Он вцепился в гитару, словно в мусорный бак,
И завыл и заплакал, был то явный бардак,
Огроменными лапами, дёргал струны души,
Говоря, что он гений, и поёт от души.
Но душа, что гитара, воспротивилась в миг,
Заскрипела, заохала, это был всем кирдык,
Тем, кто должен был слушать, слушать и петь,
Песни Вовы Высоцкого, от контуженных в век.
Он сказал, что контужен, теми песнями лет,
Когда пел их Высоцкий, и которого нет.
Но он стал гениален, хоть и сам не певал.
Тот, что тронул гитару, что был полный обвал.
Гитарист, что бездарен, но контужен навек,
Что вцепился в гитару, в лихоимство тех лет.
И сказал, что Высоцкий ему в душу запал,
Вот ему и сказалося, будто это он сам.
Но ударив по струнам, он попал по душе,
Не мелодией Вовы, не словами в душе,
А огромной стамеской, будто полог сорвал,
И всем стало понятно, кто Высоцкому подражал.
***
Белой чёлкою по ветру он махал,
Хрипло матом он огонь изрыгал,
Он казался себе, в те минуты судьбы,
Музой, гением… Но не суди!
Он хотел, чтобы слушали только его,
Позабыв про Высоцкого, это было, самое то.
Он вцепился в гитару, словно в мусорный бак.
И завыл и заплакал, был то полный бардак.
Лучше б занялся делом, сей менестрель,
Не позорил б седины, белой чёлкой своей,
Не смотрел сквозь морщины,
Не губил этот мир.
И Володе Высоцкому память хранил,
Тем, что помнил бы песни, и святой его лик,
Не губил бы он души, что поверили в крик,
Будто он и не умер, а случайно возник.
Как из пепла возникшая Феникса птица,
Как задушенный образ героя-певца,
Что за правду готов был сражаться во славе,
А повержен был грубо в стане врага.
Как воскрес тот Христос, что распят был на плахе,
Надевая венок и свои же кресты,
Украшая иконой кровавые лапы,
Что держали Иисуса и кричали: Не мри!
Но он умер, как и Вова Высоцкий,
И никто не сумел заменить им Христа,
Так зачем же надменно порочить,
Образ барда, пусть не Христа.
Всё цепляясь за струны руками своими,
Хрипло песни Высоцкого говоря,
Извращая слова, те, что в сердце народу запали,
В память лет превратились… А ты…?
Ты испортил поэту минуты страданья,
Славу жизни его прихватил,
Когда он сочинял, харкал кровью, корячился в муках…
Ты под стол мелким шагом ходил.
А теперь ты решил, что как Вова Высоцкий,
Как Христос, что не умер, и не воскрес,
Как те люди, кровавые муки,
Что руками не трогали струны души.
Ты оставишь в их памяти, след от бездушья,
Сам контужен Высоцким ты был без души,
Лучше память поэта, ты не черни,
Отбивая стамеской набат для души.
Потому что тот, подражатель, что в маске,
На века, он до смерти погрязнет во лжи.
14/08/2018 г.
Марина Леванте