Сдёргиваю я со снайпера немецкого маскхалат...

Павел Соболевский
Сдёргиваю я со снайпера немецкого маскхалат, а там красота дивная – глаза большущие голубые и волосы вьются длинные.





Как-то раз после боя сидим мы с товарищем, Василием его звали, разговариваем. Ноги в окоп свесили, радуемся, что в живых остались. Советские танки фрицев дальше погнали, а нашей стрелковой роте, побитой основательно в неравном бою с гитлеровцами, минута затишья выпала.

Открыл я флягу чтобы воды напиться, а тут вдруг "дзинь" – и вода из дырки во фляге мне на штаны потекла тонкой струйкой. Не успел я выругаться, а товарищ мой уже в окоп сиганул. На самое дно залёг.

Ну и я, не будь дураком, следом за ним нырнул. Сообразил, что в нас стреляют прицельно. Снайпер вражеский, не иначе.

Переждали мы с минуту, вроде тихо всё. Толкаю я Василия, а он молчит. Совсем ничего понять не могу. Переворачиваю боевого товарища, смотрю, а у него в голове дырка и кровь запеклась возле раны. Мёртвый Вася, снайперская пуля его настигла.

Выскакиваю я из окопа, злой на фашистов, как дьявол! Бегу к солдатам своего взвода и ору на бегу, чтобы живо прятались. Те в окопы как горох посыпались, мигом сообразили в чём дело. Сам я следом за ними туда же нырнул.

Забрал я у одного из солдат бинокль армейский и снайпера в лесу стал высматривать. Осторожно высунулся, пули опасаюсь вражеской. Осмотрел окрестности зорким глазом и заметил его. Показал бойцам на одинокую берёзу в поле – оттуда немец стреляет. На дереве сидит, под маскхалатом прячется.

– Дай-ка сюда винтовку! – говорю я одному из стрелков. – Своей рукой подстрелю гада, отомстить хочу за Василия!

Прицелился я, нажал на курок – грянул выстрел и фриц тот с берёзы свалился. Но не убил я ирода, ранил только, повезло ему. А может винтовка плохо пристреляна, ведь я стрелок хоть куда. В монету мелкую со ста шагов попадаю из револьвера.

Подходим мы к фрицу, а он стонет – за ногу держится, руки в крови. Я револьвер сжимаю в твёрдой руке, сдёргиваю с него маскхалат, а там красота дивная: глаза большущие голубые и волосы вьются длинные.

Не смог я бабу пристрелить, не поднялась рука. Красивая больно попалась, да и соплячка совсем – лет восемнадцать девчонке, не больше. Зашуганная какая-то и непутёвая, каска на голове не по размеру. Сразу видно, из "Гитлерюгенда", дурочка оболваненная.

Я револьвер обратно в кобуру спрятал и сплюнул под ноги от досады и горечи. Не смог отомстить за боевого друга Василия. Такие уж мы существа – мужики, на женскую красоту сильно падкие, баба жалость в нас пробивает. Вот и я слабину дал.

В плен мы эту снайпершу взяли и особистам передали. А после допроса посадят её в зарешеченный спецвагон и поедет голубушка в казахстанские лагеря, тяжким трудом вину искупать – киркой да лопатой добывать уголёк для нашей Советской Родины.