"В квартире, где стены своей белизной не оставят мыслителя равнодушным,
Время, проведенное с тобой, по праву считается — лучшим..."
Ветер трепал волосы двух молодых людей. Ветер трепетал то ласково, то немилосердно, норовя смахнуть шапку с головы девушки, одетой в легкую черную юбку и белую рубашку.
— Оставь себе, тебе пригодится, — еле слышно проговорила она, снимая с головы и протягивая шапку спутнику, — там, куда ты едешь, ведь вечные ветра и дожди...
Она говорила тихо, потому что голос был сорван от слёз.
— В Петербурге не всегда дожди, милая, — он обнял её за плечи, — да и ты сама скоро приедешь и убедишься в моих словах.
Но они оба понимали, что это их последняя встреча.
"...там столик помнит пролитый чай и коридор сыт от ругательств.
Мы там незаметно разучились скучать, пока ветер поглаживал пряди…”
— Напиши, как приедешь, пожалуйста, — она спряталась у него на груди, — расскажи, как там, в северной столице.
— Обязательно, обязательно, милая, — он чуть коснулся пальцами её подбородка, — посмотри на меня.
Она подняла на него глаза. Глаза, такие притягательные, цвета зелёной травы и земли, цвета шоколада в базиликовой обертке, глаза любящие, но сейчас — будто приговорённые к смерти. С её ресниц стекла тушь, и черные дорожки оставляли следы.
Как последнее напоминание о том, что было за этот столь короткий, но столь долгий день.
“...пока угол касался нежно руки геометрии своих ровных линий,
Мы там были так далеки, но кажется, мы… любили…”
— Пусть эти мгновения уходящего дня останутся в твоей памяти как якоря. Как прочные якоря, светлые пристани, к которым ты будешь возвращаться в темные дни.
— Как ты… пафосен, — она улыбнулась, смахнув подступившие слёзы с ресниц, — разве все поэты такие пафосные?
— Я говорю, что чувствую. Я… я не могу измерить свою любовь в физических единицах, не могу обличить её во что-то физическое. У меня есть только слова и… мои руки. Я бы отдал весь мир, чтобы ещё раз пережить этот день.
— Видимо, все из Петербурга такие, — она рассмеялась, тряхнув головой, — и как я только могла умудриться так влюбиться?
— А как я мог утонуть в тебе с первого взгляда? — он провел рукой по её щеке, коснулся лба, запустил пальцы в короткие тёмные волосы. — Ты не представляешь, как я люблю тебя.
“...и мир там был для нас двоих, всё остальное — плод инерций.
А ты… А ты — прообраз всех моих огромных гирь на сердце…”
— Никогда не забуду, как ты со мной познакомился. “Девушка, а, девушка, вы не хотите камелий?” И как ты только угадал мои любимые цветы…
— У меня был плохой день. Ты знаешь, я люблю цветы. Шел домой в плохом настроении, зашел в цветочную лавку. Хотел купить себе роз… да, это странно, знаю, как дико звучит, но… иногда же нужно себя баловать? Роз не было, взгляд зацепился за камелии. А тут ты, сидишь на лавочке, и ветер упорно сдувает с тебя шапку. Смотрю и понимаю: боже, я не видел человека красивей и грустней одновременно, — он улыбнулся и взял девушку за руку, — и я подумал, что если мой день безнадежно испорчен, то я сделаю всё, чтобы она улыбнулась.
— И ты сделал меня счастливой, просто подарив цветы, — она запустила руку ему под рубашку, холодными пальцами касаясь ребер, — со мной ещё никогда такого не было. Как в кино…
“...я был от твоего присутствия пьян, и хотелось от этого крикнуть!
Но… даже уютные люди имеют изъян, ведь к ним так просто привыкнуть…”
— Я буду тебе писать письма. Каждый день. Хочешь, буду рассказывать, как у меня дела? — она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. — Можешь даже не отвечать. Я просто хочу знать, что ты где-то есть…
— Я буду отвечать на каждое твое письмо. И хочу начинать своё утро, услышав твой голос. Такой далёкий… но такой нужный. Как-будто ты рядом со мной.
— Я всегда буду рядом с тобой. Наши мёртвые всегда с нами.
“...поодаль теперь продолжим мы сами диалог уже не наших ночей,
Ведь ты ушла, на память оставив лишь соль своих слёз на моём плече...”
— Уважаемые пассажиры, поезд номер 073, Москва — Санкт-Петербург, отправляется через десять минут с четвертой платформы.
— Я никогда не думал, что одна встреча, такая случайная и неожиданная, перевернет мою жизнь с ног на голову, — проговорил он, запрокинув кверху лицо и отчаянно стараясь не плакать, — никогда не верил в любовь с первого взгляда. Тем более во взаимную любовь.
— Не надо слов, милый, прошу… Просто оставь мне свой запах, тепло рук и губ. Оставь воспоминания о плохом кофе в нашей кофейне, оставь эту пасмурную погоду, которая сейчас кажется мне самой солнечной…
— Провожающие, покиньте вагон, — донесся до них будто из другого мира ворчливый голос проводницы, — кто из вас едет? Быстрее, документики!
— Прощай, моя… Королева, — произнес он быстро, незаметно коснувшись рукавом глаз.
— Прощай, мой Рыцарь, — произнесла она.
“...и отраженьем наших бессонных служат слова на какой-то стене…”
Он зашел в вагон и, как только повернул в душный коридор, выплеснул наружу то, что так долго копилось в его груди. Сильное, светлое чувство разрывало его на части, но он знал, что, как только боль от расставания пройдет, останется лишь светлая печаль.
И чувство сильной, нежной любви.
А на неё, как только он шагнул в железную машину, что увозила любимого, как только она поняла, что он ушёл… на неё навалился весь остальной мир. Разом, скопом, громкие звуки вокзала, холод позднего лета, разговоры, свистки, запахи, лай собак — живой мир ворвался в её голову, оглушив и прибив к полу.
Но она знала, что ей теперь есть ради чего жить.
И пускай они никогда больше не встретятся, он — инженер-авиаконструктор, работающий на оборонную промышленность и практически невыездной, и она, бедная журналистка, которая никогда не сможет покинуть Москву, потому что вынуждена присматривать за больной матерью.
Но несмотря на все обстоятельства, они обрели смысл. Смысл, чтобы жить дальше.
Несмотря ни на что.
“...теперь я тот, кто теряется у тебя в сохраненных,
Оставаясь всегда в стороне”.