Вася

Продолжение рассказа о братьях Ване и Сене. Начало – в рассказе "Валера".

1

За забором нашего деревенского дома один за другим стали распускаться тёмно-жёлтые помпоны осенних цветов, ночи стали длинными и такими холодными, что уже приходилось спать в пижамах и кутаться в тяжёлые ватные одеяла.

 Мама всё больше вздыхала, бабушка забросила шитьё, а дедушка – удочку. Лето почти закончилось.

– Не люблю их, – сказала мама и махнула головой в сторону цветов, качающих пушистыми шапками, – ужасные... Зачем только растут?

– Шары? – бабушка выглянула во двор. – Я уж и не упомню, откуда они взялись, – она бросила на стол мокрое полотенце, которым вытирала посуду после завтрака, и вышла из дома.

На террасе мы остались втроём: Сенька, я и мама. Сегодня за нами должен был приехать папа, и все немного переживали, потому что не видели друг друга несколько долгих недель.

– Почему ужасные? – спросил брат.

– Что? – не расслышала мама.

– Цветы. Ты сказала, что они ужасные, и ты их не любишь.

– Они напоминают об осени. Появился первый цветок Золотого шара – лету конец. Вот и не люблю за это.

– Хочешь, я их вырву? – Сенька выскочил из-за стола и упёр руки в бока. – С корнем!

Мама схватила брата в охапку, как огромный букет цветов, усадила к себе на колени и громко поцеловала в макушку.

– Зачем же? Пусть растут. Бабушке-то они нравятся, – она потрепала меня по волосам и громко вздохнула. – Бери брата, – сказала, чуть погодя, – хватит дома сидеть.

Я протянул Сеньке руку и, когда он спрыгнул с маминых колен, вытащил на улицу.

Сегодня был последний день перед отъездом в город. Каникулы закончились.

Ближе к обеду, когда на столе стояла пирамидка белых тарелок и кастрюля с супом, приехал папа. Он поставил машину перед забором, и она горела на солнце, блестела, как свежевымытое блюдо, сверкала, как новая! В её чистых окнах отражались кусты смородины, боярышник и Золотые шары, потом отразились лоб и светлая Сенькина макушка со смешными завитушками.

– Ишь, как вы обросли, – папа вылез из машины и внимательно посмотрел на нас с братом. – А ну, ребятня, чего стоим? – он улыбался так широко, что я его даже не узнал! – Кто первым обниматься?

Мы с Сенькой кинулись к нему наперегонки. Не часто папа бывает в таком замечательном настроении.

– Тебя подменили? – крикнула мама с крыльца. Она вышла из дома с миской нарезанного хлеба и смотрела в нашу сторону, хитро прищурившись.

– Соскучился! – ответил ей отец и ещё крепче сжал нас в объятиях. – Как-никак месяц в холостяках ходил.

Папа нажал кнопочку на брелоке с ключом от машины, крикнул: «Налетай, детвора!» – и мы с Сенькой бросились к открытому багажнику.

Оттуда на меня и брата уже таращились глянцевые арбузы, жёлтые, вытянутые, как торпеды, дыни с кожицей в еле заметную клеточку, персики с румяными боками, каждый завёрнутый в белую бумажку, и ещё столько всего, что мы охнули. А запах какой стоял... Закачаешься!

– Да они же лопнут, – ухмыльнулся дед, заглянув внутрь багажника, – куда столько? – Он достал персик, шумно понюхал его и потёр кончик носа тыльной стороной ладони. – ЩекотнОй какой! Замшевый!

– Это на всех, – папа приобнял дедушку за плечи. – Мы уедем, а вам с мамой надолго хватит.

– Ну спасибо, – дед похлопал отца по руке и вытер персик о брючину, – тащи это богатство в дом что ли... Задохнётся ещё тут.

Папа вытянул из душной темноты сразу несколько хрустящих пакетов, опустил их на землю рядом с колесом машины и вдруг отпрянул от него.

– Уф, – обеими руками схватился за сердце, – так и заикой сделаться можно. Кто это тут?

– Это Муся, Муся! – радостно запрыгал Сенька и громко позвал. – Кис-кис-кис!

Я нырнул под машину и вытянул из-под её днища взъерошенную трехцветную кошку Муську. Она приблудилась совсем недавно, пару недель назад, но мы успели её полюбить и между собой тайно называли нашим домашним животным. И это была чистая правда! Кошка-то теперь жила в доме.

– Грязная какая, – папа дёрнулся всем телом и отошёл от меня на два шага, – Ваня, брось её скорей! Блох нахватаешь – не выведем!

Я ещё сильнее прижал Мусю к груди, но ей это явно не нравилось. Она начала вырываться и даже попыталась укусить меня за палец.

– Нет, папочка, она не блохастая, – сказал Сеня и протянул руку, чтобы погладить кошку. – Она счастливая!

– Ишь ты, – усмехнулся отец, – счастливая... С чего бы это? А ты, Семён, уверен в том, что это она? То есть Муся, а не Миша, к примеру?

– А то, – брат важно задрал подбородок, – нам бабушка сразу сказала, что это Муся. Мальчики-кошки трехцветными не бывают. Это у девочек такая особенность. Папочка, – он неожиданно посмотрел на отца, замер на секунду-другую, а потом скороговоркой произнёс, – можно-мы-её-себе-оставим?

Мама, которая в этот момент опускала хлеб на стол, так и застыла с миской в руках.

Над машиной, домом с Золотыми шарами, всеми нами и Муськой повисла тяжёлая тишина.

– Ну, – разорвал её голос деда, – чего стоим? Живо обедать! Давайте-давайте! Бабка, наверняка, сердится. Маня! – окликнул он бабушку, и она высунулась из окна террасы.

Все сразу заторопились за стол. Один Сенька стоял и грустно смотрел на спины удаляющихся взрослых.

«Вот что значит уходить от ответа», – подумал я и протянул брату руку. Под мышкой другой руки у меня висела извивающаяся, как червяк на крючке удилища, Муська.

– Не подменили, – глядя в землю, тихо сказал Сеня и погладил кошку по мягкому животу.

За обедом все молчали, один только дедушка пытался шутить и во всех красках рассказывал папе, как мы без него жили полтора месяца: как ходили на речку, как собирали чернику, как помогали бабушке собирать гусениц на огороде. Папа поглядывал на нас с Сенькой из-под бровей, крошил в тарелку со щами чёрный хлеб и ел нарочито долго и молча. Так и не ответил ничего.

– Может, у него в детстве никого не было, – сказал я брату уже совсем перед сном. Мы забрались на печку и отгородились ото всех натянутой над ней занавеской.  – Ведь если бы был кто-то, нам точно разрешили бы взять Муську с собой. Вот у мамы жил кот, и она нас очень понимает. И бабушка. Почему он такой? – Я ткнул Сеньку локтем, но попал в пустоту. Пощупал рядом с собой простыню, потом – чуть дальше. Брат откатился к самой стене и, вжавшись в неё всем телом, уже спал, поэтому мне и не ответил.

2

Нас с Сенькой разбудили совсем рано. Когда я вышел на крыльцо, трава сверкала крошечными капельками росы, пахло свежескошенным сеном, у соседей кричали-кудахтали куры. Холодно было и очень непривычно. За время летних каникул в такой час мы не поднимались ни разу.

Я глянул в сторону забора, через который свешивались головки Золотых шаров, и подумал, что не могу не любить их, как мама. Разве цветы знают, что сообщают нам о приближающейся осени и новом учебном годе? Нет. Значит, за это их не любить нельзя. Вот если бы они, как сорняки, душили грядки с клубникой, тогда да, я бы их просто на дух не выносил даже за одно называние!

Я стоял на крыльце, а в доме в это время суетились взрослые. Родители собирали вещи, которые мы с Сенькой приготовили еще с вечера и сложили на стульях у печки, бабушка с дедом шумно вздыхали и медленно накрывали на стол, хотя я, например, завтракать совсем не хотел. Было рано и очень волнительно, да и настроение совсем не то, чтобы чем-то лакомиться на дорожку.

Потом из дома вышел папа. Он нёс круглые, как арбузы, сумки с нашими вещами, глубоко и громко зевал и тряс головой. Дверь за ним распахнулась, и на меня повеяло утренним, сонным теплом: печкой, завтраком и ещё чем-то неуловимым, словно чьим-то сладким дыханием.

Надо было идти собираться в дорогу, но я стоял между уютом и холодом и не хотел делать и шага ни туда, ни сюда. Будто, если я пойду, каникулы в тот же миг закончатся, и дом с Золотыми шарами и бабушкой с дедушкой растворятся, как сон, в утреннем тумане.

За забором громко хлопнул багажник, затем пикнула сигнализация и папа двумя или тремя прыжками преодолел расстояние от машины до крыльца.

– Не мёрзни, – сказал он и потрепал меня по затылку, – иди в дом.

Я перешагнул через порог и оказался в тепле. Всё уже было готово к нашему отъезду. Бабушка разливала по чашкам тёмный чай с крошечными светло-салатовыми листочками чабреца, мама натягивала на сонного Сеньку рубашку. И только Муська делала вид, что ей совершенно безразлично такое раннее пробуждение.

Кошка лежала на печке, на том самом месте, где ещё недавно спал я, и прикрывала розовый нос разноцветной мохнатой лапкой. Я прошёл мимо и, встав на мысочки, подёргал Мусю за хвост, она недовольно им махнула и пустила по спине волну, подняв дыбом и сразу же опустив недлинную мягкую шерсть.

– Ишь, – сказал, фыркнув, дед, – фифа какая!

Я улыбнулся ему в ответ. Кто такая фифа и почему наша Муська на неё похожа, я не знал, но уж очень мне это слово понравилось. Я повторял и повторял его, едва шевеля губами и распевая на все знакомые лады.

Затем мы пили чай, слушали наставления в дорогу, много-много раз целовались на прощание и в доме, и на пороге, и за калиткой. Бабушка даже нырнула в машину на переднее пассажирское сиденье, и, едва сдерживая слёзы, гладила нас с братом по щекам и волосам.

– Мама, – одёргивал её отец, – в армию ты их что ли провожаешь? Уймись уже!

Но бабушка не слушала, утирала фартуком мокрые глаза и шмыгала носом. И вдруг спохватилась, засобиралась куда-то, взмахнула руками, как птица – крыльями, вылетела из машины на воздух.

– Муську-то, кошку, – посмотрела она на папу и спросила хриплым от волнения голосом, – неужто не возьмёте? Сынок... Володенька... Забери. Хорошая она, не злобливая.

– Скажи ещё, счастливая, – пробурчал папа, – ишь, сговорились. Никаких кошек в квартире! – он взглянул на нас с Сенкой, и я всё понял без объяснения.

Когда мы отъезжали от дома, я обернулся и через заднее стекло помахал обеими руками бабушке и деду, они помахали в ответ, развернулись и закрыли за собой калитку. Золотые шары качнули своими тяжелыми мохнатыми помпонами, и через секунду я потерял их всех из виду.

3

До школы оставалась ровно неделя. Я думал, что проведу ее, как захочу: с утра до ночи лёжа на животе перед телевизором с тарелкой чего-нибудь вкусного. А нет, мама всё уже решила за меня. И за Сеню, конечно же, тоже. Оказалось, что все дни, включая тридцать первое августа, были уже расписаны. Ни мультики посмотреть, ни на компьютере поиграть.

Каждый день мы ездили по магазинам и одевали-собирали нас в школу и детский сад. Тетради в клеточку и линеечку, альбомы для рисования мне и Сеньке, краски, карандаши, пластилин и ещё столько всего! Вечерами мама вычеркивала в блокнотике купленное и записывала новое, что забыла или не успела приобрести, а мы с братом раскладывали пахнущие деревом и типографской краской вещи по ящикам и полкам.

Так незаметно прошло или даже пролетело целых пять дней.

– Осталось выбрать букет, и вы готовы, – сказала мама утром в субботу, рассматривая в шкафу мой новенький школьный костюм.
Мы с братом только проснулись, а в комнате уже было так светло, что хотелось снова прикрыть глаза, уберечь их от яркого света. Мама раздвинула шторы, и с улицы, сквозь тополиные листья и ветки, к нам заглядывало солнце.

– Хотя нет, это не всё, – она хлопнула створкой шкафа и загадочным голосом произнесла, – надо ещё кое-куда заехать. Собирайтесь!

Сенька сказал что-то невразумительное и накрыл голову подушкой.

– Никуда я больше не поеду, – в свою очередь, ответил я и изобразил отчаяние, закатив глаза.

– Возражения не принимаются, – мама внимательно посмотрела на меня, затем – на брата, – папе надо с вами поговорить. Вставайте уже.

Она улыбнулась и, выходя из комнаты, поторопила нас ещё раз, позвав каждого по имени.

Когда мы пришли в гостиную, папа сидел на диване, и у его ног стояло что-то высотой ему по колено, непонятной формы и прикрытое сверху старым махровым полотенцем.  Длинное и тяжелое, оно полностью скрывало загадочный предмет.

У отца было такое выражение лица, какого я до этого ни разу не видел. Я бы назвал его испуганным, если бы не знал, что папа никого, ничего и никогда не боится.

– Прошу сразу запомнить, я не считаю это хорошей идеей, но мама...

Стоящая рядом мама странно кашлянула.

– Но мы, – продолжил отец, – немного посовещались и решили-таки сделать вам подарок к новому учебному году. Вы меня знаете, я слово держу всегда. При любых обстоятельствах. И с моей стороны было бы не честно забыть о нашем с мамой уговоре.
Сенька дёрнул меня за руку, но я не понимал, что ему ответить, поэтому только пожал плечами.

– Угадывать будете? – папа взглянул на нас с братом, я кивнул, а Сеня сразу же затараторил.

– Конструктор? Квадратный такой, с кубиками, разноцветный? Трактор. Д-р-р-р! С ковшом? С колесами? Большими и чёрными? Вы-жи-га-тель-ный а-п-п-а-р-а-т? – от нетерпения Сенька прыгал на месте, и звуки подпрыгивали вместе с ним, потом он забрался с ногами на диван и осторожно потрогал полотенце.

– Не знала, что ты хотел выжигательный аппарат, – удивилась мама.

– Я тоже, – сказал папа, – и нет, это не он. А ты, Иван, как думаешь, что там?

– Ну не попугай же, – ляпнул я первое, что пришло в голову.

Мама улыбнулась, поджала губы, и её взгляд словно говорил: «Не-не-не, я-ничего-не-знаю».

– Нет, – папа покачал головой, – не попугай...

Сеня, как гусеница, сполз с дивана и, лежа на животе, не трогая полотенце, пытался под него заглянуть.

– Мне кажется, мы достаточно подогрели их любопытство, – сказала мама, – как считаешь?

Мы с Сенькой посмотрели на папу. Он почесал затылок и, поймав прямой мамин взгляд, кивнул:
– Валяйте!

Сеня потянул за полотенце снизу, я схватил его с другой стороны, приподнял и, увидев, что оказалось под ним, ахнул. Там был не попугай, не конструктор и не трактор с выжигательным аппаратом, там была клетка! Двухъярусная. Из белых железных прутьев, сквозь которые и мизинец не пролезет.

– Питомец! – вскрикнул Сенька, сразу же навалился на клетку животом, разглядывая, кто там прячется, а потом медленно поднялся и посмотрел на папу с мамой. – Никого?

– Никого, – кивнула мама. – Вот поэтому я вас так рано сегодня и подняла. Мы едем в зоомагазин!

Я не поверил своим ушам! Мы? В зоомагазин? Это не шутка? А как же папа? Неужели он передумал? И у нас будет своё настоящее домашнее животное? Не гусеница?!

– У-р-р-р-а-а-а! – запрыгал и затанцевал вокруг клетки Сеня, изображая из себя то ли папуаса, пляшущего у костра, то ли клоуна. Он вскидывал к люстре руки, вытягивал губы трубочкой, ухал и говорил «тынц-тынц-тынц».

– Собирайтесь, – рассмеялась мама, и мы с братом, приплясывая, наперегонки ринулись в свою комнату.

3

– Питомец, у нас будет питомец, – пока мы шли к зоомагазину, Сенька с такой силой теребил рукав моей ветровки, что я побоялся остаться без него, – пито-о-о-мец... Представляешь?

Брат подпрыгивал, размахивал руками и так широко улыбался, что прохожие приветливо улыбались ему в ответ, а одна незнакомая маленькая девочка даже протянула нам воздушный шарик на блестящей серебряной ниточке. Но мама сказала, что это ни к чему, и папа с ней согласился, хотя ещё вчера он бы сказал это первым, и мама согласилась бы с ним.

Я не знал, что заставило папу изменить свое решение, и поэтому страшно переживал, как бы по пути в магазин он не передумал покупать домашнее животное, и мы не вернулись домой с пустыми руками.

Наконец мы подошли к огромной стеклянной витрине зоомагазина «Пёс и кот», и я замер на нижней ступеньке длинной лестницы, ведущей к его входу. Сквозь окна на меня смотрели десятки тёмных крошечных глазок. Я видел и птиц, и черепах, и рыбок с чешуей, горящей золотом и бронзой. Я гадал, кто из этих животных уедет с нами, и не мог представить никого: так невероятно всё это было.  Но Сеня с родителями уже входили в дверь, над которой весело трезвонил колокольчик, и я, заметив удаляющуюся папину спину, через ступеньку поскакал за всеми следом.

В магазине, где оказалось очень светло и немного душно, нас встретила продавщица. Высокая, улыбчивая, с длинной белой косой.

Она была в джинсах, рубашке и фартуке. На фартуке я рассмотрел рисунок кота и собаки, как и на вывеске перед входом, а также – крошечную табличку с именем Света. «Продавец-консультант», – прочитал я про себя.

– Здравствуйте, – улыбнулась консультант Света, – добро пожаловать в наш зоомагазин. Я могу вам чем-то помочь?

– Да, – сразу отозвался Сенька, – нам нужен питомец!

– Ух ты! – мне показалось, что она удивилась. – Вы уже обсуждали, кого именно хотите приобрести? Кота? Попугая? Или... Вот ты, – она наклонилась, внимательно посмотрела на брата и прищурилась, – наверное, мечтаешь о собаке. Верно?

Сенька пожал плечами и взглянул на папу.

– Всё просто, – папа засунул руки в карманы и перекатился с пяток на мыски и обратно, – у нас есть клетка. Небольшая, но очень уютная. Примерно такая, – он вытащил из кармана брюк руку и показал на своё правое колено. – И нам бы хотелось кого-нибудь в неё поселить. Думаю, собака туда точно не поместится. Согласны?

– Скорее всего, – продавщица замешкалась, – да и не гуманно это: собак в клетках держать. А давайте-ка сделаем вот что. Вы у нас впервые?

– Да, – кивнул я.

– Магазин у нас большой, животных много. Вы походите, посмотрите, а когда решите, кто вам больше нравится, я помогу с выбором. Идёт? – она снова улыбнулась Сене и вопросительно взглянула на родителей.

– Да, вполне, – мама покрутила головой по сторонам, – а где у вас рыбки?

Папа хихикнул.

– Мама, у нас же клетка, – встав на мысочки, тихо сказал я ей.

– Знаешь, а я бы на это посмотрел, – папа ещё раз хихикнул и громко хрюкнул в кулак.

– Просто я с детства рыбок люблю, а покупать их совсем не обязательно, – мама передёрнула плечами. – Вы тут пока без меня, хорошо?

Папа кивнул, и консультант Света пригласила нас пройти за ней.

Мы сразу свернули направо между двух высоких стеллажей с разноцветными мисками и оказались перед длинными рядами клеток, в которых сидели животные. Вернее, это были не настоящие клетки, а временные домики – квадратные коробки со стенками из прозрачного пластика или стекла.

– Я вас оставлю на минуточку, – консультант потрепала Сеньку по волосам и исчезла за стеллажами.

– И я, – куда-то в потолок произнёс папа, а потом чуть слышно добавил, – всё это начинает меня утомлять...

– Мы быстро! – я схватил брата за капюшон курточки и потащил за собой.

Прочь от собачек! Прочь от кошек! Нам нужен тот, кто поместится в нашу клетку, белую, с частыми железными прутьями.

4

 Когда мы с братом делали третий круг по торговому залу, и я окончательно перестал различать животных в клетках, нас нагнал папа.

– Выбрали? – спросил он металлически холодным голосом и, прищурившись, посмотрел сначала на Сеню, потом – на меня.

– Не уве... – начал было я, но брат меня перебил.

– Да! – громко ответил он и ткнул всей пятерней куда-то вбок, в угол между клеткой с канарейками и информационным столбом с рекламой.

– Да? – вытаращился я.

– Да! – ещё раз точно так же произнёс Сеня и вплотную приблизился к папе. – Нам понравилась мышь!

– Нам? – удивился я.

– Мышь? – изумился папа.

– Мышь, – довольно ответил Сеня и побежал в сторону клетки с канарейками. – Эта, – крикнул он уже оттуда, – без хвостика!
– Наверное, в драке потеряла, – сказал я папе, – или на войне.

– Вот это я понимаю, – довольно кивнул он, – мышиный генерал! Идём поглядим.

Мы подошли к Сеньке. Он стоял перед стеллажами с клетками и смотрел сквозь прутья той, что была наверху. В нижней клетке скакал чёрный пушистый кролик. Его длинные уши топорщились, а короткий меховой хвостик, похожий на помпон моей зимней шапки, подлетал вверх при каждом прыжке.

– Вот она, – сказал Сеня, всё ещё глядя в клетку, а потом обернулся и посмотрел на нас с папой.

Я подошёл чуть ближе и вытянулся вверх, приподнявшись на мысках.

– Так они все бесхвостые!

– Быть того не может, – перебил меня папа. Он встал рядом и просунул меж прутьев нос.

– Конечно, не может, – раздался у нас за спинами голос консультанта Светы, – хвостики у них есть, просто они не такие длинные, как у мышек. Это сирийские хомяки.

– Сибирские? Впервые слышу, — сказал папа.

– Сирийские, – повторила консультант. – Хотите посмотреть?

Мы дружно кивнули.

– Ты которого выбрал? – Света обратилась к Сене, и он указал на самого большого, самого пушистого и самого спокойного хомяка. Тот сидел рядом с кормушкой и, казалось, смотрел прямо на нас.

– Позволите?

– Да, конечно, – папа пропустил Свету вперёд, она открыла клетку и уже через секунду протянула нам хомячка.

– Этот?

Сеня кивнул.

– Берёте? Я тогда его сразу на кассу отнесу, – консультант внимательно посмотрела на папу.

Но папа почему-то ничего не сказал. Даже не пошевелился, хотя мы все (и Сенька, и Света, и я, и даже хомяк) сейчас этого сильно ждали.

– Если он вам не нравится...

– Нравится, – неожиданно послышался мамин голос, а за ним появилась и она сама, – если мальчики его выбрали, то он нам подходит. Чудесный пушистик! – мама осторожно потрогала хомячка пальцем. – Не укусит?

– Нет, что вы, – широко улыбнулась Света, да и мы с братом тоже не сдержали улыбок.

Сенька дёрнул меня за руку и, встав на мысочки, тихо-тихо сказал на ухо: «Питомец. Самый настоящий. Наш».

– Дома вы все вместе посовещаетесь и дадите ему имя, – консультант Света осторожно опустила хомяка в картонную переноску с мелкими дырочками в крышке.

– Её зовут Василиса, – сказал Сенька и посмотрел на то, как Света закрывает коробочку с нашим питомцем.

– А если это не она? Если это мальчик Вася? Как ты определил? — спросил папа Сеню, а потом перевёл взгляд на маму и на консультанта Свету, которая стояла рядом и, казалось, чего-то от нас ждала.

– Точно девочка, – уверенно ответил ему брат, – она, как и Муська, счастливая, трёхцветная. Мальчики такими не бывают. Правда, тётя?

Он повернулся к Свете, и она снова ему улыбнулась.

– На кассу?

– На кассу, – сказала мама, – трёхцветные нам любые нужны. Хоть кошки, хоть хомяки.

– И, тем более, счастливые, – папа взял на руки Сеню, другой приобнял меня и громко поцеловал маму в щеку. – А о рыбках я обещаю подумать.

– Подменили, – брат свесился с отцовского плеча и шепнул мне на ухо.

– Что? – не понял я.

– Папу всё-таки подменили. Так мама говорила. Помнишь?

– Аааа, вот ты о чём, – я заулыбался и посмотрел в мамину сторону.

– Кто знает, – шепнула она мне в другое ухо, неожиданно расхохоталась, и все вместе мы пошли к кассе. Там нас уже ждала трёхцветная хомячиха Вася. Настоящий домашний питомец. Наш.