Как старшина Потапов фронтовую принцессу спас

Павел Соболевский
Ошибся ты, немец, ох-как ошибся, когда Катюшу схватил! Мы за неё в огонь и воду пойдём, а надо будет – и жизни не пожалеем! Она как дочь нам и как сестра, русская и родная!





Как-то раз сержант Аникеева, прозванная однополчанами Фронтовой принцессой, ходила с разведзаданием за линию фронта – в деревеньку, что располагалась неподалёку. В гражданской одежде, под местную маскировалась.

А задание у неё было такое, что никому другому его поручить нельзя. Одна она такая на весь батальон: радистка, а стало быть девушка, и к тому же писаная красавица.

Но только что-то пошло не так, совсем не по плану. Вот немцы её вместе с рацией и схватили. И попала наша Катюша в немецкую комендатуру. А там уж никак не отвертишься, слишком явная улика – рация!

Собрались в землянке мы с мужиками-однополчанами, поорали друг на друга немножко и постучали кулаками об стол в порыве гнева и беспокойства за судьбу Катюши. Но под конец придумали план, как Катюшу из вражеских лап вызволить, и начали успокаиваться понемногу. Ближе к вечеру за линию фронта направился небольшой отряд из переодетых в немецкую форму разведчиков.

Перешли мы, стало быть, эту самую линию без единого выстрела. Всю ночь по лесу без передышки топали и до города к утру добрались. Скрытно следовали и осторожно по немецким тылам, до самой комендатуры, расположенной на городской окраине. К тому времени как раз светать начинало.

Часового возле ворот мы по-тихому сняли. А дальше ещё проще пошло, утром ранним-преранним никого на улице нет. Главное было шум не поднять, чтобы немцы не всполошились. Их ведь вокруг тьма-тьмущая, несколько полков по временным квартирам ночуют!

Вваливаемся, стало быть, мы втроём в комнату для допросов, а там комендант Катюшу допрашивает. Наша наглость, ясное дело, его возмутила – припёрлись мы без стука и разрешения. Заорал он на нас незнакомыми нам словами из немецкого мата и велел выметаться вон (это мы без всякого перевода поняли), сразу не догадался кто мы такие и зачем явились.

Я за спиной стою у фрица-конвойного, а автомат мой в его спину упёрт, чтобы не вздумал дёрнуться или шум поднять. Конвойному от страха слова не вымолвить, перетрусил напрочь, с трудом языком ворочает. Мычит по-немецки нескладно в ответ на крик коменданта, а сам шатается и трясётся, в обморок вот-вот грохнется.

Катюша мельком глянула на меня, узнала сразу, но вида не подала. От радости тихонько пискнула, как мышка испуганная в мышеловке – пойманная на радость злому коту. Синяк у неё под глазом, но держится молодцом! Не хнычет, за бабскими слезами не прячется и о пощаде не просит. Смотрит с вызовом коменданту в лицо и глаз не отводит. Такую сломать не просто – стойкая, как кремень, хоть и хрупкая с виду. Не зря мы ею гордимся!

Хватит ломать комедию, решили мы, настало время Катюшу освобождать! Сказал я "Хэндэ хох!" коменданту, наведя на него автомат, и в тряпочку молчать велел. А рот откроет – пристрелю на месте!

На улицу вывели его и конвойного, с собой взять решили – в качестве языков пригодятся. С Катюши наручники пока не снимаем – вид создаём, что выводим пленную. Мол, расстреливать повели или допрашивать, в другое место. Да мало ли куда именно, немчуре и самой не хуже нашего известно, что людей помучить для них только в радость.

Фрицы расхаживают мимо нас по двору возле комендатуры, туда-сюда, по своим делам. Косятся с подозрением в нашу сторону, но вопросов, на наше счастье, покамест не задают и тревогу не поднимают. Не зря, стало быть, мы в немецкую форму переоделись.

– Вам из города всё равно не выбраться! – самоуверенно сказал комендант на вполне сносном русском, когда мы отошли подальше. – Здесь несколько немецких частей поблизости расквартировано.

На что я, старшина Потапов, знаменитый множеством геройских фортелей и проделок, в тылу врага и не только там, ответил ему с житейской мудростью:

– Не зарекайся, подживём - увидим!

Не знал комендант, что пока мы Катюшу освобождали, двое оставшиеся из нашей группы бойцов бензин по гаражу разлили, а заодно облили машины немецкие – броневики, грузовики, мотоциклы. Одну не облитой оставили – ту, что в стороне стояла. На ней мы дёру давать собрались из немецкого тыла в направлении линии фронта. С ветерком и победными песнями.

Как только мотор машины завёлся, гараж от брошенной мною спички синим пламенем заполыхал.

Вслед за этим, понятное дело, сирена на всю округу взвыла. Конвойный на вышке заметил пламя над гаражом и обозначил тревогу. С запозданием до него дошло, что дело керосином пахнет. Увидела немчура отъезжающую от гаража машину, но толку из этого не было и быть не могло. В погоню за беглецами, спасавшими русскую пленницу, а заодно прихватившими коменданта, пуститься не на чем – гараж с машинами ярче яркого полыхает. Не до того им сейчас, тушить надо.

Мы воспользовались тем, что немчура в замешательстве и под шумок из города на полной скорости по просёлочной подались. Фронтовая канонада недалеко грохочет, оно и понятно – до переднего края рукой подать.

– Как видишь, немец, ты не прав оказался, – усмехнулся я в лицо коменданту. – Из города мы выбрались тебе назло и полковую радистку нашу из гитлеровских застенок вызволили. Ошибся ты, немец, ох-как ошибся, когда Катюшу схватил! Она фронтовая принцесса наша, одна такая на целый полк! Мы за неё в огонь и воду пойдём, а надо будет – и жизни не пожалеем! Она как дочь нам и как сестра, русская и родная!