С высоты лет юность кажется периодом наивности, связанной с отсутствием достаточного жизненного опыта, позволяющего избегать ошибок. Но в ней присутствует та чистота и искренность чувств, которую впоследствии не удаётся вернуть ни опытом, ни советами друзей. Очень многое из пережитого тогда кажется нелепым и даже глупым, но как быть с тем накалом страстей, который горел в груди столь остро и так откровенно? Возможно, наступившая половая зрелость и мутила разум выше всякой меры, но отчего же спустя столько лет постаревшее сердце оживает от тех воспоминаний и бьётся по особенному, совсем не так как от воспоминаний других вполне бурных романов? Возможно, потому что это было в первый раз? На чистый лист души легла тень девушки, которая не была ни красавицей, ни умницей-хозяюшкой , ни рукодельницей, и училась так себе. Но умела по особенному улыбаться и говорить коротко всегда по существу. До сих пор не знаю, что так захватило мою душу и превратило в почти безвольное существо готовое на любой поступок лишь по взмаху её руки.
Однажды стоя в длинной очереди в буфет, ко мне подошли две ученицы из "В" класса и всунули в руки записку, где было написано всего три слова "ты мне нравишься". Моё вопросительное выражение лица вызвало лишь громкий смех и в тот день я так и не узнал, кого неожиданно заинтересовал. Мой друг, куда более опытный к тому времени в подобных делах, посоветовал потерепеть, так как он, безусловно, вскоре всё выяснит и сообщит имя девушки. Надо ли говорить о том, как я сгорал от нетерпения. Я метался по школе и заглядывал в глаза тех, кого, по-моему мнению, мог заинтересовать, но встречал лишь удивление и смущение от такого откровенного любопытства. В конце концов, я понял всю бесполезность затеи и решил всё же дождаться результатов расследования моего друга. Ждать пришлось недолго и вот наконец мне украдкой показали лицо той самой, которая заинтересовалась мной.
Я едва доживал до звонков на перемену. Выбегая в хол, я тут же отыскивал её глазами и начинал внимательно рассматривать. Стройная, правильные черты лица, скромная и живая девушка. Она моментально ощущала мой взгляд и начинала смущаться и краснеть. О, мне нравилась эта игра. Перемены заканчивались мгновенно, и я опять сидел за партой, сгорая от нетерпения. Сердце сердце, ах, что случилось, что смутило жизнь твою?
Потом были два года сумашедшей любви, с долгими поцелуями и нервным терзанием рук. Непонятно почему, но как в банальном индийском кино, наши родители были категорически против наших отношений. Подключилась школа и нас буквально застращали классные руководители, то ли из зависти, то ли так было предписано школьным регламентом, запрещающим школьную любовь. Но каждая наша встреча была сопряжена со множеством проблем и неприятностей. Нас оставляли после уровков и долго внушали мысль, что учёба прежде всего, родители пытались запрещать нам видеться и моей возлюбленной нередко попадало от отца в буквальном смысле. Мой отец хоть и не бил меня, но его нудные разговоры с отсутствием внятных аргументов, почему же мне нельзя любить эту девочку, были похуже рукопрекладства. Нередко, мы просто сидели обнявшись и рыдали в голос, не зная, чем помочь друг другу. Виделись мы украдкой, я бросал косточкой вишни в её окно и она выходила лишь на пару минут. Но, какие они были эта пара минут!
В конце концов, и родители и школа, видя наше упрямство, были вынуждены признать, что не могут разлучить нас. Мой классный руководитель всё еще позволял в мой адрес упрёки, но прямой запрет сняли и фактически нас оставили в покое. Правда ходить на свидания по-прежнему было нельзя, но вот учить вместе уроки было можно. Уж не знаю в чем была логика, но её классный руководитель Татьяна Ивановна, вдруг попросила меня подтянуть Любу по физике и математике. В результате я получил легальную возможность видеться с моей любимой почти ежедневно, правда под присмотром мамы. Но, по сравнению с двухминутными свиданиями это было почти счастьем.
Деваться было некуда и чтобы нас вновь не разлучили пришлось взяться за уроки серьезно. Это кстати помогло мне весьма неплохо закончить школу и впоследствии сдать экзамен в лётное училище. Но тогда это была прекрасная возможность быть рядом и думать исключительно о хорошем.
Юность пора самых больших ожиданий от жизни, когда всё ещё только проектируется, закладывается в виде размытых целей, и мир выглядит бесконечно романтичным. И первая любовь часть тех подарков, которые тебе предлагает реальность, но вместе с ней приходит и осознание того факта, что в этом мире ничего не даётся просто так, и всё имеет свою цену.
Я был почти уверен, что моей женой станет вот эта девушка. Я её люблю, она меня во всём устраивает и ничто ни может помешать мне стать её супругом. Эх юность, пора самых больших заблуждений. Мой близкий друг на моё замечание о намерениях женится, неожиданно рассмеялся, потом достал томик Лермонтова и нашел место в романе "Княжна Мэри". В этом эпизоде доктор рассуждает в разговоре с Грушницким о превратностях судьбы, и звучит фраза, которую я запомнил на всю жизнь: "... любим мы одних, а женимся всегда на других." Мне стало обидно, потому как подобного исхода я не ожидал и был уверен, что женюсь без вариантов на Любочке. Но, именно в тот момент было посеяно первое сомнение, что судьба моя будет такой, какой я себе её нарисовал.
Нет я не женился на Любочке и обстоятельства сложились так, что вскоре после школы мы расстались, и не смотря на все наши попытки снова быть вместе, наши судьбы разошлись навсегда. Сегодня я отчётливо понимаю, что, по-другому, и быть не могло.
У нас была последняя встреча, неожиданная и невероятно теплая. Мы наслаждались короткими мгновениями быть рядом, когда каждый отчётливо понимал, что это наши последние минуты быть вместе. Никогда до этого мы не занимались любовью, и я ощущал невероятное удовольствие от прикосновений наших тел. Но, с каждым новым движении я понимал, что теряю этого человека навсегда, что мир совсем не место для простой и наивной любви, он жесток и беспощаден и впереди будет много таких горьких минут, когда понимаешь, что многое не в твоей власти.
Потом мы сидели на крыльце её дома, укрытые теплым шерстянным пледом и разговаривали так, словно нас ждёт долгая и счастливая совместная жизнь. Но заглядывая друг другу в глаза, каждый отчётливо понимал, что ничего этого не будет, что через некоторое время я уйду и никогда более не появлюсь, и мы никогда ни будем вместе. Но мы болтали не взирая на растущую боль такой ожидаемой потери, на озябшие вишни, что пытались нас укрывать от холодного ветра, мы тянули минуты до неизбежного и были в ту минуту безмерно счастливы.
Эта странная боль в середине груди,
И почти безисходность надорванных жизненных линий.
Нам конечно теперь в жизни не попути,
Но зачем в вышине небосвод такой синий.