Плыть к горизонту к скрытому легкой дымкой острову Табарка, к буйкам, к мистическим далям. Плыть так долго, как только позволят мышцы и легкие. Как быстро волны тебя утомят или наоборот понесут сами обратно к берегу, к песку, к детям.
Никогда не ждешь подвоха. Море швырнуло подарок в лицо. Небольшая черная медуза обвила левую руку. Боль обожгла мгновенно. Схватив тварь, отцепила, отбросила, но новой волной ее снова кинуло на меня.
- Я же даже не еда тебе!- крикнула ей и снова оторвала острые щупальца. Когда она или ее сестра обожгла в третий раз, я поняла, что левая рука повисла, как плеть и парализована. При этом электрические разряды и жжение нарастало в геометрической прогрессии. Боль густым гелем растекалась и дошла от кончиков пальцев до плеча.
До берега метров четыреста. Но с одной рукой и паникой далеко не уплывешь. Я постаралась переключить внимание и максимально вынырнув из воды помахала здоровой рукой в сторону берега. Несколько человек приветливо подняли руки в ответ.
Черт! Я так далеко. Придется самой. Только бы хватило сил. И тут я разозлилась. Так сильно, что аж зашипела. На Дракона, что уставился в телефон, на медуз, на спасателей, на себя, на боль, что как тысячи мелких ядовитых кинжальчиков растекается по всей руке.
И поплыла. Глубоко проныривая. На пределе своих сил работая ногами и действующей рукой.
Плыть на одной руке, со второй распухающей на глазах и превращающейся в гигантскую сардельку, с чернеющей сеткой вен, трудно.
Перехватывающее дыхание сбило сердечный ритм.
И только через сутки, рассказывая как все было, услышав: “А что если их было бы больше?”, по настоящему испугалась.
Испугалась тем самым липким тошнотворным страхом, что потом выскребаешь из себя долго и болезненно.
По настоящему человек проявляет себя в сильном стрессе. Узреть глубоко скрытую, сакральную сердцевину всегда помогает страх.
И если ты испытал неподдельный, леденящий ужас в своей жизни, то безоговорочно узнаешь его в глазах другого человека.
Здание Экстранхерии на улице Эбанестерия, подождите не ржите, находится на отшибе города. На самом деле- это место часто несбывшихся надежд для многих. Для кого-то все проходит легко. Но для большинства все сложно. В любом случае путь эмиграции и легализации для иностранцев начинается здесь.
Зал ожидания в зеленоватых тонах наполнен тихим гулом голосов. Высокий потолок венчает пирамидальная стеклянная крыша, что создает внутри атмосферу аквариума. В центре зала мозаичный фонтан, что никогда не заполнен водой. Его построили когда-то вместе со зданием, но так и не включали. Жаворонком ужаленным я прилетела с утра продлевать пятилетнюю резиденцию на следующие пять лет.
Мы все, пришедшие сюда, всего лишь пестрые рыбы в большом зеленоватом аквариуме.
Маленькая кучерявая девчушка с оливковой кожей и миндалевидными глазами забралась в фонтан и забавно изображает, что она плывет и фыркает. Невольно притягиваются к ней взгляды окружающих. С теплом смотрят на баловницу. Мать с гордостью улыбается, слегка покачивая головой, призывая девчушку быть потише. Отец высокий полноватый человек что-то пишет в телефоне.
В одну секунду все меняется. Отец поднимает голову и кивает, подзывая взглядом малышку. Мать уже голосом повторяет его просьбу и протягивает руки. Девчонка расшалилась и ни в какую не хочет подчиняться. Одно. Молниеносное движение. Совершенно незаметное окружающим. Отец привстает со стула и делает вид, что поправляет ремень, как бы его снимая. Человек с усталым лицом и чисто выбритой головой, с темными полными губами просто дотрагивается до ремня на поясе.
Девочка мгновенно тускнеет, вылезает из фонтана и забирается к матери на колени. Посеревшими губами та шепчет ей что-то на ушко и крепко прижимает к себе.
Так вот в глазах этой женщины я вижу его.
Страх. Неподдельный. Скользкий. Глубокий.
Отец садится на стул и продолжает переписку в телефоне. Ничего не произошло.
Поняв, что взяла неправильный талончик, иду к аппарату регистрации. Очередь к нему выстроилась приличная.
Умоляющим взглядом смотрю на людей. Седой боливиец галантно приглашает небольшим поклоном, приподнимая соломенную шляпу. Первая в очереди крошечная китаянка с младенцем, за ней высоченный парень.
Белесый и краснокожий видимо не увидел одобрения остальных.
Он развернулся ко мне лицом и унизительно громко сказал на русском языке:
- Так нагло только наши могут поступать. У вас совесть есть? Здесь очередь.
Я смотрела ему в безволосую грудь. На крошечное пятнышко от кетчупа на кармашке рубашки, на льняные полоски ткани и затем посмотрела ему в потное красное лицо, в прозрачные глаза цвета серый после ста стирок.
- Простите, но я отстояла ее час назад и встала не в ту очередь, думаю не будет ничего страшного, если я возьму квиток, что мне нужен.
- Вам должно быть стыдно и я жду, когда вы у нас у всех попросите прощения!!!
Китаянка уже получила свой заветный номерок. сгорбившись, как бы прикрывая младенца от нас, скрылась в зале ожидания.
- Идите уже,- с раздражением ответила я.
- Я пойду. И такую как вы точно не пропущу. А вы пока подумайте как перед очередью реабилитироваться.
Обернувшись, увидела, как боливиец закатил глаза и сделал характерный жест рукой вдоль горла: зарежься, а не отстанет. Парень гордо удалился со своим талоном, а я за секунду получила свой и успокаивающие похлопывания по спине окружающих.
Задело, что молодой мальчишка по сути прав, но в то же время напрочь лишен субординации. И еще в его неглубоких всезнающих глазах я увидела бесконечный страх. Мелкий, дрожащий, мешающий быть галантным. Что откажут, не примут, не поймут. Что именно его счастливый талончик достанется мне.
Что справедливость на земле будет восстановлена не такими, как он.