24. 08. 2018. В. Гроссман За правое дело

Феликс Рахлин
По прошлому – первому и второму – чтению романа   я  запомнил на всю жизнь два эпизода:

- встречу в приволжском городке Камышине на прифронтовой дороге майора Берёзкина, направляющегося из госпиталя, что ли, в родной полк, воюющий в Сталинграде, и его  жены Тамары - беженки от немцев Тамары, а также   их дочери, расставшихся с ним на рассвете 22 июня на западной границе СССР в первые минуты Отечественной войны…

- … и страницы с описанием боя одного из батальонов  дивизии Родимцева за здание сталинградского вокзала (батальон Филяшкина отбил вокзал у немцев и получил приказ «Стоять на смерть!»). В ожесточённом бою погибли все советские воины, оборонявшие вокзал.

Первый эпизод – сугубо бытовой:  случайная, почти фантастическая встреча, но, впрочем, такая, каких немало было в сутолоке той страшной войны: мне известен факт из беженской эпопеи семьи моей жены Инны – ей  было 9 лет, её старшему брату – 18, отец по службе  не мог уехать с ними, запихнул семью в первый попавшийся эшелон, а сам слёг в тяжёлом  гриппе… Не выздоровев, был выведен из забытья  соседкой дворничихой:

 – Исак  Володымырович, нимци у Харкови, бижить скорише  на вокзал – рятуйтеся!..

 Он кое-как добрался до вокзала, и тут ему повезло встретить работавшего там знакомого путейца, тот открыл ему железнодорожным ключом вагон стоявшего на путях пустого ещё поезда, отомкнул там уборную – и тут же запер её за ним на ключ. Беженец сел на торчок и… уснул. Проснулся – в дороге; запертый туалет осаждает разъярённая толпа загрузившихся людей...

Несколько дней провёл в дороге  на Восток. Где-то на крупной станции вышел пройтись. На одном из путей стоял эшелон с беженцами. И вдруг  мой будущий тесть услышал из вагона этого эшелона зовущий его голос сына…   Чудо произошло – семья воссоединилась! (Увы, сын через два года погиб на фронте под Старой Руссой. Имя его носит наш с женою единственный сын Михаил).

Да и в  беженской судьбе нашей семьи произошла случайная встреча: на борту волжского парохода, по дороге из Камышина (который  упомянут  выше) я вдруг встретил родственника – дядю Илюшу Злотоябко: родного брата мужа моей тётушки…
Но главное чудо ждало нас в конце пути: мы ничего не знали о судьбе отца, призванного на второй день войны,  однако, как оказалось, он был призван ПО ОШИБКЕ ВОЕНКОМАТА: его как исключённого из партии  якобы за «троцкизм» призывать было нельзя. Но «советская власть  не ошибается», и его не отпускали, заставляли ежедневно являться в военкомат чуть ли не до дня оккупации города немцами. Повезло на военкома: из чувства человечности он пошёл на «должностное преступление» - сказал отцу прямо: «Я не имею права вас призвать, но мне вас жалко. Назовите любой тыловой военкомат  - направлю вас в его распоряжение, и это единственное, что я могу для вас сделать». Отец назвал адрес рано эвакуированной из Ленинграда семьи наших родственников – а мы туда к ним  и ехали. Там с  ним и встретились – тоже совсем неожиданно!

Но здесь, в обстоятельствах семьи Берёзкина, сложилось совсем иначе: бежавшие  в летней одежде его жена и дети после мучительных скитаний добрались до глубоко тылового Сталинграда, но и туда пришла лютая война. Тем временем Иван Берёзкин, отступая с боями, попадая в десятки и сотни смертельных ситуаций, дошёл до тех же мест… (Кстати, Камышин был и в нашем беженском пути памятным местом перевалки с поезда на волжский пароход до Горького (Нижнего Новгорода...). В Сталинграде при эвакуации  детдома погиб его маленький сын… Об этом жена сообщает ему при встрече. Встреча, их диалог описаны с огромной художественной силой.

Батальные  сцены борьбы за многажды разбитое, истерзанное сотнями разрывов бомб, мин и снарядов здание вокзала – казалось бы, совсем другая  тема и материя, но художественная изобразительная сила, с которой написаны эти страницы, не менее велика. Защитники  вокзала гибнут ВСЕ. Не спасся из них ни единый. Но, странное дело, в душе читателя (говорю о себе) возникает нечто вроде… зависти. Это смерть во имя жизни на земле, смерть высокая, смелая,  достойная  Человека.

Мне, хотя и не в деталях, но памятны наскоки  хулиганской советской прессы на автора вскоре после появления его батального литературного полотна. То было ещё при жизни Сталина.  Охаянный критиками за «неправильную» философию пьесы «Если верить пифагорейцам», Гроссман  вскоре после опубликования ещё журнального варианта первой книги  сталинградской дилогии  попадает под «обстрел»  жалкого соперника в военной прозе М. Бубеннова (автора повестушки «Белая берёза» – кто её теперь читает?..) Как и за что только Гроссмана  не ругали! Передавали из уст в уста, что «капитальный» Шолохов обвинил Гроссмана в «оплёвывании русского народа». Дело было как раз в пик сталинского шизофренического разгула юдофобии… Только смерть Вождя спасла писателя (впрочем, как и многих, а уж особенно евреев…)  Слухи об аресте его (Гроссмана) нового романа стали широко известны. В это время (70-е гг.) благодаря сестре, близко общавшейся с диссидентами, я прочёл его потрясающую философскую повесть «Всё течёт»…

Открывшаяся со временем история  борьбы писателя и его друзей с машиной советской охранки – за сохранение от небытия  новой и, видимо, Главной книги Гроссмана – романа  Жизнь и Судьба»  – может   сравниться с историей единоборства Солженицына против КГБ  за сохранение и обнародование его художественного исследования «Архипелаг   “ГУЛаг“».  Это вещи разные, но по степени отваги в борьбе за них они во многом сходны.

Любопытно будет сравнить художественную силу двух книг дилогии: «За правое дело», написанной в условиях «зажатого рта», полностью во времена сталинские, при  жизни тирана, и – после его смерти, когда писалась  «Жизнь и судьба». По одному тому, что арест этой второй книги состоялся в послесталинскую эпоху, можно судить о саморазоблачительном характере этой акции: в ГЛАВНОМ – строй не изменился! Но к более детальному сравнению мы обратимся после того как перечтём и вторую книгу дилогии.