Покуда стояла жара – устроился спать на передворье. Там, на верхнем мосту, так и остались стоять две большие железные кровати. Разгрёб рухлядь из угла, натолкал свежего сена под кровать, для запаху, и спал, как в детстве, без нужды и забот.
На передворьи – всегда сумрак и прохлада. Звуки лета сюда не попадают. Есть лишь два маленьких пыльных оконца, сквозь которые пробивается слабый свет. Утром меня разбудила бабочка. С кровати её не видать, слышно лишь как она бьётся в окно и шуршит по стеклу крыльями. Из-под тёплого ватного одеяла не хочется вылезать, но нужно, наверное, идти спасать бабочку. Она вдруг притихла и перестала биться, и стало понятно, что кто-то ещё – протяжно дышит и осторожно копошится в темноте на нижнем мосту. Какой-то неясный шорох: то ли овцы топчутся в хлеву, то ли мышь шоркается в завали. Я напрягаю слух. Мне нужно угадать источник этих шорохов, пока я нахожусь в укрытии под одеялом. К звукам добавляется ещё один – как будто кто-то коцкает ногтем по пустому чугунку, и в сумеречном пространстве вдруг явно слышится сухой старушечий шёпот: «Андели, беда!»
Я узнаю его. Это моя бабка – Ольга Андревна. Она уже подоила корову, истопила русскую печь и напекла шанег. Горячими румяными шаньгами теперь заставлен весь стол, а молоко в пятилитровом алюминиевом бидоне опущено на верёвке в колодец, чтобы не прокисло. Остатки молока она разлила в разномастные крынки, миски и полагушки и расставила их на нижнем мосту – на простоквашу. Я представляю, как бабка стоит там, в полумраке, подле этих несчётных белых кругов, мерцающих повсеместно в бесконечном пространстве передворья, и колупает кривым сморщенным пальцем битый глиняный горшок, шёпотом причитая: «Андели, беда! Андели, беда!» Мне нужно не выдать себя и дождаться вечера, когда молоко, после бабкиных заклинаний, превратится в плотную студенистую массу, чтобы пройтись с деревянной ложкой по этим полагушкам и крынкам и успеть первым снять сверху толстый слой настоящей деревенской сметаны…
Бабочка вновь встрепенулась и судорожно забарабанила крыльями по стеклу. Приходится вставать и брести босиком по прохладным полам пустого старого дома к окну – выручать её.