Мимолётная пьеса нескончаемого театра метаморфоз. Мизансцена там была выстроена именно в стиле художников степняков. На переднем плане - трое равновеликих стояли на обочине дороги вместе, как в старинном фото на фоне замшелого заплота из полусгнивших лиственничных плах.
- Отец - меднолицый бесстрастный человек из рода кочевников. Он нарочито отстранён, и лицо его обращено в сторону горных склонов, покрытых лесом из молодых деревьев, с беспредельной отвагой вцепившихся в камень, чтобы выжить вопреки всему. Таков и сам кочевник - отец семейства. Может быть в эту минуту ему привиделось что-то интересное там, где горы уходят в пучину свинцовых вод озера-моря, безбрежность которого теряется за горизонтом, и поверхность вод сегодня сливается с пеленой низкой облачности, в которых будто бы и нет ничего, даже и пустоты. Серость, одна сущность всех оттенков серого. Но ближе её - там да - есть на что посмотреть, особенно летней порой. Сама стихия славного моря каждый миг обращает себя в особенные состояния, ни разу не повторяющиеся вот уже многие и многие тысячелетия, в сравнении с которыми жизнь человека - всего лишь миг, и продолжается из древности вплоть до наших времён только чудом неизбывного материнства.
- Вот и мать семейства - лунолика и светла. И всеми формами своего тела подтверждает своё, ничего не стоящего среди прочих обретений, природное свойство детородства. Былая молодость её уже прошла в ожиданиях милости от судьбы и в тревогах о том что будет ли и ей дадена суженая, ряженая будущность мужчины, от которого она родит своих детей. И вот сбылось: теперь уж дети их подрастают: мальчик - совсем батор; телом вышел в отца, но в душе зацепилась и материнская не выплаканная слезинка и тайная её нежность. Сейчас он уже отделился от оставляемой им троицы. Он уезжает от них в Город. Что ж, вся молодёжь хочет этой дороги. Да не всем она открывается.
Поэтому они всей семьёй и вышли на обочину - посадить парня в автобус с разудалыми горожанами-туристами и проводить своего мальчика в путь, где всё не ясно; да однако , не век же ему и вековать в их старинной деревне. Что же - надо, надо парню ехать в тот мир, где живут беспечальные и обеспеченные, невесть от чего, пассажиры автобуса. Видимо, сам Город щедр для людей - не то что их дикие места, трудные для жизни, и уныло однообразен здесь ход времени. И как ни тяжела для родителей разлука, да куда же без неё в этой жизни?
- А у девочки, остающейся здесь троицы, свои заботы. Она-то и есть третий персонаж сцены прощания; её двигатель, и движитель, да мотор. Она появилась из ворот усадьбы последней, да не просто, а какими-то лёгкими прыжками, естественно взмывая в деревенский духмянный воздух скачками, в которых всё её обыкновение - кузнечик, да и только! Чистый кузнечик - из дитя в девочку-подростка.
Узкие длинные упругие бёдра её украшают лёгкие трикотажные леггинсы желтовато-зелёного цвета. Заметно, как они нежны и приятны девчоночьему телу. Натянутые так, что рельеф трусиков под ними проступает обещанием будущих соблазнов для мальчишек-дураков. И эта ранняя предэротическая коллизия ничуть не постыдна, а, напротив, единственно естественна в нашем мире, заплутавшем в дебрях противоестественных понятий и их изощрённых определений. Увидев её, тут же приходят на ум вечные слова трагически умерщвлённого поэта далёкой страны:
"деревце, деревцо к засухе зацвело".
Хотя, откуда бы ей взяться здесь, засухе-то?.. Да вот, однако же...
Итак, жёлто-зелёный тот кузнечик на счёт три, четыре в прыжке радостно обгоняет родителей, но улыбка её с разбегу разбивается о спину братца, деловито уже миновавшего дверь салона. Лицо его непроницаемо, как и у отца, и он важно пробирается по проходу в поисках свободного места. Он весь уже в пути к новой жизни С предвкушением новых впечатлений, так что страхов за возможные проблемы как ни бывало. Всё будет путём у него. За этим сосредоточенным занятием он не замечает, как меняется облик девочки. Уже она ни какой не кузнечик, а зелёная лягушка, неведомой силой приподнятая над землей, для того только, чтобы пасть в объятия матери своей и прижаться к родному телу, ища спасения от вспыхнувшей обиды. Да только вот глаза! Из узких своих природных разрезов, они наливаются подступающими из души слезами, становятся огромными, в пол-лица. И только неожиданная для дитя сила воли ещё удерживает их в пределах глазниц, от чего взгляд её становится уже и укоризнен, хотя и обращён насильно в сторону от батора; мол, ну и пожалуйста, уезжай, очень мне надо о тебе печалиться.
Эта её девичья сила воли уже невыносима и мне, совершенно стороннему наблюдателю, и я прибегаю к обычной своей не лестной привычке без спросу влезать в чужие дела.
-Эй, парень - трогаю я его за плечо - что же ты, не обернёшься-то на прощание родным. Сестра?
- Да, сестрёнка, отвечает парень и тут же машет рукой в окно. Теперь уж все они радостно смеются, а сестричка-лягушонок опять оборачивается в кузнечика. Снова ей не устоять на месте. Ведь где-то между небом и землёй пребывает обитель её тела и души.
"Деревце деревцо..."
Автобус, между тем, трогается. Но теперь уж абсолютно ясно, что всё будет хорошо.
Остаётся только пошутить, что нам за это ничего и не будет.
13.08.2018 06:28:14