия матери со словами:
- Мамочка… Там наш Денис. Он… вернулся…
Когда время слез, поцелуев немного спало, дети по-прежнему прижимались с двух сторон к отцу, Наталья держала его с обожанием за руку, родители устроились в кресле напротив, а Персик то и дело пытался лизнуть незнакомца в щеку, Денис рассказал.
Как слез с поезда, пошел искать друга, чтобы остановиться у него перед поездкой на новую работу. По дороге открыл кошелек. Не увидел, как за ним увязались неизвестные. Помнит только сильные удары по голове и темноту. Сколько лежал в грязи, не знает. Слышал только со стороны чьи-то слова: «Бомжа в больницу не возьмут. Да туда ему и дорога. Напьются да спят в лужах». А потом – стены с обоями из незабудок и она. Пожилая женщина, бывший врач Раиса Леонидовна Нефедова. Нашла, вылечила, кормила.
Она жила совсем одна. Муж умер, детей не было. Оставить человека в крови на улице не могла. Выходила. Вот только память никак не желала возвращаться. Денис привязался к ней, как к матери. Документов не было, но через старые связи она смогла ему выправить паспорт, оформив как своего сына. Обрывки чего-то иногда всплывали. Дом в деревне. Маленький теплый сверток на руках, слово «дочь». Миша родился уже после его отъезда, воспоминаний о нем не было. Курносый носик и пряди волос у него на щеке, женский силуэт и купание в озере. Но, несмотря на усилия специалистов, память не возвращалась. Те разводили руками и говорили, что слишком сильно была разбита голова. Названная мать устроила его в фирму своего бывшего пациента, тот занимался дизайном и архитектурой.
Неожиданно обнаружился талант в этой области. А может, навыки инженера тоже сыграли роль? К тому же Денис всегда любил рисовать, чертить, делать в детстве с отцом модели домиков, мог на глаз определить метраж, расстояние, будущую форму.
- Удивительно, но дав мне фамилию «Нефедов», Раиса Леонидовна выбрала имя «Денис». Мол, оно ей всегда нравилось. Святая женщина. И вот месяц назад умерла во сне. В день похорон у меня просто в ушах шумело. Понял, что снова остался один, да еще ничего не помню. В состоянии сильного стресса прыгнул следом, когда гроб опускали. А дальше – снова темнота. И представляете, очнулся в больнице, память вернулась. Стыдно за свой поступок, люди кругом были, но уж очень я ее полюбил. А дальше все, вас поехал искать. Ринулся к старому дому – там бабуля с дедулей какие-то, ну адрес ваш новый дали. Ехал, все думал: а вдруг Наташенька моя замуж вышла? Столько лет прошло… Пришлось бы в Москву возвращаться. Раиса Леонидовна, добрая душа, квартиру в центре да дачу на меня переписала. Она, оказывается, была совершенно одна, жаль, не дожила до знакомства с вами, я б ее сюда перевез, - темные глаза Дениса обвели взглядом всех собравшихся.
Те потрясенно молчали.
- А Николай, кстати где? Ну, брутальный парень! Он же раньше вроде фестивалил немного? И не скажешь теперь, да? Сама серьезность. Да и как вы тут развернулись, а? Хоть расскажите. Дом какой шикарный! Нет, я всегда знал, что Коля у нас самый классный! Да, ребятки? Гордитесь дядей? Он же у вас войну прошел, герой! – Денис прижал к себе сына и дочь, а те радостно закивали в ответ.
Наталья не могла наглядеться на мужа. А Николай стоял тем временем возле елки, поблескивающей огоньками. Рядом топтался Персик.
Мужчина потрогал звезду на макушке и посмотрел в сторону дома, где за огромным окном виднелась его счастливая семья. Потом сходил к машине, достал оттуда купленную утром картину и повесил ее в прихожей. «Все было, есть и будет хорошо!» гласила надпись на ней.
Неожиданно ему показалось, что щеки снова касаются изящные крылья той бабочки. Нет, невозможно, зима. Однако и на стене на секунду мелькнула знакомая парящая маленькая тень. Коля улыбнулся и распахнул дверь в зал, навстречу своим родным…