Келейные записки иеромонаха Серапиона
Тетрадь вторая
В Афанасьевском монастыре
Несмотря на ранний час, монастырский двор был заполнен. Крестьяне соседних деревень, горожане, монахини и послушницы, паломники из дальних мест, нашедшие приют в монастырских гостиницах, неспешной чередой заходили в Троицкий храм. Поражало обилие старых, немощных, болезненного вида людей. Особенно выделялся мужчина средних лет с черной окладистой бородой в алой атласной рубахе, выпущенной поверх галифе, несший на руках девочку лет семи-восьми. Глаза ребенка были закрыты, лицо бледное, руки сложены на груди, лишь прерывистые всхлипы при дыхании говорили о том, что девочка жива.
«Сегодня день Девяти мучеников кизикских*, – неожиданно вспомнилось мне. – Вот отчего в столь ранний час открыт доступ на территорию монастыря!»
На колокольне мощно ударил тяжелый праздничный колокол**. Прошло не меньше минуты, прежде чем раздался второй удар. Потом удары зазвучали чаще, очищая души и зовя к молитве.
Внутри храма благодаря множеству окон и трем многоярусным паникадилам с лампадами было светло. Мое внимание привлек список чудотворного образа Тихвинской Божией Матери. Икона располагалась в центральном иконостасе и была украшена серебряной ризой с вызолоченным венцом в виде небольшой короны с драгоценными камнями. С первого взгляда список трудно было отличить от встреченной мной вчера на Волге мологской святыни. В какой-то момент я даже засомневался, все ли в порядке с моим рассудком – одна и та же икона, пребывающая в храме и одновременно следующая крестным ходом за много верст от него. Но, разглядев образ более пристально, увидел, что различия все же есть: на копии отсутствовала патина. Жаль, а я уже готов был поверить чуду пребывания святыни одновременно в нескольких местах.
Мы отстояли утреннюю службу, исповедались, причастились святых даров. На выходе из храма я вновь обратил внимание на мужчину с девочкой. Они стояли возле иконы «Скоропослушница». Мужчина что-то говорил девочке, она кивала в ответ головой и улыбалась. Обычный ребенок – ни болезненной бледности на лице, ни прерывистых всхлипов. Вот оно и чудо.
На монастырском дворе было вновь многолюдно. Умытые молитвами и благодатью церковной службы лица людей были светлыми, улыбчивыми. Вот так бы дружелюбно и с любовью смотрели люди друг на друга во всех уголках земли – какой отрадной стала бы наша жизнь!
– Знаешь что, – обернулся я к Васе, – я пожалуй, никуда отсюда не пойду, останусь на недельку в гостинице при монастыре, буду исполнять какое-нибудь послушание.
– А как же сенокосилки и Александр Крилов? У тебя и так незапланированный выходной вышел, – попытался он отрезвить меня.
– Душа просит.
– Ну, душа душой, а мир земной тоже дар Божий. Каждому Богом дано свое предназначение. Исполнять его с усердием и прилежностью – вот в чем смысл жизни, и усладу для души надо искать только в этом.
– А если человеку открылось, что он не своим делом занимается, не по той стезе идет, что ж ему продолжать удаляться или все же вернуться к истокам и пойти тропой, изначально предназначенной Всевышним?
Вася задумался. Мы приближались к левому крылу западного корпуса монастыря.
– Я думаю, тебе надо побеседовать с игуменьей Кирой***, – наконец сказал он и пояснил: – Она и к Богу ближе нас грешных, и о земном радеет – многим помогла укрепиться духом.
– Найдет ли игуменья время для беседы?
– Она немного знает меня через Петра Антоновича Жукова****. Представлю тебя ей, скажу, что хочешь пожить в гостинице при монастыре и внести свою лепту в механизацию труда на монастырских полях.
– Я хочу нести послушание – делать то, что она сочтет необходимым, а не то, чем я занимаюсь в миру, – возразил я.
– Ты говорил, что спроектированная тобой сенокосилка одна накосит за день столько сена, сколько десяти людям косами за неделю не накосить.
Мы подошли к подъезду и остановились. Я с грустью осознал, что Вася не понимает глубины происшедших со мной перемен и попытался еще раз все объяснить. Он протянул руку к дверной рукоятке, распахнул створку и сделал шаг назад, пропуская меня вперед себя.
– Позволь мне объясниться, – обернулся я к нему, остановившись в дверном проеме.
– В чем ты хочешь объясняться?
– Я не хочу заниматься тем, что отдаляет меня от Бога – вчерашний день перевернул мою жизнь. Я стал совершенно другим. Как ты не можешь этого понять?
– А как ты не можешь понять, что от Бога нас отдаляет не то, что мы делаем, а для кого – для себя или для Христа? – возвысил голос Вася.
– Ты что, Христа к сенокосилке привязываешь? – удивился я.
– Почему бы нет? Если твоя сенокосилка принесет доход монастырю, поможет накормить голодных, одеть нищих – значит, она принесет доход Христу, накормит и оденет Его. У монастыря около 200 десятин земли в разных местах уезда. Конечно, это не Сашка Крилов, у которого землицы немерено, но если ты жаждешь пожить и потрудиться при монастыре для Бога, то почему бы не делать это с максимальной эффективностью – заниматься тем, чему обучен?
Я не успел ответить, так как с лестницы неожиданно скатился Лешинька. Смеясь и размахивая над головой парой изящных женских сапожек, украшенных по голенищу орнаментом из мелкого бисера, он чуть не сбил меня с ног. Вася, отпустив рукоятку двери, отскочил в сторону, давая дорогу юродивому. Подпрыгивая, выкрикивая какие-то несвязанные слова, тот побежал вдоль корпуса к Святым воротам. Мы удивленно смотрели ему вслед, а когда снова повернулись лицами друг к другу, прямо перед нами оказалась стройная, миловидная лицом молодая монахиня. Вероятно, она подошла со стороны административного корпуса, пока мы глазели на Лешиньку. Опустив глаза долу и не имея другой возможности пройти в подъезд, монахиня молча проскользнула между нами, обдав запахом ладана и непередаваемым ощущением свежести. Она уже затворяла за собой дверь, как вдруг Вася окликнул ее:
– Оля*****!
Монахиня обернулась, подняла глаза и с удивлением тихо произнесла:
– Васютка?
– Оленька! Как ты похорошела!
– Не смущай, а то я покраснею.
Она снова на миг опустила глаза и, справившись с эмоциями, взглянула на Васю:
– А ты-то как возмужал – солидный отец семейства.
– Да, я женат, – с оттенком грусти признался Вася. – Супруга в Петербурге, не смогла со мной поехать, Катенька приболела.
– Катенька – это дочь?
– Да.
– Поздравляю. Очень рада за вас.
Они стояли в дверном проеме, смотрели друг другу в глаза и улыбались, уединившись от всего мира в только им известных воспоминаниях.
– Ах, извини, – вернулся к действительности Вася, тронул меня за локоть и представил молодой монахине: – Это мой друг, Михаил. Он хотел бы поговорить с матушкой по очень важному для него и монастыря делу.
– Здравствуйте, Михаил, – тихо произнесла Ольга и улыбнулась мне.
Я тоже улыбнулся:
– Здравствуйте, Оля.
– Матушка скоро подойдет в мастерскую. Я закончила вышивать картину, она желает взглянуть, как получилось. А пока вы можете пройти к Петру Антоновичу, он на днях спрашивал меня, есть ли какие вести из Питера от Васютки с Харитошей. Будет рад увидеть и Васю, и вас тоже. Вы ведь художник? – полуутвердительно спросила она, ища ответа в моих глазах.
– Нет, я не художник, но…
– Неважно, главное, вы добрый – я это увидела, а остальное второстепенно.
Она снова открыла захлопнувшуюся дверь подъезда и, приподнимая над ступеньками полы черной рясы, побежала по лестнице наверх.
– А можно нам на твою картину посмотреть? – крикнул я ей вдогонку.
– Если Петр Антонович позволит, – донеслось с площадки второго этажа.
* В конце III века в городе Кизик (Малая Азия) были замучены и убиты за веру и проповедование христианства девять мучеников: Феогнид, Руф, Антипатр, Феостих, Артема, Магн, Феодот, Фавмасий и Филимон. Считается, что их нетленные мощи исцеляют от болезней, а День девяти мучеников кизикских - самый благополучный день для лечения.
** Общий вес колоколов Троицкой церкви составлял 12 тонн. Самый большой колокол весил 390 пудов 25 фунтов (6398 кг). «Последний раз был звон 16 января 1930 года к литургии, а в час дня все колокола поскидали и перебили» – пишет в своих записках архимандрит Павел Груздев.
***Игуменья Кира – в миру девица мещанского звания Ксения Яковлевна Шутова. Пострижена в монашество в 1893 году, в 1901 году возведена в сан игуменьи. При ней большое развитие получило сестринское рукоделие. За попечительство над церковно-приходской школой по ходатайству Училищного совета награждена в 1908 году наперсным крестом. 23 апреля 1917 года игуменья Кира скончалась, и ее тело нашло упокоение на монастырском кладбище.
****Петр Антонович Жуков – даты жизни неизвестны, в 1860-1865 годах обучался в Императорской академии художеств. Награжден медалями: в 1864 г. – вторая серебряная и в 1871 г. – малая поощрительная. Был приглашен в монастырь для совершенствования живописного мастерства монахинь, многие годы преподавал сестрам основы рисования. Входит в Реестр профессиональных художников Российской империи, СССР, «русского зарубежья», Российской Федерации и республик бывшего Советского Союза (XVIII–XXI вв.).
*****Монахиня Ольга (Груздева) – родилась в 1884 году. Окончив один класс начальной школы, ушла на постоянное жительство в Мологский Афанасьевский монастырь, где была определена в живописное училище. В числе ее работ, помимо упомянутых здесь, вышитый бисером вид монастыря и две иконы для церкви Архистратига Михаила на Даче (Дача – филиал монастыря в 12 верстах от него, помимо церкви там был построен ряд жилых домов). При игуменье Иннокентии инокиня Ольга была удостоена пострижения в рясофор, в коем звании умерла в 1926 году, похоронена на монастырском кладбище.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/08/14/617
К аннотации и оглавлению http://www.proza.ru/2018/08/19/768