глава 33 Турнир мечников

Смеющаяся гордость рек и озер


глава 33 Турнир мечников


Писатель: Цзинь Юн


Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин




Один пожилой даос из фракции Тайшань прокричал: "Выбирая главу школы Пяти твердынь, необходимо выдвинуть человека, равно обладающего как блестящими талантами, так и высокой добродетелью. Обладающий незапятнанной репутацией преждерожденный возьмет на себя высокую ответственность, как на этот пост можно людей попеременно назначать?" Его голос был невероятно мощным, среди разноголосицы и гомона он совершенно ясно и отчетливо пробился в уши всем и каждому. Тао Чжи произнес: "Блестящие таланты и высокая добродетель, незапятнанная репутация? Во всем воинском сообществе, на мой взгляд, этим восьми иероглифам соответствует только настоятель монастыря Шаолинь, великий наставник Фан Чжэн".


Каждый раз, когда слово брали шестеро святых из Персиковой долины, толпа героев не могла удержаться от хохота. Однако на этот раз, едва только Тао Чжи предложил кандидатуру шаолиньского наставника Фан Чжэна, на вершине горы Суншань сей же миг установилась мертвая тишина – даже птицы смолкли. Великий наставник Фан Чжэн обладал мощнейшим боевым искусством, милосердием, и рыцарской справедливостью, во всех раздорах в воинском сообществе всегда восстанавливал справедливость, несколько десятков лет все преклонялись перед ним, к тому же клан Шаолинь достиг апогея величия и могущества, был признанной всеми первой школой Поднебесной, и ни у кого не было ни малейшего сомнения что эти восемь иероглифов как нельзя больше ему подходят.


Тао Гэнь громогласно воззвал: "Шаолиньский настоятель Фан Чжэн, может ли он считаться обладающим блестящими талантами и высокой добродетелью, незапятнанной репутацией?" Тысячи людей отозвались в один голос: "Может считаться!" Тао Гэнь воззвал: "Хорошо, все отозвались, проявили всеобщее уважение. К нам, шестерым братьям, тоже проявили уважение, но к великому наставнику Фан Чжэну проявили уважение все же чуть больше. Раз такое дело, то будем просить его на пост главы школы пяти твердынь.


И тот же миг из рядов фракции Суншань и Тайшань раздались крики немалого количества людей: "Глупости! Фан Чжэн – настоятель монастыря Шаолинь, какое он имеет отношение к нашему клану Пяти твердынь?"


Тао Чжи ответил: "Только что этот пожилой даос заявлял, что надо просить высокого мастера старшего поколения, обладающего и талантами, и добродетелью, обладающего незапятнанной репутацией и славным именем, мы с таким трудом нашли кандидата, чем вам великий наставник Фан Чжэн не подходит? Неужели у него репутация недостаточная? И кто скажет, что он не является высоким мастером старшего поколения? Вас послушать, так великий наставник Фан Чжэн обделен талантами и добродетелью, не обладает никакой репутацией, он что, из молодых новичков? Вот уж настоящие глупости! Кто наберется смелости заявить, что он недостоин места главы клана, с тем мы, шестеро святых из Персиковой долины, быстро расправимся!"


Тао Гань заявил: "Великий наставник Фан Чжэн несколько десятилетий является главой клана Шаолинь, и с делами справляется, разве он не управится с делами клана Пяти твердынь? Какой безумный смельчак наберется смелости заявить, что великий наставник Фан Чжэн не справится с делами?"


Тайшаньский Юй-цзи Цзы наморщил бровь: "Великий наставник Фан Чжэн всеми почитаем за высокую добродетель, но сегодня мы выбираем руководителя нашего клана Пяти Твердынь. Великий наставник Фан Чжэн является почетным гостем, как его старейшество можно выдвигать в качестве кандидатуры?"


Тао Гань произнес: "По твоим словам, великий наставник Фан Чжэн не может быть выбран главой клана, потому что клан Шаолинь не объединен с кланом Пяти твердынь". Юй-цзи Цзы ответил: "Именно так". Тао Гань произнес: "Почему же клан Шаолинь не связан с кланом Пяти твердынь? Я скажу, что очень даже связан! Какие пять кланов входят в клан Пяти твердынь?" Юй-цзи Цзы ответил: "Почтенный не понимает суть вопроса. Пять твердынь – это кланы гор Суншань, Тайшань, Хуашань, Северная и Южная Хэншань".


Тао Хуа и Тао Ши в один голос закричали: "Ошибка, ошибка! Цзо Лэн-чань только что заявил, то после объединения в единый клан больше не будет каких-то там кланов Суншань, Тайшань и прочих, к чему ты снова употребляешь эти названия?" Тао Е поддержал: "Исходя из его слов, он глубоко привержен прежнему порядку, до безумия обожает свой клан, как только представится благоприятная возможность, он вдребезги разгромит единый клан Пяти твердынь, возродит славу своего клана Тайшань с его Вершиной любования рассветом".


В толпе героев немало людей тут же зашлись в хохоте, подумав: "Не смотрите, что эти шестеро святых из Персиковой долины не в своем уме, а стоит только кому-то на полслова ошибиться, как они тут же ухватятся, так, что от них не отлипнешь". Все знали, что шестеро братьев, едва научившись говорить, с двух - трехлетнего возраста сразу начинали непрерывно препираться друг с другом, ухватывались за каждое слабое место в аргументации своих братьев, десятилетиями упражнялись в словопрениях, к тому же у них было шестеро голов, если шесть ртов открываются одновременно, то как с такими можно спорить?"


Юй-цзи Цзы лицом то синел, то краснел, только и сказал: "Среди клана Пяти твердынь есть такие драгоценные сокровища, как вы шестеро, вот истинная злая судьба".



Тао Хуа произнес: "Ты сказал истинная злая судьба клана Пяти твердынь, значит, ты клан Пяти твердынь ни во что не ставишь, не желаешь считать себя частью клана Пяти твердынь". Тао Ши добавил: "Наш клан Пяти твердынь только первый день, как образовался, а ты уже его проклинаешь, желаешь ему злую судьбу. У клана Пяти твердынь великое будущее, настало время воинскому сообществу воспрянуть духом и свободно вздохнуть, даже Шаолинь, Удан, "Великий жертвенник покоится на трех опорах", воинское сообщество с надеждой ожидает, что они тоже вольются в единый клан. Даос Юй-цзи Цзы, ты почему не питаешь радостных чувств, сегодня произнес такие неблагоприятные слова?" Тао Е продолжил: "В этом можно усмотреть, что даос Юй-цзи Цзы телом находится в клане Пяти твердынь, но сердце его принадлежит клану Тайшань, увидел, что разделить клан Пяти твердынь не удалось, так он таким образом перевернулся, с такими помыслами как он может быть в нашем клане Пяти твердынь?"


Люди рек и озер, изучающие воинские искусства, прошедшие через дни, когда их клинки вдоволь напились крови, по отношению к благоприятным предзнаменованиям имели множество запретов. Каждый услыхал слова шестерых святых из Персиковой долины, и нашел их логичными. В счастливый день образования клана Юй-цзи Цзи произнес слова проклятия, этого ни в коем случае не следовало делать. Даже Цзо Лэн-чань был недоволен этими его словами. Юй-цзи Цзи сам понял, что сказал неправильные слова, тут же замолчал, втайне копя гнев.


Тао Гань произнес: "Я говорил, что между кланом Шаолинь и горой Суншань есть связь, а даос Юй-цзи опровергал мои слова. В конце концов, есть связь, или нет? Кто прав, ты или я?" Даос Юй-цзи рассержено произнес: "Тебе нравится говорить, что связь есть, так пусть оно так и будет". Тао Гань произнес: "Эх, все дела Поднебесной не поднимутся выше одного иероглифа – "логика". На какой горе расположен монастырь Шаолинь?" Тао Хуа тут же подсказал: "Клан Шаолинь располагается на горе Шаошишань, клан Суншань расположен на горе Тайшишань. Шаоши, Тайши – все это единая гора Суншань, так или нет? Почему же говорят, что Шаолинь не имеет отношения к Суншань?" Эти слова как раз были точны, и герои разом закивали головами.

Тао Чжи произнес: "Господин Юэ только что высказался, что объединение кланов может уменьшить ссоры и разногласия между школами на реках и озерах, и даже только ради этого он одобряет объединение школ. Он также заметил, что если у кланов схожее боевое искусство, или они расположены на соседних территориях, то есть предпосылки к их добровольному объединению. Говоря о близких соседях, далеко искать не надо – это Шаолинь и Суншань. Два великих клана расположены на одной горе. Уж если не объединятся кланы Шаолинь и Суншань, то, судя по словам господина Юэ, он наверняка выпустит... выпустит... наверняка гнев выпустит".



Толпа героев слышала, что он так и хотел, но не осмелился упомянуть, что в самом деле выпустит господин Юэ, и все разом расхохотались, но однако, в уме все сочли разумным, что объединение кланов Шаолинь и Суншань, хоть и кажется чем-то фантастическим, но вполне согласуется с логикой рассуждений господина Юэ. Лин-ху Чун втайне изумился: "Шестеро святых из Персиковой долины, если найдут изъян в словах другого человека, то ухватятся за это, и начнут разыгрывать спектакль, но, так логично говорит они никак не могут. Однако, кто же это им со стороны подсказывает?"


Тао Гань произнес: "Великий наставник Фан Чжэн снискал всеобщее уважение, и мы изначально предлагали его в качестве главы единого клана. Но тут кто-то высказался, что Фан Чжэн не принадлежит к единому клану Пяти твердынь. Так что остается только объединить Шаолинь и клан Пяти твердынь, образовав единый клан "Шаолинь и Пять гор", и сделать великого наставника Фан Чжэна главой этого нового клана". Тао Гэнь поддержал: "Точно. В наше время, если захочешь найти такого же подходящего человека, как великий наставник Фан Чжэн, то ни за что не найдешь". Тао Ши подвел итог: "Мы, шестеро святых из Персиковой долины, покоряемся великому наставнику Фан Чжэну, неужели найдется кто-то, кто не покорится?"

Тао Хуа произнес: "Если кто с нами не согласен, пусть выходит, и померяется силами с нами. Если он победит, то пусть померяется силами с великим наставником Фан Чжэном. Одолеет великого наставника Фан Чжэна, пусть померяется силами с великими наставниками Зала Да Мо [Бодхидхармы], Зала Архатов, Двора Буддийских Заповедей [Цзе лю юань Зал Порядка], и Терема Хранения Канонов. Если победят высоких мастеров из Зала Да Мо, Зала Архатов, Двора Буддийских Заповедей, Терема Хранения Канонов, то тогда пусть померяется силами с главой клана Удан даосом Чун Сюем..."


Тао Ши произнес: "Пятый старший брат, зачем нужно звать меряться силами даосского наставника Чун Сюя из клана горы Удан?" Тао Хуа ответил: "Наставники кланов Шаолинь и Удан связаны узами дружбы, вместе принимают славу и позор. Если кто-то победит главу клана Шаолинь, великого наставника Фан Чжэна, разве даос Чун Сюй сможет не вмешаться?" Тао Е подтвердил: "В самом деле, никакой ошибки, а если кто победит даосского наставника Чун Сюя, то придется ему померятся силами с нами, шестерыми святыми из Персиковой долины".


Тао Гэнь взвизгнул: "Ай, он же уже победил нас, шестерых святых из Персиковой долины, зачем снова меряться силами?" Тао Е объяснил: "В первый раз мы проиграли, но разве мы из тех, кто с радостью принимает поражение? Разумеется, надо умотать его до смерти, пока чертов дух не рассеется, пусть этот идиот снова идет по следующему кругу".


Толпа героев услышала, расхохоталась, некоторые орали в знак поддержки, иные просто старались поднять бузу.


Юй-цзи Цзы преисполнился гнева, не сумел себя обуздать, выскочил вперед, с рукой на рукояти меча, закричал: "Шестеро уродцев из Персиковой долины, я Юй-цзи Цзы не согласен, хочу с вами силами померяться". Тао Гэнь спросил: "Мы же с тобой из одного клана Пяти твердынь, если начнем биться, разве не будет это взаимным истреблением?" Юй-цзи Цзы ответил:



"Вы наговорили слишком многое, "божества в возмущении, демоны в отвращении". Если в клане Пяти твердынь не будет вас шестерых, то для всех только будет глазам приятнее и ушам спокойнее". Тао Гань спросил: "Хорошо, у тебя рука лежит на рукояти меча, ты думаешь об убийстве, сейчас выхватишь меч, и снесешь нам шестерым головы?" Юй-цзи Цзы хмыкнул, молчанием соглашаясь с ним, пошел вперед, его взгляд горел жаждой убийства. Тао Гэнь произнес: "Сегодня день установления клана Пяти твердынь, и в первый же день твой клан Тайшань идет убивать шестерых мастеров клана Северная Хэншань, как после этого можно будет говорить, что в клане Пяти твердынь все поддерживают друг друга, едины устремлениями и взаимной поддержкой?"


Юй-цзи Цзы в сердце признавал, что эти слова вполне резонны, если сегодня убить этих шестерых, то возможно, это положит начало бесконечной вражде, в клане Северная Хэншань наверняка найдутся желающие отомстить, он усилием воли сдержал свой гнев: "Раз вы понимаете, что такое единые устремления и взаимная поддержка, то больше не говорите таких глупых слов, которые всех сбивают с толку". Он на локоть вытащил меч из ножен, раздался шелестящий звук, и он вложил его обратно в ножны.



Тао Е произнес: "Если от того, что пять гор соединятся в единый союз, будет выгода, то разве не будет пользы в том, что каждый из единомышленников из воинского сообщества выскажет добрые слова?" Юй-цзи Цзы усмехнулся ледяной усмешкой: "Эх, полагаю, что ваши слова к таковым не относятся!" Тао Хуа произнес:


"Разве вопрос о том, кто станет главой клана Пяти твердынь, не связан с будущим нашего клана, и с бедами и счастьем всех единомышленников воинского сообщества? Мы, шестеро братьев говорим горькие слова с добрыми намерениями, хотим рекомендовать на место главы клана мастера предшествующего поколения с безупречной репутацией, не то что ты, кто руководствуется только личной выгодой, хочешь выдвинуть того, кто дал тебе три тысячи лян золотом, четырех красавиц, и место главы в твоей школе". Юй-цзи Цзы рассвирепел, закричал:


"Что за глупости! Кто сказал, что я получил три тысячи лян золотом, и четырех красавиц?" Тао Хуа изобразил испуг: "Ой, это я ошибся, обсчитался, не три, а четыре тысячи лян золота. Не четыре красавицы, и не три, а пять. Кто их тебе дал, думаешь, неизвестно? Кого ты предложишь на место главы единого клана, тот тебе их и вручил".


Юй-цзи Цзы выхватил меч и вскричал: "Еще раз произнесешь такие глупости, тут же кровью умоешься". Тао Хуа рассмеялся, подошел к нему с высоко поднятой головой и выпяченной грудью: "Ты подлыми приемчиками погубил главу клана Тайшань даоса Тянь Мэня, и хочешь продолжить людей губить? Даос Тянь Мэнь уже кровью умылся, это все ты подстроил, нанес ущерб общему клану, а вот попробуй со мной такое проделать". Сказал, подошел к Юй-цзи Цзы еще на несколько шагов.


Юй-цзи Цзы вытянул меч перед собой, грозно вскричал: "Остановись, еще один шаг, я с тобой не буду любезничать". Тао Хуа рассмеялся: "Кто сказал, что ты со мной сегодня был любезен? Это вершина горы Суншань, не твоя частная территория, я назло буду здесь туда-сюда ходить, какое тебе до этого дело?"Сказав, сделал еще несколько шагов, оказавшись в считанных локтях от Юй-цзи Цзы .


Юй-цзи Цзы увидел его уродливое вытянутое лошадиное лицо, желтые зубы скалились в усмешке, испытал необычайное отвращение, и кольнул мечом прямо ему в голову.


Тао Хуа тут же уклонился, разругавшись: "Мерзкий преступник, ты и впрямь... и в самом деле ударил!" Юй-цзи Цзы уже глубоко постиг суть учения меча фракции горы Тайшань – едва первый прием пошел, второй уже подгоняет, приемы следуют стремительно и непрерывно. Пока Тао Хуа это говорил, он выполнил подряд четыре удара мечом. Приемы меча Юй-цзи Цзы непрерывно ускорялись, Тао Хуа "руками не успевал, ногами путался", закричал, хотел вытащить с пояса короткую железную палку для отбивания ударов, но не успел. Меч сверкнул, раздался треск, и Тао Хуа получил укол в левое плечо.


В тот же миг длинный меч Юй-цзи Цзы вылетел из его руки, полетев к голубым небесам, его тело оторвалось от земли, и Тао Гэнь, Тао Гань, Тао Чжи и Тао Е растянули его за все четыре конечности. Все это произошло со скоростью прыжка зайца и падения ястреба, в один миг. Но тут же мелькнула золотая вспышка и кто-то нанес рубящий удар мечом по голове Тао Чжи. Тао Ши заранее стоял рядом, защищая брата, и короткой железной палкой отразил удар над его головой. Тот человек снова проатаковал, и Тао Гэнь едва не получил укол прямо в грудь. Но теперь Тао Хуа был настороже, и отвел удар своей железной палкой. Теперь все увидели, что атаковавший их человек был сам глава клана горы Суншань Цзо Лэн-чань.


Цзо Лэн-чань знал, что шестеро святых из персиковой долины, хотя и мелют постоянно всякую чепуху, но однако владеют реальным искусством, приводящим людей в ужас. Некогда он сам посылал на гору Хуашань высокого мастера направления меча Чэнь Бу-ю, и шестеро братьев разорвали того на четыре части. Едва он увидел, что Юй-цзи Цзы пойман четырьмя братьями, как понял, что если промедлить с помощью, то его того и гляди, разорвут на части, и, хотя он здесь являлся хозяином, и встревать в драку ему было не очень удобно, но в виду такой опасности, он, выхватив меч, поспешил на помощь.


Он атаковал двоих братьев, рассчитывая, что они отпустят руки, и станут защищаться, но не ожидал, что взаимодействие этой шестерки безупречно, и, пока четверо братьев держат врага, двое оставшихся обеспечивают им полную защиту. Хотя приемы Цзо Лэн-чаня были изумительны и тонки, изменения стремительны, но Тао Ши и Тао Хуа отбили его атаки. На самом деле жизнь Юй-цзи Цзы висела на волоске, в этот миг, когда Цзо Лэн-чань столкнулся мечом с железными палками Тао Ши и Тао Хуа, он, используя внутреннюю силу, понял, что ему потребуется шесть приемов, чтобы заставить их отступить, но за это время четверо братьев разорвут Юй-цзи Цзы на четыре части. В тот же миг его меч блеснул, проводя круг.


Юй-цзи Цзы закричал, и упал, ударившись головой о землю. Тао Гэнь и Тао Чжи сжимали в руках по отрубленной руке, Тао Гань держал в руках отрубленную ногу, и только нога, котрую держал в руках Тао Е была соединена с туловищем Юй-цзи Цзы.
Оказывается в тот миг, когда Цзо Лэн-чань осознал, что у него нет способа заставить четверых святых из Персиковой долины отпустить руки, оставалось только отрубить Юй-цзи Цзы три конечности ради его спасения. Это было схоже с той ситуацией, когда воин отсекает сам себе руку, которую укусила ядовитая змея. Цзо Лэн-чань сделал это, полагая, что шестеро святых из Персиковой долины больше не будут вредить инвалиду, рассмеялся ледяным смешком, и отступил назад.



Тао Чжи изумился: "Ай, Цзо Лэн-чань, ты подарил Юй-цзи Цзы золото и красавиц, чтобы он помог тебе стать главой клана, зачем же ты сейчас поотрубал ему руки и ногу, не иначе, убийством хотел рот заткнуть свидетелю?" Тао Гэнь произнес: "Он боялся, что мы разорвем Юй-цзи Цзы на четыре части, поэтому вмешался, он просто ошибся".
Тао Ши произнес: "Сам себя считает умником – смех, да и только. Мы схватили Юй-цзи Цзы просто шутки ради. Сегодня великий день учреждения единого клана Пяти твердынь, кто бы осмелился в такой день людей убивать?" Тао Хуа продолжил: "Хотя Юй-цзи Цзы и хотел убить меня, но мы же чтим единство, как бы осмелились убить его? Только и хотели подбросить его к Небу, дать полететь вниз, и снова поймать, попугать немного. Цзо Лэн-чань действовал грубо, размышлял глупо".

Тао Е, весь забрызганный кровью Юй-цзи Цзы, подтащил того к Цзо Лэн-чаню за оставшуюся ногу, покачал головой: "Цзо Лэн-чань, ты действуешь люто, как ты мог сделать с Юй-цзи Цзы такое? Теперь у него нет обоих рук, и только одна нога, что он теперь за человек?"


Цзо Лэн-чань был переполнен гневом, думая про себя: "Только что, опоздай я хоть на миг, вы, четверо, разорвали бы Юй-цзи Цзы на четыре части, был бы он сейчас в живых? А тут начали издеваться! Да только все это бездоказательно, и объяснить никому не удастся".


Тао Гэнь произнес: "Если бы Цзо Лэн-чань хотел убить Юй-цзи Цзы, пронзил бы того мечом, было бы и чисто, и аккуратно. Но отрубить ему обе руки и одну ногу, сделать таким не живым ни мертвым – это слишком жестоко. Можно сказать, это весьма не гуманно". Тао Гань произнес: "Мы же все из одного клана Пяти твердынь, что бы не происходило, все можно хорошенько обсудить, к чему такая жестокость? Совсем он не справедлив с членами общего клана".


"Держащий пагоду" Дин Мянь вскричал: "Вы, шестеро уродцев, по делу и без дела людей на четыре части разрываете. Глава клана Цзо спас даосского наставника Юй-цзи Цзы, в самом деле беспокоился о справедливости к членам общего клана, а вы тут чепуху несете".


Тао Чжи произнес: "Да ведь очевидно было, что мы шутили над Юй-цзи Цзы, а Цзо Лэн-чань однако, принял это всерьез, не различает истинного и ложного, не понимает разницы между наличием и отсутствием – мудрости у него недостаточно". Тао Е продолжил:



"Великий Муж, истинный сын нации Хань, один человек совершил поступок – один человек отвечает. Ты неожиданно ранил Юй-цзи Цзы, совершил это, но всяческими уловками отрицаешь свой замысел, это совсем не достойно героя. Но ведь здесь, на вершине горы Суншань на тебя смотрели тысячи глаз собравшихся здесь героев, они видели, как ты отрубил руки и ногу Юй-цзи Цзы, к чему теперь отпираться?" Тао Хуа подвел итог:


"Отсутствие гуманности, отсутствие справедливости, отсутствие мудрости, отсутствие героизма – разве можно доверить пост главы единого клана такому человеку? Цзо Лэн-чань, даже и не мечтай". Сказав, все шестеро разом отрицательно покачали головами. На самом деле, если бы Цзо Лэн-чань своей удивительной техникой меча не отрубил бы Юй-цзи Цзы две руки и ногу, то этого даосского старейшину, которой и одной стражи еще не пробыл главой фракции Тайшань, разорвали бы на четыре части. Собравшиеся у алтаря Жертвоприношения Небу бойцы высшего уровня, разумеется, это видели, в сердце своем одобряя его великолепную технику меча и быструю реакцию. Но шестеро святых из Персиковой долины говорили так аргументировано, что их речь было нелегко опровергнуть. Те, кто понимал, что Цзо Лэн-чань обвинен несправедливо, внутренне тайно усмехались; те, кто не разобрался, что было на самом деле, считали, что Цзо Лэн-чань поступил слишком грубо и жестоко, и у них на лицах появилось неодобрительное выражение.


Лин-ху Чун очень давно знал шестерых святых из Персиковой Долины, подумал: "Сегодня все слова шестерых братьев раз за разом точно попадают в уязвимые места Цзо Лэн-чаня. Как эти шестеро своими мозгами могли до этого додуматься? Наверняка ими кто-то руководит со стороны". Он потихоньку подошел поближе к шестерым братьям, собираясь наконец узнать, что за высокий мастер дает им указания, но увидел, что шестеро сгрудились вместе, и рядом с ними нет посторонних людей, пятеро хлопотали, останавливая кровотечение из руки Тао Хуа. Лин-ху Чун покрутил головой, всмотрелся в сторону запада, и вдруг услышал в ухе голосок не громче комариного: "Чун гэ, ты меня ищешь?" [Чун гэ - старший брат Чун]


Лин-ху Чун вздрогнул от изумления, одновременно обрадовавшись, голос хоть и был предельно тонок, но совершенно разборчивый, и он сразу узнал, что это был голос Ин-ин. Он медленно повернул голову, и посмотрел в сторону голоса. Увидел он, однако огромного и чрезмерно тучного курчавобородого героя, который сидел на большом валуне и самозабвенно чесал голову. Такого рода курчавобородых героев здесь было самое малое сотня или две, и на него никто не обращал внимания. Лин-ху Чун заподозрил подвох, внимательно всмотрелся герою в глаза, и вдруг увидел в них хитрую и соблазнительную смешинку, узнав Ин-ин. Он обрадовался и направился к ней.



Ин-ин изменила голос: "Не подходи, а то иллюзию испортишь". Ее голосок был тончайшим, но передавался на далекое расстояние, ввинчиваясь ему прямо в ухо. Лин-ху Чун остановился, подумав: "Вот и не подозревал, что ты владеешь таким гунфу преобразования голоса, наверняка это батюшка тебе тайно передал". И тут его осенило: "Выходит, шестеро святых из Персиковой долины говорили с твоего голоса, неудивительно, что эти шестеро простаков вдруг заговорили о том, что нет гуманности, нет справедливости, нет мудрости и героизма?" Он пришел в восторг, и не удержавшись, произнес вслух: "Слова шестерых святых из Персиковой долины разумеется, вполне резонны. Раньше я полагал, что их шестеро святых, откуда мне было знать, что у них есть еще и седьмая – и умная, и очаровательная фея Тао Э - Чашечка цветка Персика!"



Герои услышали слова внезапно заговорившего Лин-ху Чуна, но эти слова были абсолютно неожиданными, и все изумились. Ин-ин изменила голос: "Сейчас нужно говорить о главном, ты глава клана Северная Хэншань, и тебе не пристало глупости болтать. Цзо Лэн-чань сейчас в тяжелейшем положении, у тебя хороший шанс стать главой клана пяти твердынь".


Лин-ху Чун почувствовал дрожь в сердце: "Оказывается, Ин-ин переоделась и изменила облик, пришла на гору Суншань ради того, чтобы помочь мне стать руководителем клана Пяти твердынь. Она принадлежит к учению Солнца и Луны, все присутствующие здесь последователи истиных кланов ее смертельные враги, если ее раскроют, это будет предельно опасно. Она подвергла себя такому риску, чтобы помочь мне укрепить свою репутацию, она проявила ко мне такие чувства, я... я... я даже не знаю, как мне ее отблагодарить?"



И тут Тао Гэнь произнес: "Великий наставник Фан Чжэн такой возвышенный преждерожденный, но вы не хотете, чтобы он стал главой школы. Юй-цзи Цзы отрубили руки и ногу, Цзо Лэн-чань не имеет гуманности и справедливости, разумеется, не может быть главой клана. Тогда мы предлагаем лучшего мастера меча нашего времени, молодого героя, чтобы он стал главой клана Пяти твердынь. Если кто не согласен, то пусть попробует проверить его мастерство владения мечом". Сказав это, он показал рукой на Лин-ху Чуна. Тао Гань произнес:


"Это молодой герой Лин-ху, он был главой клана Северная Хэншань, он связан глубокими узами с главой клана Хуашань господином Юэ, дружит с главой клана Южная Хэншань господином Мо Да. Из пяти кланов меча три клана наверняка его поддержат". Тао Чжи произнес: "В клане горы Тайшань вовсе не все дурни беспросветные, разумеется, поддерживающих его будет большинство, а сопротивляющиеся будут в меньшинстве". Тао Е произнес: "В клане Пяти твердынь все и каждый владеют мечом, у кого выше будет мастерство меча, тому Ли Суо Дан Жань "само собой разумеется", Бу Кэ Бу Цзэ – "нельзя не запретить" ему стать главой клана. Он произнес правильно четыре иероглифа "Ли Суо Дан Жань", а вот "Бу Кэ Бу Цзэ" попутно добавил уже от себя, что совершенно не укладывалось в логику.
[Тут вспоминается разговор о именах, когда хэшан Бу Цзе дал своему последователю имя Бу Кэ Бу Цзе, и шестеро братьев предположили, что имя последователя Бу Кэ Бу Цзе будет Ли Суо Дан Жань Бу Кэ Бу Цзе. ] Тао Хуа, придерживая раненное плечо, произнес: "Цзо Лэн-чань, если ты не согласен, бери меч, и сразись с молодым рыцарем Лин-ху. Кто победит, тот и будет главой школы. Это называется – выбирать руководителя по мастерству меча!"


В этот раз среди пришедших на гору Суншань героев, кроме таких почтенных людей, как великий наставник Фан Чжэн, даос Чун Сюй, и им подобных, большинство пришло поглазеть на жаркие события. Все уже уяснили, что объединение пяти кланов в один уже произошло, и целью раздоров будет выбор руководителя. Эти молодцы мира рек и озер больше всего на свете боялись бесконечных диспутов и словопрений, когда шестеро святых из Персиковой долины подняли бузу против Цзо Лэн-чаня, это было и забавно, и и разгоняло скуку, а вот выступления таких почтенных, обладающих гуманностью, справедливостью и добродетелью людей, как Юэ Бу-цюнь, которые могут говорить, пока солнце не закатится за гору, без конца и края, вызывали у них смертельную тоску. Вот именно поэтому, едва Тао Хуа произнес эти четыре иероглифа "выбирать руководителя по мастерству меча", все разразились достигающими Неба радостными криками. Поднявшись на гору Суншань, толпа героев уже увидела как даос Тянь Мэнь пожертвовал своей жизнью, убив врага, как Цзо Лэн-чань одним ударом меча отсек три конечности, уже ради этого стоило прийти посмотреть, но бой высоких мастеров за право стать главой клана обещал быть еще более блестящим зрелищем, намного более захватывающим. Именно поэтому герои неистово хлопали в ладоши и от всего сердца кричали в знак одобрения.


Лин-ху Чун подумал: "Я обещал великому наставнику Фан Чжэну и даосскому старейшине Чун Сюю, что остановлю Цзо Лэн-чаня, не дам ему стать главой клана Пяти твердынь, чтобы он не вверг мир боевых искусств в пучину бедствий. Вот если бы шифу стал главой единого клана, то он, почтенный и справедливый, не имеющий личных пристрастий, разумеется, был бы принят всеми с радостью, и все подчинились бы от чистого сердца. Кто кроме него, в клане Пяти твердынь подходит на это место?" Он заговорил громким голосом: "Прямо перед нами находится самый подходящий преждерожденный, разве все забыли? Если не господин Юэ,"Благородный меч", займет место главы клана, то где найти второго такого человека? Боевое мастерство господина Юэ предельно высокое, мудрость и знания превосходные. Если бы он не обладал гуманностью и справедливостью, всесторонней мудростью, то разве бы получил это прозвище "Цзюньцзы цянь" - "Благородный меч"? Наш клан Северная Хэншань выдвигает его в качестве кандидатуры на пост руководителя". Едва он это произнес, как ученики клана Хуашань забили в ладоши и разразились криками одобрения.


Кто-то из фракции горы Суншань произнес: "Господин Юэ хоть и не плох, но все же немного уступает главе клана Цзо". Другой заметил: "Глава клана Цзо много лет руководил альянсом кланов меча пяти твердынь, было логично и сообразно сделать именно его главой единого клана. К чему нам посторонние?" Еще один добавил: "На мой взгляд, пост главы клана надлежит принять главе клана Цзо, и учредить должности четырех помощников – господина Юэ, господина Мо Да, молодого рыцаря Лин-ху и Юй... Юй... Юй... Юй-цин Цзы или Юй-инь Цзы – это было бы самым подходящим".


Тао Чжи произнес: "Юй-цзи Цзы еще не умер, он потерял две руки ногу, вы его уже не желаете?"

Тао Е закричал: "Поединок на мечах, поединок на мечах! У кого мастерство выше, тот и будет руководителем!" Более тысячи молодцов мира рек и озер тут же присоединились к нему: "Верно, верно! Поединок на мечах, выбирать по мастерству!"

Лин-ху Чун подумал: "На сегодняшнем собрании прежде всего необходимо отсечь Цзо Лэн-чаня, иначе шифу вовек не станет руководителем единого клана". Он обнажил меч, и закричал:


"Господин Цзо, здесь собрались все герои Поднебесной, хотят, чтобы мы выбирали руководителя по мастерству меча. Начнем-ка мы с тобой, бросим кирпич, чтобы получить яшму, первыми обменяемся несколькими приемами, как тебе такое?" Тут же прикинул: "У Цзо Лэн-чаня предельно могучее гунфу "Ладони иньского холода", с моим гунфу рукопашного боя мне до него, как до Неба вверх, до края Земли вдаль. Но по технике меча я ему не уступлю. Когда я выиграю у Цзо Лэн-чаня, то предстоят поединки с шифу и господином Мо Да. Если я проиграю шифу, господин Мо Да не наверняка его одолеет, если вдруг вызовется в бой. Что касается клана Тайшань, то у них один наставник убит, второй искалечен, оставшиеся вряд ли являются бойцами высокого уровня. Если же я не смогу победить Цзо Лэн-чаня, то затяну поединок на тысячу приемов, истощу его внутреннюю силу, и потом шифу будет легче добиться победы".


Он дважды рубанул мечом в воздухе, и произнес: "Господин Цзо, в нашем клане меча Пяти твердынь все и каждый владеют мечом, мечом и определим победу и поражение". Он сказал это, чтобы опередить Цзо Лэн-чаня, и не дать тому предложить поединок врукопашную.


Толпа героев зашлась в восхищенных криках: "Молодой рыцарь Лин-ху человек прямой и честный, пусть меч определит победу и поражение"; "Победитель будет главой школы, проигравший будет исполнять указания, это честная сделка, лучше и не придумаешь"; "Господин Цзо, вступай в поединок на мечах. Что, проиграть боишься?"; "Да полдня уже разговариваем, какая тут, к заднице, польза? Давно уже пора подраться!"

Собравшиеся на вершине горы герои кричали все громче, людей было множество, каждый подхватывал крик другого, даже почтенные и опытные представители старшего поколения не выдержали, и орали вместе со всеми. Но это были приглашенные Цзо Лэн-чанем гости, для них совершенно не важно было. кто в клане пяти Твердынь станет главой школы, но посмотреть на соревнования по выбору главы – это обещало стать жарким зрелищем и красочным спектаклем. "Шумный гость заглушает хозяина" – по этим крикам стало ясно, что без соревнования в боевом искусстве глава школы утвержден не будет.


Лин-ху Чун увидел, что толпа поддержала его предложение, и обрадовался, вскричав: "Господин Цзо, если ты не согласен соревноваться на мечах, то объяви перед всеми, что отказываешься от места главы школы, тоже хулы не будет".



Толпа кричала: "Соревноваться на мечах, соревноваться на мечах! Кто не бьется – не герой, а трус с дырой!" В клане Суншань не мало людей знало, что мастерство фехтования на мечах у Лин-ху Чуна изумительное, Цзо Лэн-чань вовсе не обязательно его победит, но объявить, что Цзо Лэн-чань не будет биться на мечах – значит потерять авторитет – многие наморщили брови, но пребывая в молчании.



Среди общего крика прозвучал чистый громкий голос: "Собравшиеся герои единодушно требуют выбирать руководителя через соревнование на мечах, и мы не можем идти наперекор этой замечательной идее". Говорившим был Юэ Бу-цюнь, и толпа героев поддержала его: "Господин Юэ говорит правильно, соревнование на мечах определит главу!"


Юэ Бу-цюнь произнес: "Определять главу в поединке на мечах – это тоже старый способ, но только наши кланы уже объединены в один, первоначальным намерением было уменьшить количество школ для уменьшения случайных распрей, ради мира и дружбы в воинском сообществе, поэтому в соревновании нужно знать меру – едва определится победитель, сразу преращать поединок, чтобы не было смертей от ранений. В противном случае это будет великим вредом для идеи объединения кланов".

Всем это показалось логичным, и оспаривать никто не стал. Один крупный молодец произнес: "Блюсти меру – это, разумеется, хорошо, но ведь "сабли и мечи глаз не имеют", если кто-то погибнет от ран, то пусть это будет его личным невезением, как можно кого винить?"


Другой произнес: "Если бояться смерти и ранения, то не лучше ли сидеть дома и возиться с детьми, к чему тогда оспаривать место главы клана Пяти твердынь?" И тут все герои зашлись в хохоте. Юэ Бу-цюнь произнес: "Что бы там не говорили, а от ранений лучше воздерживаться. Ничтожный изложил свое поверхностное понимание, прошу уважаемых детально разобраться".


Кто-то закричал: "Быстрее уже деритесь, о чем тут еще разговаривать?"


Кто-то другой сказал: "Не устраивайте беспорядок, а послушайте, что господин Юэ говорит". Тот, что говорил раньше, ответил: "Кто тут беспорядки устраивает? Иди домой, младшую сестренку свою послушай". И вслед этому понеслись ругательства.


Юэ Бу Цюнь произнес: "Каждый, кто будет допущен к состязаниям за главенство, должен соблюдать правила...". Его внутренняя сила была столь мощной, что он легко заглушил этими словами ругавшихся, и продолжил: "Мы выбираем главу школы Пяти твердынь, поэтому допускаться к состязанию будут только члены клана Пяти твердынь. Посторонние, даже если у них руки чешутся, в состязании участвовать не могут. Иначе, это будут не выборы главы клана, а состязание на звание "Первого воина Поднебесной"".


Толпа героев откликнулась: "Хорошо! Если не принадлежит к клану Пяти твердынь, значит, биться не будет". Кто-то произнес: "Давайте-ка, ребята, подеремся все против всех, выберем "Первого воина Поднебесной" – тоже будет неплохо". Этот человек явно был глупцом, и его мнение проигнорировали.


Юэ Бу Цюнь произнес: "Что касается регламента соревнований, то соперники не должны убивать противников, не вредить духу единства, прошу господина Цзо высказать свои замечания".


Цзо Лэн-чань крайне холодным тоном произнес: "Раз уж начали бой, то не ранить и не убивать, не вредить духу единства будет весьма трудно. Не знаю, каковы на этот счет высокие воззрения господина Юэ?"


Юэ Бу-цюнь ответил: "Ничтожный полагает, лучше всего просить великого наставника Фан Чжэна, даосского наставника Чун Сюя, главу корпорации нищих, настоятеля Ю из клана Цинчэн и других обладающих высокой добродетелью преждерожденных из мира боевых искусств быть свидетелями. Пусть они утверждают победу или поражение, чтобы мы не бились бесконечно. Нам важно разделить, у кого искусство выше или ниже, нам не нужно утверждать через жизнь и смерть".

Фан Чжэн произнес: "Прекрасно, прекрасно! "Только разделить выше или ниже, не утверждать через жизнь и смерть" эти слова устраняют кровопролитие и истребление, господин Цзо, как твое мнение?"


Цзо Лэн-чань произнес: "Великий наставник проявил к ничтожному клану любовь и милосердие, мы должны повиноваться. Из пяти изначальных кланов будут участвовать по одному человеку, иначе, если каждый клан выставит по сотне бойцов, то не знаю, сколько лет нам выбирать придется".

Толпа героев, поняв, что из каждого клана будет только один участник, почувствовала, что зрелище будет не особенно жарким. Но ведь, если от каждого клана будет участвовать его глава, то остальные не осмелятся бросить ему вызов. Тут послышались одобрительные крики нескольких сотен людей из клана Суншань, и посторонние возражать не стали.


Вдруг снова заговорил Тао Чжи: "Главой клана Тайшань является Юй-цзи Цзы, неужели этот искалеченный коровий нос тоже будет участвовать в соревновании?" Тао Е ответил: "У него руки и нога отрублены, разве это мешает принять участие в соревновании? У него же одна нога осталась, он в прыжке будет пинать противников". Толпа героев услышала это, и многие не удержались от ухмылок.


Тайшаньский Юй-инь Цзы рассердился: "Вы, шестеро уродцев, погубили моего брата-наставника Юй-цзи Цзы, сделали его инвалидом, да еще и насмехаетесь, надо вам тоже каждому руки - ноги поотрубать. Если не боитесь, выходите биться с даосским дедушкой один на один". Сказав, вышел вперед с обнаженным мечом, и встал в ожидании. Этот Юй-инь Цзы был высоким и худым, с гордой осанкой и величественной внешностью, превосходными манерами и аристократическим видом, его даосское платье развевалось на ветру, он явно был весьма воодушевлен. Герои увидели это, и немало людей закричали с одобрением.


Тао Гэнь произнес: "В школе горы Тайшань именно ты выйдешь биться за звание руководителя?" Юй-инь Цзы ответил: "А к тебе это имеет какое отношение?" Тао Е сообщил: "Разумеется, имеет отношение, и не просто имеет отношение, но огромное, чрезвычайно важное. Если именно тебя уполномочили биться от фракции Тайшань, то после твоего поражения второй человек от вашей фракции уже не выйдет". Юй-инь Цзы произнес: "Второй человек не сможет выйти, ну и что с того?"

Вдруг из рядов клана Тайшань раздалось: "Мы вовсе не уполномачивали Юй-инь Цзы биться от имени клана Тайшань, если он потерпит поражение, в нашем клане есть много других мастеров, разумеется, они выйдут на бой". Это был Юй-цин Цзы. Тао Хуа посмеялся: "Ха-ха, еще имеются мастера, вероятно ваше превосходительство себя имеет в виду?" Юй-цин Цзи ответил: "Именно так, не исключено, что именно твой даосский дедушка".
[Даосы тоже используют для уничижения собеседника возвышающие себя выражение, в данном случае "Дао Е" - даосский господин, даосский дедушка. (Самих даосов прочие люди обычно скорбляют ругательством "коровий нос")]
Тао Ши вскричал: "Прошу всех посмотреть, в клане горы Тайшань возникли внутренние распри, даос Тянь Мэнь убит, даос Юй-цзи Цзы искалечен, эти двое – Юй-цин и Юй-инь затеяли вражду из-за того, кому быть главой клана Тайшань".


Юй-инь Цзы вскричал: "Что за чепуха!" Юй-цин Цзы только посмеялся ледяным смешком, но ничего не сказал. Тао Хуа спросил: "Так в конце концов, кто выйдет биться от клана горы Тайшань?" Юй-инь Цзы и Юй-цин Цзы в один голос воскликнули: "Я!" Тао Гэнь предложил: "Хорошо, вы двое сначала друг с другом сразитесь, чтобы узнать, кто сильнее. Не смогли договориться между собой, победу и поражение докажет бой".


Юй-цин Цзы вышел вперед, махнул рукой: "Младший брат-наставник, отступи, не позволяй посторонним над нами потешаться". Юй-инь Цзы ответил: "Отчего посторонним над нами потешаться? Юй-цзи шисюн тяжело ранен, я хочу отомстить за него". Юй-цин Цзи спросил: "Ты ради мести, или идешь сражаться за звание главы клана?" Юй-инь Цзы ответил:



"Глядя на наше постыдное поведение, как можно претендовать на звание главы клана Пяти твердынь? Разве это не бесплодные мечты? Наш клан Тайшань заранее поддержал Цзо Лэн-чаня, выдвинул его в качестве главы клана Пяти Твердынь, к чему нам еще позориться?" Юй-цин Цзи ответил: "Раз так, то отступи, я старше всех в клане Тайшань". Юй-инь Цзы холодно рассмеялся: "Эх, хоть ты и старше, но поступки и дела твои заурядные, сможешь ли ты отомстить? И все ли тебя поддерживают?"

Юй-цин Цзы внезапно изменился в лице, сурово произнес: "К чему ты говоришь эти слова? Ты порядок старшинства не понимаешь? Пренебрегать старшими, истреблять предшественников – что говорит об этом первое правило нашего клана?" Юй-инь Цзы ответил: "Ха-ха, не забывай, мы все теперь состоим в клане Пяти твердынь, все в один год, один месяц, один день вместе вступили во врата школы Пяти твердынь, какой тут порядок старшинства? В клане Пяти твердынь правила не утверждены, какое тут первое или второе правило? Ты по делу и без дела запугиваешь людей правилами клана Тайшань, но его, к сожалению, уже нет". Юй-цин Цзы не смог ничего ответить, указательный палец левой руки направил на нос Юй-инь Цзы, гневно бормоча: "Ты... ты... ты..."


Более тысячи молодцов единым голосом рявкнули: "Давайте драться, бой разберет, кто выше и сильнее". Меч в руках Юй-цин Цзы безостановочно трепыхался, но вперед не рвался, он, хоть и был старшим братом, но безнадежно погряз в вине и распутстве, и его техника меча никак не могла сравниться с мастерством Юй-инь Цзы. После объединения пяти кланов, внутреннее разделение на пять гор все равно оставалось, от каждой горы решено было выставить по одному поединщику, они оба понимали, что не могут соперничать с Цзо Лэн-чанем за звание главы единого клана, но Юй-цин Цзы рассчитывал, вернувшись на Тайшань, стать старшим на этой горе. Толпа героев подзуживала их вступить в поединок, Юй-цин Цзы держал меч в руках, но нападать не решался, однако, и позорно отступить на глазах молодцов всей Поднебесной он тоже не мог, если так пойдет, то Цзо Лэн-чань назначит Юй-инь Цзы старшим на горе Тайшань, и он всю жизнь проходит с опущенной головой. Ситуация была тупиковой, собратья смотрели друг на друга в упор, не зная, как поступить.


Внезапно раздался пронзительный голос: "На мой взгляд, техника меча горы Тайшань утонченная и сконцентрированная, а вы двое и половины ее не постигли, а еще имеете наглость тут препираться, попусту растрачивая время героев Поднебесной".


Люди посмотрели на говорящего, и увидели высокого, изящного, как яшма, юношу с прекрасными чертами лица, кожа его была белой и чистой, в уголках рта змеилась издевка, это был хуашаньский Линь Пин-чжи. Некоторые узнали его, и вокруг послышалось: "Это молодой зять господина Юэ из клана Хуашань".


Лин-ху Чун подумал: "Братишка Линь всегда был осторожен и сдержан в словах, не ожидал, "что бойцы разлучатся на три дня, и встретившись, будут протирать глаза, чтобы узнать друг друга". Он сейчас перед толпой героев так резво высмеивает этих двух даосских шарлатанов". Только что эти Юй-цин Цзы, Юй-инь Цзы вместе с Юй-цзи Цзы вступив в подлый заговор, погубили главу фракции Тайшань даоса Тянь Мэня, пресмыкались перед Цзо Лэн-чанем, и Лин-ху Чун очень обрадовался, услыхав, как Линь Пин-чжи ругает обоих даосов.


Юй-инь Цзы произнес: "Я не овладел боевым искусством горы Тайшань, может быть, Ваше Превосходительство изволит поучить меня? Осмелюсь попросить Ваше Превосходительство продемонстрировать несколько приемов клана горы Тайшань, пусть присутствующие герои в восхищении раскроют глаза". Он особенно выделил три иероглифа "клан горы Тайшань", смысл был такой: ты представитель горы Хуашань, боевое искусство тоже мощное, но это приемы Хуашани, а вот боевым искусством горы Тайшань ты наверняка не владеешь.


Линь Пин-чжи холодно усмехнулся: "Боевое искусство горы Тайшань сложное, обширное, и имеет глубокий смысл, но вы предали своего учителя, нанесли ущерб своей собственной школе, негодяи, не ведающие почтения..." Юэ Бу-цюнь крикнул: "Пин-эр, даос Юй-инь относится к старшему поколению, не будь невежлив!"


Юй-инь Цзы рассердился: "Господин Юэ, хорошего ты ученика воспитал, славного зятя! Он даже может говорить глупости о том, каково из себя боевое искусство горы Тайшань".


Вдруг раздался женский голос: "Откуда ты узнал, что он говорит глупости?" Изящная молодая женщина вышла вперед, ее длинная юбка ниспадала до земли, длинный пояс развевался на ветру, в волосах был заколот маленький алый цветок – это была Юэ Лин-шань. У нее за спиной висел длинный меч, она протянула правую руку верх и назад, и взялась за его рукоятку: "Я как раз хочу обменяться с даосским старейшиной приемами горы Тайшань, поучиться его высокому мастерству".

Юй-инь Цзы знал, что она дочка Юэ Бу-цюня, он помнил, что Юэ Бу-цюнь горячо одобрял объединение школ, вовсе не хотел повредить девушке, улыбнулся и произнес: "Барышня Юэ отметила великое радостное событие, убогий даос не пришел с поздравлениями, должен выпить штрафную чарку вина, неужели из-за этого стоит на меня сердиться? У драгоценного клана изумительные приемы меча, убогий даос всегда всецело восхищался. Но о том, что люди из клана Хуашань владеют приемами меча клана Тайшань, убогий даос слышит впервые".


Юэ Лин-шань приподняла прекрасную бровь: "Мой батюшка хочет стать главой клана Пяти твердынь, разумеется, тщательно изучил технику меча всех пяти школ. Иначе, даже если мой батюшка и победил бы всех четырех глав кланов, это означало бы только победу единственного клана Хуашань, он бы не мог считать себя настоящим главой клана Пяти твердынь".


Едва она это произнесла, по толпе героев пошел гул. Кто-то произнес: "Господин Юэ хочет стать главой клана Пяти твердынь?" Кто-то громко спросил: "Неужели господин Юэ владеет также методами меча гор Тайшань, Южная Хэншань, Суншань и Северная Хэншань?"


Юэ Бу-цюнь громко произнес: "У молодых девушек слова – что река течет, детский лепет, прошу всех уважаемых не принимать всерьез".


Юэ Лин-шань произнесла: "Суншаньский дядюшка-наставник Цзо, если ты сможешь победить мастеров каждого из четырех кланов: Тайшань, Хуашань, Южная и Северная Хэншань их же собственными приемами, мы, разумеется, признаем тебя главой единого клана Пяти твердынь. Иначе, пусть даже твои методы меча клана Суншань и уникальны в Поднебесной, но это только прославит твой клан Суншань, к остальным четырем кланам это не будет иметь никакого отношения".


Все герои разом помыслили: "А эти слова и правда не плохи. Если кто-то идеально владеет методами меча всех пяти школ, то пусть и становится главой клана Пяти твердынь, лучшего выбора не будет. Однако, каждый из пяти кланов меча столетиями потом и кровью нарабатывал свои приемы, это плод усилий несчетного числа мастеров. Если кто-то будет учиться у знаменитых учителей каждого из пяти кланов, ему потребуются десятилетия упорных тренировок, и то вряд ли он постигнет все тонкости и секреты всех пяти школ меча, многие из них даже не всем собственным ученикам передаются, это просто невозможно.


Однако Цзо Лэн-чань подумал: "Зачем дочка Юэ Бу-цюня сказала эти слова? В них скрыт какой-то смысл. Неужели Юэ Бу-цюнь помутился рассудком, и хочет оспаривать у меня место главы клана?"


Юй-инь Цзы произнес: "Оказывается, господин Юэ уже изучил в совершенстве приемы меча всех пяти школ, с тех пор, как было решено основать единый клан пяти школ меча, это невиданное грандиозное событие. Убогий даос просит барышню Юэ поучить его приемам меча школы горы Тайшань".


Юэ Лин-шань произнесла: "Замечательно!" Раздался шелест, и она вытянула из-за спины клинок. Юй-инь Цзы очень рассердился: "Я еще старше твоего отца, а ты девчонка, осмелилась направить на меня меч!" Он ожидал, что Юэ Бу-цюнь сейчас вмешается и остановит бой, разве мог он предположить, что Юэ Бу-цюнь покачает головой, и произнесет: "Детишки не знают высоты Неба и глубины Земли.


Юй-инь, Юй-цин, оба являются мастерами старшего поколения, замечательно владеют приемами меча горы Тайшань. Ты хочешь, используя технику меча горы Тайшань, обменяться с ними приемами, не вкусишь ли ты горечь своего поступка?"


Юй-инь Цзы в сердце ощутил холодок: "Юэ Бу-цюнь взял и повелел дочери использовать приемы меча горы Тайшань". В этот миг Юэ Лин-шань отвела меч вниз правой рукой, а левой рукой стала загибать пальцы, как для счета. Досчитав до пяти, сжала пальцы в кулак, потом снова стала разгибать пальцы, сначала большой и указательный, а потом и остальные. После этого снова согнула большой, указательный и средний пальцы, и в это мгновение Юй-инь Цзы испытал потрясение: "Откуда это дитя знает прием "Плоды бессмертия горы Тайшань"?"

[Перевод названия этого приема очень приблизительный.
Дайцзун Жухэ. "Дай" - это общее название горной области, где главенствует гора Тайшань, "Цзун" - "предок". Словом "Дайцзун" обозначали как саму гору Тайшань, так и место, куда возвращаются души после гибели человека.
"Жухэ" это и слово современного языка, переводится "каков, каким образом" и древнее слово, обозначающее мифическое дерево, плоды которого даруют бессмертие. ]

Более тридцати лет назад Юй-инь Цзы слышал от своего шифу поучения, что этот прием "Плоды бессмертия горы Тайшань" является самым высоким и глубоким утонченным искусством горы Тайшань, основная идея не в том, чтобы использовать меч в правой руке, а провести предварительные расчеты пальцами левой. Расчет включал расположение противника, принадлежность его к конкретной школе, телосложение, размер клинка, и даже положение солнца над горизонтом. Расчеты были очень сложны, необходима была точность, но потом атака мечом не шла впустую. Юй-инь Цзы помнил, что необходимо в один миг произвести правильный расчет, но не отработал этот навык – услыхал, и ладно, и сейчас им не владел. На самом деле его шифу тоже не вполне владел этим искусством, говоря: "Этот прием "Плоды бессмертия горы Тайшань" является несравненно могучим, но только, если расчеты произведены правильно.

Тебе не суждено получить этот прием, значит, такова карма. Твои братья-наставники не обладают твоим упорством и старательностью, они тем более не могут выучить этот прием. К сожалению, приемы нашего клана Тайшань утонченны и сложны, в мире больше нет такого приема, и с этого времени его передача прерывается". Юй-инь Цзы тогда обрадовался, что шифу не будет изнурять его утомительными тренировками и сложными расчетами, и после никогда не видел, чтобы кто-нибудь в клане Тайшань тренировал этот прием. Вот уж не ожидал он, что через несколько десятилетий он встретит молодую Юэ Лин-шань, выполняющую эти расчеты, и на его лбу выступили крупные капли пота.



Он прежде не слыхал от шифу, как выполняется этот прием, только полагал, что раз его никто не тренирует, то и посторонние не смогут его использовать, не знал контрприемов, считая этот прием утерянным чудом. Исключительные обстоятельства рождают мудрые идеи, он догадался: "Я быстро изменю свое местоположение, пригнусь, чтобы стать ниже, и ее расчеты разумеется, будут не точны". Он тут же махнул мечом, сместился на три шага в сторону, и начал прием "Безоблачная луна", быстро выполняя форму, и еще быстрее отдергивая меч обратно. Но тут он увидел, что Юэ Лин-шань замерла на месте без движения, меч в ее правой руке трепетал, а пальцы левой безостановочно сгибались и разгибались. Юй-инь Цзы, начав прием, следовал за движениями меча, то уклоняясь влево, то сгибаясь вправо, все быстрее и быстрее.


Этот комплекс меча назывался "18 витков горы Тайшань", в прежние времена дороги на горе Тайшань были извилисты, как козьи тропы, под тремя воротами было восемнадцать серпантинов дорог, каждые пять шагов – поворот, каждые десять шагов – разворот в другую стороны, и форма крутого пути перешла в форму техники меча, такую же сложную и извивистую, как форма "ладони плавающего тела" в комплексах "Багуа".

В Тайшаньских "18 витках" каждый разворот серпантина вел все выше, чем дальше, тем становилось опаснее, и эта дорожка приемов меча тоже становилась все более коварной. Юй-инь Цзы каждым приемом словно хотел пронзить Юэ Лин-шань, но, на самом деле, он от начала и до конца ни одним приемом не собирался убивать ее.

Он внимательно вглядывался в левую руку Юэ Лин-шань, пальцы на которой безостановочно складывались и разгибались. Прежде шифу говорил ему: "В этом приеме "Плоды бессмертия горы Тайшань", истоки всех приемов меча нашего клана, промахнуться невозможно, и для того, чтобы убить человека, второго приема не понадобится. Только совершенномудрые способны достичь этого уровня техники меча.


Мой учитель тоже знал этот прием только поверхностно, если бы я и захотел его тщательно отработать, то разве это было так просто?" Он вспомнил эти слова учителя, и по спине заструился холодный пот.


В Тайшаньском пути "18 витков" было разделение на "Медленные 18 витков" и "Поспешные 18 витков", один путь был сравнительно медленным, другой был более крутым, один шаг выше другого, как говорили, "идущий позади видит подошвы на ногах предшествующего, первый видит макушку последующего". Тайшаньская дорожка меча точно следовала этим перепадам горного пути, то замедляясь, то ускоряясь, кружась и разворачиваясь.


Лин-ху Чун заметил, что Юэ Лин-шань стоит, не защищаясь и не уклоняясь, непрерывно загибая пальцы левой руки, как будто дни считает, и невольно разволновался, уже собираясь закричать: "Сяошимэй, берегись!" Но эти слова замерли у него в горле, не успев вырваться.


Юй-инь Цзы уже заканчивал свою дорожку приемов, его меч неотступно плясал в двух локтях от тела Юэ Лин-шань, но она вдруг провела подряд пять быстрых уколов мечом, и каждый удар меча отдавал духом седой древности. Юй-цин Цзы не удержал крика:



"Меч Пятого сановника"!" Есть на горе Тайшань древняя сосна, говорят, что в эпоху Цинь она была пожалована званием "Пятый сановник", с извитыми ветками, подобными скрученным драконам, сплошь покрытая ярко-зеленой хвоей. Один из древних наставников, последователями которого были Юй-цин Цзы и Юй-инь Цзы, любуясь ей, создал такой комплекс меча. Приемы в этом комплексе были по старинному просты, но скрывали в себе удивительные изменения, Юй-цин Цзы двадцать лет назад в совершенстве овладел этим комплексом, и сейчас заметил, что приемы Юэ Лин-шань, хоть и схожи, но отличаются, не одинаковы с теми, которые учил он, но, в самом деле, они даже лучше изначальной версии, это его потрясло, в этот миг Юэ Лин-шань слегка изогнулась в пояснице, и нанесла ему укол, спрашивая: "Это тоже является приемом горы Тайшань?"


Юй-инь Цзы торопливо защитился мечом, и ответил: "Журавль прилетает к чистому источнику", как он может не быть приемом нашей школы Тайшань, но только..." Хоть он и отразил этот удар, но весь покрылся холодным потом – этот выпад едва не пронзил ему грудь. Юэ Лин-шань произнесла: "Является приемом меча горы Тайшань, и ладно!" Ее меч свистнул, и по дуге пошел обратно, в рубящем ударе обрушиваясь на Юй-инь Цзы. Юй-цин Цзи вскричал: "Сменить лошадь на перевале Шигуань! Этот прием ты... не совсем правильно..." Юэ Лин-шань бросила: "Название приема, однако, сразу вспомнил". Ее меч свистнул еще два раза, и Юй-инь Цзы вскрикнул: "А!" Не успел стихнуть его крик, как Юй-цин Цзи получил укол в правое колено, шатаясь, сделал шаг, его нога подогнулась, он с силой вонзил меч в землю, чтобы опереться, кончик меча попал на камушек, раздался звон, и его меч раскололся на две части, а он сам в это время безостановочно бормотал: "Три полных скорости!" Только... все-таки... "


Юэ Лин-шань рассмеялась холодным смехом, и закинула меч в ножны за спиной.


Стоявшие вокруг герои разразились громовыми одобрительными криками. Молодая прекрасная женщина, легко и непринужденно наголову разгромила двух высоких мастеров клана Тайшань, используя приемы меча их клана, техника фехтования была изумительной, такой, что люди преисполнились восхищения, и эхо их криков пошло перекатываться по горным долинам.


Цзо Лэн-чань с несколькими мастерами высокого уровня клана Суншань внимательно глядели во все глаза, и исполнились опасений: "Эта девчонка и в самом деле использовала приемы меча клана Тайшань. Хотя в ее исполнении были изменения, но приемы были опасны и тщательно отработанны, сама девчонка так отшлифовать эту технику не могла, наверняка Юэ Бу-цюнь тайно обучил ее. Чтобы овладеть этими приемами требуется уйма времени, Юэ Бу-цюнь давно вынашивал этот план, его амбиции оказывается, немалые".


Юй-инь Цзы внезапно вскричал: "Ты... ты... ты не использовала прием "Плоды бессмертия горы Тайшань!" Получив ранение, он только сейчас осознал, что прием "Плоды бессмертия горы Тайшань"в исполнении Юэ Лин-шань был обманкой, она вовсе не производила никаких расчетов, иначе бы она расправилась с ним одним ударом, к чему тогда были все эти "Меч Пятого сановника", "Журавль прилетает к чистому источнику","Сменить лошадь на перевале Шигуань", "Три полных скорости", и прочие приемы? Самым оскорбительным было то, что она, используя приемы горы Тайшань, внесла изменения в их ключевые пункты, и оба брата-наставника, имея недостаток времени, не успели этого осознать. Они противодействовали хорошо знакомым приемам, которые уже давно отработали, но она внесла изменения в последовательности, и они оба попались на этом, и были разбиты. Если бы она использовала технику других школ, то они никак не смогли бы проиграть молодой женщине.


Но она в самом дел использовала технику меча горы Тайшань, это не было подделкой, в сердце гнев боролся со стыдом, там были и паника, и смятение, а также чувство несогласия. Лин-ху Чун видел, как она разгромила противников, и был в замешательстве, как вдруг за его спиной раздался голос: "Княжич Лин-ху, эти приемы ты ей передал?" Лин-ху Чун обернулся, увидел, что это Тянь Бо-гуан его спрашивает, отрицательно покачал головой. Тянь Бо-гуан улыбнулся: "Тогда, на вершине горы Хуашань, мы сражались с тобой, ты вспомни, тоже использовал это, как его там, чистого журавля, уж не знаю, когда ты его там успел отработать".



Лин-ху Чун ушел в себя, будто не слыша ничего вокруг. Едва Юэ Лин-шань вступила в бой, он тут же распознал, что она использует технику горы Тайшань, которая была изображена на стене дальней пещеры за скалой размышлений горы Хуашань. Он никому не рассказывал о том, что нашел эту пещеру, с тех пор, как ушел со скалы размышлений, помалкивал о своем открытии, как Юэ Лин-шань могла узнать об этом? Подумал об этом еще раз: "Если я смог найти эту пещеру, то и сяошимэй тоже могла ее найти. К тому же я проделал в нее проход, и сяошимэй было легче туда проникнуть".

На скале размышлений горы Хуашань была дальняя пещера, в которой были нарисованы сокровенные приемы пяти школ меча пяти священных гор. Эти картинки вырезали на стене пещеры старейшины колдовского учения, которые детально разобрали эти приемы, и обнаружили их уязвимые места. Лин-ху Чун прекрасно выучил все эти приемы, но названий их не знал, сейчас увидел, как Юэ Лин-шань проводит последний прием трех ударов меча – слитно, как плывущие облака и льющаяся вода, и естественно, словно едет на легкой повозке хорошо знакомой дорогой, тремя ударами меча легко расправилась с двумя высокими мастерами горы Тайшань. Она в совершенстве выучила приемы с каменной стены, и Лин-ху Чун в сердце не сдержал восхищения. Когда Юй-цин Цзы произнес название этого приема "Три полных скорости", он вспомнил, что когда-то давно сопровождал шифу в поездке на гору Тайшань, когда они проехали пещеру с водопадом, их путь лежал по ровному горному склону, по которому очень удобно было спускаться с горы, без опаски развивая полную скорость. Этот отрезок пути в три версты назывался "Три полных скорости", он и подумать не мог, что этот отрезок горного пути послужит основой для одноименного приема использования меча.


Какой-то худой старик медленным шагом вышел вперед, и прокричал: "Господин Юэ в совершенстве овладел приемами меча всех пяти кланов, такого прежде никогда не было в мире боевых искусств. Дряхлый старец целиком посвятил себя изучению техники меча своего клана, но до сих пор есть много неясного, сегодня прекрасный случай просить у господина Юэ поучений". Он держал в левой руке сверкающий на солнце лакированный хуцинь, а правой рукой извлек из грифа инструмента тонкий клинок – это в самом деле был глава клана Южная Хэншань господин Мо Да.


Юэ Лин-шань согнулась в поклоне: "Прошу дядюшку-наставника Мо о снисхождении. Племянница учила боевое искусство клана Южная Хэншань несерьезно и хаотически, просит дядюшку-наставника Мо дать указания.


Господин Мо Да произнес: "Сегодняшний день прекрасен, чтобы попросить указаний у господина Юэ", смысл был в том, что он бросал вызов Юэ Бу-цюню, не ожидал, что Юэ Лин-шань вмешается, да еще и пообещает использовать приемы меча клана Южная Хэншань. Господин Мо Да в мире цзянху обладал превосходной репутацией, к тому же толпа героев только что слышала, как Цзо Лэн-чань только что обвинил его в убийстве отличного мастера клана Суншань "Суншаньская янская рука" Фэй Биня. Герои разом подумали: "Неужели Юэ Лин-шань, только что победившая в бою двух высоких мастеров клана Тайшань, сможет биться с ним, используя приемы меча клана Южная Хэншань?"


Господин Мо Да улыбнулся: "Очень хорошо, очень хорошо! Превосходно! Превосходно!" Юэ Лин-шань произнесла: "Если племянница не сможет победить дядюшку-наставника Мо, то пусть мой батюшка выйдет на ристалище". Господин Мо Да пробормотал: "Пусть противники подходят, пусть идут!" Его короткий меч медленно-медленно указал вперед, вдруг затрясся в воздухе, раздался звук рассекаемого ветра, и мечи взлетели навстречу друг другу. Юэ Лин-шань применила защиту, короткий меч господина Мо Да плясал как демон, появлялся, как оборотень, и вдруг рванулся в обход Юэ Лин-шань, заходя ей за спину.


Юэ Лин-шань поспешно развернулась, снова послышалось два жужжащих звука, ее волосы взлетели в воздух – господин Мо Да отсек ей прядь волос. Она заволновалась, с быстротой молнии ее пронзила мысль: "Он этим ударом пощадил меня, иначе бы этот удар меча отнял бы мою жизнь. Раз он меня щадит, то нужно его атаковать". И в этот миг она перестала обращать внимание на то, как идет меч противника, и ее меч дважды свистнул, атакуя господина Мо Да, один удар рассекал в подбрюшье, другой – уколол в лоб.


Господин Мо Да слегка вздрогнул: "Эти два приема "Лотос в журчащем ручье" и "Журавль взлетает на Пурпурный Балдахин" в самом деле являются приемами нашего клана Южная Хэншань, как эта девчонка смогла их выучить?"

[Пурпурный балдахин – это одна из привилегий императора, которую он мог даровать в качестве награды, а также название горного пика.]

Гора Южная Хэншань имеет семьдесят два пика, Лотосовый пик, пик Пурпурного Балдахина, Каменный амбар, Опора Неба, Чжужун [божество стихии огня] – вот самые высокие пять пиков. В приемах меча клана Южная Хэншань, также есть пять приемов, соответствующих этим пяти высочайшим пикам. Господин Мо Да увидел, как Юэ Лин-шань только что провела две дорожки меча, каждый из которых содержал более десятка утонченных приемов.

"Меч Лотоса" состоял из тридцати шести приемов, "Меч Пурпурного Балдахина" состоял из сорока восьми. "Лотос в журчащем ручье" и "Журавль взлетает на Пурпурный Балдахин" относились к "Мечу Лотоса" и "Мечу Пурпурного Балдахина" соответственно. В этих дорожках были десятки изумительных приемов, концентрированный смысл которых был выражен в этих двух. Каждый прием содержал как защиту, так и нападение, величественную мощь, был вершиной техники меча горы Южная Хэншань, эти пять методов меча называли "Пять волшебных мечей горы Южная Хэншань".


Толпа только слышала непрерывный лязг металла, не понимая, кто атакует, кто защищается, и сколько приемов за это время они уже разобрали.


Господин Мо Да всегда тщательно все планировал, и только потом начинал действовать, раз уж было решено "По мастерству меча выбирать наставника", то он тут же продумал свой план действий. Ему и в голову не приходило претендовать на звание руководителя единого клана, тем более он не собирался бросать вызов Цзо Лэн-чаню либо Лин-ху Чуну, но он руководил кланом горы Южная Хэншань, и втягивать голову, как черепаха, не имел права.


Он рассвирепел из-за того, что Юй-инь Цзы выступил в роли шакала, помогающего тигру, погубил даоса Тянь Мэня, ему хотелось сразиться с ним, но мог ли он предугадать, что все лучшие бойцы клана Тайшань один за другим будут выведены из строя, и ему останется только биться с Юэ Бу-цюнем. В монастыре Шаолинь он отчетливо видел, каков уровень боевого искусства Юэ Бу-цюня, и не проиграл бы ему, но сейчас, на его удивление, его вызов был принят дочкой господина Юэ. То, что Юэ Лин-шань смогла овладеть приемами горы Южная Хэншань, уже шокировало его, но то, что она использовала приемы, содержащие квинтэссенцию техники горы Южная Хэншань, совершенно его деморализовало.


В год, когда на вершине горы Хуашань состоялась битва между старейшинами демонического культа и бойцами истинных школ, дедушка-наставник и старший дядюшка-наставник господина Мо Да тоже приняли в ней участие, и оба погибли. Отец-наставник господина Мо Да в те годы был еще очень молод, и, хотя полностью изучил пять дорожек меча пяти пиков, но эти пять приемов "Пять волшебных мечей горы Южная Хэншань" он изучил очень поверхностно. Разумеется, господин Мо Да не мог получить исчерпывающих наставлений от своего шифу. Разве мог он ожидать, что сейчас увидит эти приемы в исполнении девушки из постороннего клана? Юэ Лин-шань выполняла только внешнюю форму приемов, не зная их глубинного содержания, иначе бы господин Мо Да немедленно потерпел бы поражение.


Едва он с трудом отбился от этих двух приемов, как меч Юэ Лин-шань поплыл в движении "Листать книгу на Каменном Амбаре", и "Небесный Столб в облаках". Техники меча Небесного столба вышли из наблюдений за внезапными трансформациями облаков и туманов, были удивительными и загадочными, непредсказуемыми в своем развитии.


Едва господин Мо Да увидел, как Юэ Лин-шань начинает технику "Небесный столб в облаках", как мгновенно придумал, что лучшим ответом будет "не защищаясь, идти". Эти слова "не защищаясь, идти" были красивыми на слух, но по сути это было просто бегством без принятия боя. Его техника фехтования изменилась, во время бегства его короткий меч "на запад колол, на восток подрезал", вызывая у зрителей рябь в глазах, чтобы они не поняли, что он уже применил лучшую из тридцати шести стратагем.

[Китайская пословица: "Из 36 стратагем лучшая – бегство"]


Он знал, что среди пяти приемов Пяти волшебных мечей горы Южная Хэншань, "Лотос в журчащем ручье" и "Журавль взлетает на Пурпурный Балдахин", "Листать книгу на Каменном Амбаре", и "Небесный Столб в облаках" не так опасны, как "Дикий гусь возвращается на пик Чжужун". Пик Чжужун был самым высоким пиком Хэншани, и этот прием "Дикий гусь возвращается на пик Чжужун" был самым утонченным и глубоким.


Когда шифу господина Мо Да в те далекие годы говорил об этом приеме, то больше напускал туману, так как и сам нечетко его знал, если бы Юэ Лин-шань провела его еще раз, то он, может быть, в живых бы и остался, но позора бы не избежал. Он быстро перебирал ногами, размахивал коротким мечом, и вдруг его осенило: "Хотя она и выучила удивительные приемы, но выполняет их крайне косно, не реагируя на изменения. Возможно, стоит рискнуть, и сшибиться с ней, иначе после этого боя Мо Да будет изгоем среди рек и озер".


Он увидел, что походка Юэ Лин-шань на краткий миг вдруг стала нерешительной, будто она не знала, что предпринять – преследовать его, или нет, господин Мо Да втайне вскричал: "Стыдоба! Ведь это же всего-навсего неоперившийся птенец". Юэ Лин-шань, используя прием "Небесный Столб в облаках", обратила его в бегство, хотя он и искусно скрывал свои недостатки, словно он и не был на грани поражения, но бойцы высокого уровня заметили, с каким чувством неловкости он избегает своего противника. Если бы в этот момент Юэ Лин-шань не стала его преследовать, а, застыв на месте, отсалютовала мечом, и произнесла бы нечто вроде: "Дядюшка-наставник Мо, вы уступили мне победу, племянница провинилась", и тогда бы победа и поражение были бы четко определены. Разве смог бы тогда господин Мо, разбитый одним приемом, развернуться вторично, и вступить в пререкания с молоденькой девчонкой? Но Юэ Лин-шань колебалась, и для господина Мо Да это было шансом отобрать ускользающую победу.

Юэ Лин-шань только успела показать ямочки на шеках и приоткрыть прекрасный ротик, собираясь что-то произнести, как короткий меч господина Мо Да зажужжал в воздухе, бросаясь в атаку. Последующая за тем серия ударов была плодом всей его жизни в боевых искусствах, "выпад меча и звук циня", и в краткий миг Юэ Лин-шань оказалась окружена сверкающим ореолом блистающего меча. Юэ Лин-шань вскрикнула и отступила на несколько шагов. Господин Мо Да разве мог дать ей шанс перейти к атаке, и начать тот самый прием "Дикий гусь возвращается на пик Чжужун"? Его короткий меч двигался все быстрее, его комплекс меча "тридцать облачных форм ста изменений и тысячи иллюзий" был подобен вихрю облаков и льющимся туманам, у зрителей зарябило в глазах, если бы толпа героев не почувствовала, что тут "старший побивает маленького", и "мужчина побеждает женщину", то все немедленно разразились бы громом одобрительных криков.


Когда Юэ Лин-шань начала выполнять свои приемы, начиная с "Лотоса в журчащем ручье", Лин-ху Чун нисколько не сомневался, что она выучила их с каменной стены дальней пещеры на скале размышлений горы Хуашань, и подумал: "Как сяошимэй попала на скалу Сыгуоя? Шифу и шинян так ее любят, конечно, не могли наказать ее, заставляя медитировать над своими ошибками на захолустном кряже. Даже если бы она совершила какую-то грубую оплошность, шифу и шинян ограничились бы строгим внушением, и не более.


Скала размышлений отстоит далеко от главной вершины горы Хуашань, рельеф там коварный, даже простую ученицу и то не пошлют в одиночестве жить на этой скале. Неужели это брат-наставник Линь в чем-то проштрафился, и отбывал наказание на этой скале, а она каждый день носила ему еду, как прежде мне?" Подумал об этом, и в сердце полыхнуло жаром.


Снова подумал: "Линь шиди такой молчаливый, так педантично соблюдает все правила, словно и впрямь он "Малый благородный меч". Именно поэтому он так и понравился шифу, шинян и сяошимэй, как он мог совершить проступок, за который посылают на скалу размышлений? Невозможно, невозможно, совершенно невозможно". И вдруг его потрясла мысль: "Неужели сяошимэй... сяошимэй..." У него в глубине сердца внезапно всплыла мысль, страшная догадка, но в силу своей чудовищности и абсурдности эта догадка была тут же задавлена, и он уже и сам не мог толком понять, о чем сейчас мельком подумал.


Именно в этот миг раздался крик "А!". Это крикнула Юэ Лин-шань – ее длинный меч наискось полетел из ее руки, ее левая нога подвернулась, и она упала навзничь. Господин Мо Да указал ей на левое плечо своим коротким мечом, и рассмеялся: "Племянница, пожалуйста, вставай, не нужно паниковать".


Вдруг раздался треск, и короткий меч господина Мо Да разлетелся на две половинки. Оказывается, Юэ Лин-шань подобрала с земли два булыжника, и метнула левой рукой один, попав в тонкий клинок его меча, и тот тут же разломился надвое. Юэ Лин-шань размахнулась правой рукой, и стала бросать, целясь влево. Господин Мо Да не успел разгадать ее намерения, слева за его спиной никого не было, он сместился вправо, и тут же получил страшный удар камнем в правую часть груди – Юэ Лин-шань в последний момент изменила направление броска. Раздался хруст, несколько ребер сломалось, и он полным ртом выплюнул свежую кровь.


Все изменилось настолько внезапно и неожиданно, приемы и движения Юэ Лин-шань были настолько четкими, быстрыми и ловкими, что все просто окаменели. Все ясно видели, что после того, как господин Мо Да добился преимущества, он не проводил дальше приемы, а произнес: "Племянница, пожалуйста, вставай, не нужно паниковать". Это соответствовало поведению старшего в поединке с младшим, если он добивался победы. Но то, что совершила Юэ Лин-шань, "Ни демоны, ни божества не могли предугадать", ее прием с булыжниками застал всех врасплох. Только Лин-ху Чун знал, что Юэ Лин-шань использовала тот самый трюк, при помощи которого в те годы старейшина колдовского учения разбил самые высшие приемы меча горы Южная Хэншань. Разница была только в том, что, согласно рисунку на стене, тот старейшина колдовского учения использовал бронзовые молоты. Но Юэ Лин-шань натренировалась использовать вместо "летающих молотов" обычные булыжники, и разница оказалась невелика.


Юэ Бу-цюнь мгновенно подлетел к Юэ Лин-шань, раздался треск – он залепил ей звонкую затрещину, вскричав: "Господин Мо Да совершенно очевидно уступил тебе, как ты могла быть так с ним непочтительна?" Он нагнулся, поддерживая господина Мо Да: "Старший брат Мо, девчонка не отличает хорошего от плохого, младший братишка приносит извинения, крайне стыдно, прости".


Господин Мо Да горько усмехнулся: "Женщина-тигрица из семьи полководцев, в самом деле, необыкновенная". Он сказал эти фразы, и снова изверг из себя струю свежей крови. Из фракции Южная Хэншань выскочили два ученика, подхватили его, и отвели назад. Юэ Бу-цюнь кинул на дочку гневный взгляд, и отошел в сторону.


Лин-ху Чун увидел, что на левой щеке Юэ Лин-шань отпечатались пять пальцев Юэ Бу-цюня – удар отцовской ладони был отнюдь не легким. У Юэ Лин-шань слезы непрерывно катились из глаз, но маленький ротик кривился в презрительной усмешке, показывая несломленную силу духа. Лин-ху Чун вспомнил: "Когда мы раньше вместе были на горе Хуашань, бывало, она шалила, и получала попреки от шифу и шинян, в сердце своем обижалась, и в это время у нее был именно такой и жалобный и очаровательный вид. Тогда я всеми способами и хитростями старался вернуть ей хорошее настроение. Больше всего сяошимэй нравилось одерживать надо мной победу в соревновании на мечах, но только я делал так, чтобы она никак не заподозрила, что это я все подстроил, главное было сделать так, будто я случайно ошибся, и дал ей шанс победить..."


Подумал об этом, и вдруг среди неясных мыслей отчетливо сформировалась одна: "Почему она оказалась на скале размышлений? Скорее всего, до или после замужества она вспоминала, как глубоко я ее любил, и поэтому в одиночестве направилась на скалу Сыгуоя вспомнить минувшие дни. Вход в пещеру я тщательно завалил камнями, так просто его не найти, значит, она была там долго, и приходила неоднократно". Он повернул голову и бросил взгляд на Линь Пин-чжи, подумав: "Линь шиди совсем недавно женился на ней, должен быть абсолютно счастлив, "сердце расцветает, гнев отброшен". Отчего же у него вид такой тоскливый? Сяошимэй только что получила от отца пятерней по щеке, а он, муж, и не подошел с утешениями, и виду не подал – как-то это не по-человечески".

Он полагал, что Юэ Лин-шань пришла на скалу Сыгуоя ради воспомнаний о прежних чувствах, но эти догадки были только плодом его эгоистичных желаний, он уже смутно видел, как Юэ Лин-шань в одиночестве поднимается на скалу размышлений, как проливает дождь слез, как сожалеет, что ошиблась, выйдя за Линь Пин-чжи, как она бесконечно скорбит из-за того, что ее ожидания не оправдались. Он поднял голову в тот момент, когда Юэ Лин-шань нагнулась, чтобы поднять меч, слезы лились из ее глаз и падали на зеленую траву, и травинки сгибались под тяжестью ее слез, и Лин-ху Чуну в грудь ударила мысль: "Я обязательно должен унять ее горе и развеселить ее!" В его глазах вершина горы Суншань тут же превратилась в Пик Нефритовой девы на горе Хуашань, тысячи молодцов стали не более чем одиночными деревьями, и им овладело отпечатавшееся до самых костей воспоминание: любимая получила от батюшки батогов, и умывается горькими слезами. Всю свою жизнь он постоянно в такой ситуации устраивал бузу, чтобы развеселить ее, как сейчас он мог поступить иначе?

Он широким шагом вышел вперед, произнес: "Сяоши... сяо..."

[Он хочет сказать "сяошимэй" – маленькая младшая сестра-наставница, но не решается, так как они теперь в разных кланах, и отношения с ее отцом испорчены.]


И тут он осознал, что если хочет развеселить ее, то непременно должен вызвать ее на бой, его сердце бешено заколотилось, и он произнес: "Ты победила глав кланов Тайшань и Южная Хэншань, техника меча нешуточная. Мой клан Северная Хэншань не смирился, можешь ли ты, используя методы меча клана Северная Хэншань, померяться силами со мной?"


Юэ Лин-шань медленно повернулась, некоторое время не поднимала голову, будто размышляя. Прошло довольно долгое время, она медленно подняла лицо, и вдруг густо покраснела. Лин-ху Чун произнес: "Хотя навыки господина Юэ и высоки, но в то, что он сумел овладеть методами меча всех пяти священных гор, мне трудно поверить".

Юэ Лин-шань подняла голову: "Ты прежде не принадлежал к фракции Северная Хэншань, неужели тоже в совершенстве овладел этой техникой меча?" По ее щекам по-прежнему текли слезы.


Лин-ху Чун услышал в ее словах теплые нотки, речь была довольно дружелюбной, не сдержал радости в сердце, но подумал: "Я обязательно должен тщательно притворяться, чтобы она не заподозрила, ради чего я это делаю". Вслух сказал: "Вот эти два иероглифа "овладел в совершенстве", не смею произносить. Но я уже давно глава клана Северная Хэншань, и должен отрабатывать технику меча нашего клана. Сейчас я прошу поучений по технике меча клана Северная Хэншань, прошу тебя использовать эти методы меча для разбора. Если приемы не будут принадлежать к технике меча Северная Хэншань, пусть даже они и принесут победу, но это будет считаться поражением, как тебе такое?" Он уже придумал план: все знали, что его методы меча очень высоки, если он будет притворяться, что проиграл, то это все заметят, да и Юэ Лин-шань догадается, так что он использует для победы прием из "Девяти мечей Дугу", или прием меча школы Хуашань. Тогда его победа обернется поражением, и Юэ Лин-шань ничего не заподозрит.


Юэ Лин-шань ответила: "Хорошо, порисуем немножечко в воздухе!" Она подняла меч, провернула в воздухе несколько кругов, и наискосок нанесла пронзающий удар в Лин-ху Чуна.


В этот миг все ученицы клана Северная Хэншань в один голос ахнули. Среди толпы героев были и такие, кто не знал приемов фехтования клана Северная Хэншань, но и они уловили в этом вскрике нотки восхищения. Было совершенно очевидно, что Юэ Лин-шань не просто использовала приемы клана Северная Хэншань, но использовала их виртуозно.


Она использовала те приемы клана Северная Хэншань, которые были на стене в дальней пещере на скале размышлений, и ученицы уже видели эти приемы в исполнении Лин-ху Чуна.


Лин-ху Чун ответил, махнув мечом в защитном движении. Он знал, что в клане Северная Хэншань приемы имеют в своей основе форму круга, плотно следуют друг за другом, и каждый прием наполнен мягкой скрытой силой, во время боя из десяти приемов девять посвящены защите, и только один прием из десяти внезапно атакует открывающиеся уязвимости противника. Он уже давно жил в клане Северная Хэншань, к тому же собственными глазами видел, как госпожа-наставница Дин Цзин отбивалась от врагов, и сейчас использовал наиболее аутентичные и тончайшие приемы клана Северная Хэншань, имевшие круговую форму и неисчерпаемый смысл.


Великий наставник Фан Чжэн, даос Чун Сюй, глава клана нищих, Цзо Лэн-чань и другие давно уже хорошо знали особенности фехтования мечом в клане Северная Хэншань, они видели, что, хотя Лин-ху Чун и не воспитывался в клане Северная Хэншань, но все его приемы вполне соответствовали стандартам и правилам, его приемы содержали в бесформенном жесткое, что соответствовало принципу клана Северная Хэншань "В шелковой вате скрыта игла", и втайне не могли не похвалить. Они знали, что уже сотни лет клан Северная Хэншань имел в руководителях только женщин, боевое искусство базировалось на принципах монашеского милосердия, свойственной женщинам нелюбви к конфликтам, и приоритете обороны перед нападением. Мягкий округлый кусочек шелковой ваты, если посторонние его не комкают, никому не причиняет вреда, но, если его с силой сжать грубой рукой, то скрытая внутри комочка ваты игла пронзит ладонь; глубина укола будет зависеть не от силы иглы, а от силы сжатия ладони.


Если сила будет приложена слабая, то рана будет легкой, если будет приложена большая сила, то рана будет тяжелой. Эти принципы боевого искусства вышли из буддийского учения кармического воздаяния, карму же каждый создает себе сам, исходя из добрых или злых побуждений.


После того, как Лин-ху Чун изучил "Девять мечей Дугу", то понимал основные идеи каждой формы меча. В искусстве меча он уделял главное внимание идее, а не внешней форме, и сейчас, когда он использовал технику меча школы Северная Хэншань, его приемы несколько отличались от изначальных форм, но основная идея меча клана Северная Хэншань проявлялась совершенно отчетливо. Высокие мастера каждого клана хотя и имели общее представление о технике меча горы Северная Хэншань, но всех тонкостей приемов они не знали, увидев, какие идеи передает меч Лин-ху Чуна, все разом подумали: "А этот юнец "не за здорово живешь" стал руководителем клана Северная Хэншань, видать, госпожи-наставницы Дин Сянь и Дин Цзин уже давно готовили его в преемники". Только ученицы клана Северная Хэншань И Хэ, И Цин, и другие видели, что его приемы несколько отличались от той формы, которую им передавали наставницы. Однако, хотя форма его и отличалось, но к пониманию содержащейся в приемах идеи он подошел гораздо ближе.


И Лин-ху Чун, и Юэ Лин-шань использовали те приемы, которые содержались на каменной стене, но навыки фехтования у Лин-ху Чуна были намного глубже, к тому же он уже очень много времени провел с ученицами клана Северная Хэншань, и его знание приемов меча этого клана было гораздо шире. Они схватились на мечах, но, если бы Лин-ху Чун специально не поддавался, то он уже за несколько приемов добился бы победы. После того, как они разобрали более тридцати приемов, у Юэ Лин-шань иссяк запас приемов, изученных ей с каменной стены, и ей пришлось начать все с самого начала. Хорошо еще, что этот комплекс меча был сложным и запутанным, по мере исполнения его можно было прокручивать как угодно, между приемами не было грубых зазоров, и от первого до тридцать шестого все приемы выполнялись на одном дыхании, как единый прием. Кроме Лин-ху Чуна, который тоже выучил приемы с каменной стены, никто другой не мог догадаться, что она пошла по новому кругу.


Юэ Лин-шань проводила приемы плотно и тщательно, Лин-ху Чун отвечал согласно правилам. Приемы у обоих были сходными, безусловно, относились к лучшим образцам техники горы Северная Хэншань, они следовали друг за другом, как нитка за иголкой, радуя глаз и волнуя людей. Следящие за ними герои воодушевились, и не сдержали одобрительных криков.


Кто-то произнес: "Лин-ху Чун является главой школы Северная Хэншань, неудивительно, что он блестяще знает технику фехтования своего клана. Но барышня Юэ совершенно очевидно принадлежит к школе горы Хуашань, как она могла овладеть этими приемами меча?" Другой ответил: "Лин-ху Чун тоже принадлежал к школе Хуашань, был там старшим учеником, иначе как бы он смог овладеть этими приемами? Если он не получил их от господина Юэ, то как бы они вдвоем могли так гармонично разбирать эти техники?" А еще кто-то добавил: "Господин Юэ в совершенстве изучил методы меча Хуашань, Тайшань, Северная и Южная Хэншань, похоже, что и в технике меча клана Суншань он тоже прекрасно разбирается. Кому, как не ему занять место главы клана Пяти твердынь". Иной сказал: "А вот это тоже не наверняка. У главы клана Суншань Цзо Лэн-чаня техника фехтования куда выше, чем у господина Юэ. На пути воинских искусств ценится тонкость и глубина понимания, а не количество. Пусть даже ты выучишь все техники Поднебесной, но будешь их исполнять, как "трехногая кошка" – какой от этого прок? Цзо Лэн-чань владеет только методами меча горы Суншань, а сможет им разбить все пять техник господина Юэ". Тот, который заговорил первым, возразил: "Откуда тебе знать, это все только хвастливые слова". Тот человек рассердился: "Что значит, хвастливые слова? Раз ты такой смелый, давай поставим по пятьдесят лян серебра". Первый ответил: "Что значит, смелый, не смелый? Бьюсь на сто лян. Наличные отправим к вратам клана Северная Хэншань". Его собеседник ответил: "Хорошо, бьемся на сто лян! Что значит, к вратам клана Северная Хэншань?" Первый сказал: "Заклад монашкам оставим на сохранение". Его собеседник охнул, и сплюнул на землю.

В это время Юэ Лин-шань проводила приемы все быстрее, Лин-ху Чун любовался ее грациозной фигурой, вспоминая как в былые дни они вместе тренировали искусство меча, мало-помалу он замер, как завороженный, тупо глядел, как она колет его мечом, и походя провел ответный прием. Он даже не понял, что этот защитный прием вовсе не относился к методам меча клана Северная Хэншань. Юэ Лин-шань вздрогнула, и зашептала: "Зеленая слива размером с горошину!", – и добавила рассекающий удар мечом в лоб Лин-ху Чуну. Лин-ху Чун все еще пребывал в оцепенении, прошептал: "Лист ивы, похожий на бровь".


Они вдвоем разбирали приемы клана Северная Хэншань, зная только их форму, но не зная названий, а те два приема, которыми они только что обменялись, вообще не относились к технике клана Северная Хэншань, а были изобретенным ими на горе Хуашань комплексом "Меч Чун-Лин". "Чун" обозначал Лин-ху Чуна, а "Лин" – это была Юэ Лин-шань – они вдвоем забавлялись и вместе создали этот комплекс меча. Талантом Лин-ху Чун намного превосходил сяошимэй, в любом деле им нравилось выходить за существующие правила, и придумывать новое, и этот комплекс на восемь частей из десяти был придуман Лин-ху Чуном. Когда они изобретали этот комплекс, их боевое искусство еще было очень неглубоким, но отрабатывали они со всем старанием. Лин-ху Чун неосознанно применил прием "Зеленая слива размером с горошину", и Юэ Лин-шань тут же отреагировала приемом "Лист ивы, похожий на бровь". Они оба не вкладывали в свои действия никакого особого смысла, но вдруг оба неожиданно покраснели. Лин-ху Чун не останавливал движений, и провел еще один прием "Впервые встретиться в густом тумане", и Юэ Лин-шань автоматически ответила приемом "Внезапно встретиться после дождя". Этот комплекс приемов они вдвоем отрабатывали несчетное число раз, но боялись, что господин и госпожа Юэ увидят, никогда не позволяли третьему человеку наблюдать за ними, и вот сейчас, помимо своей воли, стали выполнять его перед всеми героями Поднебесной.


Едва они начали, как тут же прокрутили более десяти приемов, и не только Лин-ху Чун унесся в мыслями в былые дни, когда они тренировали искусство меча на горе Хуашань, но и сама Юэ Лин-шань понемногу забыла, что она теперь замужняя дама, что она встала перед тысячами героев Поднебесной, демонстрировать приемы ради престижа отца, и перед ее глазами был только обаятельный, подобный вольному ветру дашигэ, вместе с которым она изобретала их собственный комплекс меча.


Лин-ху Чун увидел, что ее лицо становится все мягче, глаза светятся счастьем, было видно, что она совершенно забыла о полученной от отца оплеухе, и подумал: "Сегодня я увидел ее абсолютно несчастной, выражение ее лица было скорбным, а теперь она довольна. Ах, если бы в комплексе меча Чун-Лин была тысяча, десять тысяч приемов, чтобы хватило на всю жизнь, и они не кончались". С тех пор, как она на утесе Сыгуоя запела народную песенку на Фуцзяньском диалекте, только сейчас сяошимэй стала относиться к нему, как прежде, и его счастью не было предела.


Они разобрали еще более двадцати приемов, меч Юэ Лин-шань резанул в направлении его левой ноги, Лин-ху Чун поднял ногу, и ударил по плоской части меча. Юэ Лин-шань присела с мечом, и рубанула его по стопе. Лин-ху Чун тут же проатаковал ее на уровне пояса, Юэ Лин-шань подняла меч вверх, их клинки с лязгом столкнулись, и их выбросило вверх. Двое кололи одновременно, целясь друг другу в горло, прием был необычайно быстрым.

Форма их атаки не оставляла сомнений в том, что это будет взаимное убийство, и толпа героев не сдержала крика ужаса. Но послышался слабый звон – кончики мечей уперлись друг в друга, полетели искры, и мечи выгнулись дугой, двое уперлись друг в друга ладонями, с силой оттолкнулись, и плавно разлетелись в стороны. Такого никто не ожидал, чтобы мечи, столкнувшись в воздухе, уперлись друг в друга остриями – такое хоть тысячу, хоть десять тысяч раз пробуй, а все равно вряд ли получится так столкнуться, чтобы мечи друг в друга уперлись, а эти двое столкнулись так в одну линию, разделяющую их жизнь или смерть.


У других людей за тысячи и десятки тысяч раз мечи так не столкнулись бы, но они вдвоем отрабатывали этот трюк не одну тысячу и не один десяток тысяч раз, пока не овладели этим трюком. В этом приеме двое должны были действовать одновременно, без мельчайшего отклонения, и только тогда мечи могли упереться остриями друг в друга, а клинки согнуться аркой. Этот прием меча не предназначался для победы или достижения превосходства над противником, для Лин-ху Чуна и Юэ Лин-шань это был просто очень сложный и забавный трюк. Они еще специально добивались, чтобы во время столкновения выбивать побольше искр.

Когда они вдвоем на горе Хуашань тренировали этот прием, Юэ Лин-шань как-то спросила, как им его назвать. Лин-ху Чун предложил: "Как по-твоему будет лучше назвать?" Юэ Лин-шань рассмеялась: "Оба стремительно пронзают мечами, будто не обращают внимания на собственную жизнь, может быть, назовем это "Взаимной смертью?"" Лин-ху Чун сказал:

""Взаимная смерть", это звучит так, будто мы с тобой смертельные враги, может быть лучше "Ты гибнешь, а я живу!"" Юэ Лин-шань ответила: "Отчего это я гибну, а ты живешь? Уж лучше ты гибнешь, а я выживу!" Лин-ху Чун ответил: "Да ведь так с самого начала и предлагал – "Ты гибнешь, а я живу!"" Юэ Лин-шань надулась: "То ты, то я, совсем все запутано, в этом приеме все равно никто не умирает, уж лучше назвать "Вместе жить и вместе умереть", и то будет лучше". Лин-ху Чун аж в ладоши захлопал – так ему это понравилось. Юэ Лин-шань подумала, и решила что эти четыре иероглифа "Вместе жить и вместе умереть" звучат слишком интимно, отбросила меч, покачала головой, и убежала.


Глядевшие со стороны герои увидели, как двое попали в ситуацию неизбежной смерти, перепугались так, что на ладонях холодный пот выступил, даже забыли после крикнуть в знак одобрения. В тот день, когда Юэ Бу-цюнь в Шаолине вызвал Лин-ху Чуна на поединок, обещая тому возвращение в клан Хуашань, он уже использовал эти приемы "меча Чун-Лин", но этот прием он не применял. Хотя Юэ Бу-цюнь тайно разузнал, что они вдвоем тренируют меч, и сумел узнать некоторые приемы, но он не потратил множество сил ради отработки этого приема "Вместе жить и вместе умереть", абсолютно бесполезного для достижения победы над противником. Поэтому даже Фан Чжэн, Чун Сюй, Цзо Лэн-чань и другие, увидев этот прием, пришли в ужас. О том, что Ин-ин перепугалась до смерти, не стоит и упоминать.

Но все увидели, что двое легко разлетелись в воздухе, с улыбками в уголках рта, и выражение их лиц было теплым, как весенний ветерок. Двое подняли мечи вверх, приготовившись продолжать бой. Когда они вдвоем создавали этот комплекс меча на горе Хуашань, их чувства и мысли совпадали, они любили друг друга, и поэтому в их комплексе меча было очень много от радостной забавы, и совсем мало желания убивать. В этот миг они увлеклись, и невольно вернулись в то время, движения мечей замедлились, в кончиках бровей и уголках рта постепенно проявились мягкие чувства беспечного времени "зеленых слив и бамбуковых лошадок". Можно сказать, что это уже не было "Соревнование на мечах", скорее, это был "Танец с мечами", и даже, еще вернее – "Танцующие мечи", и эти мечи танцевали не для услады зрителей, а для их собственного удовольствия.


[Зеленые сливы и бамбуковые лошадки – Цинмэй чжума – это название детей разного пола, которые растут вместе, дружат, кидаются неспелыми сливами и скачут на палочках – лошадках. То есть, друзья детства, с возможным, но не обязательным продолжением в любовь.]

Вдруг из толпы зрителей раздался ледяной смешок. Юэ Лин-шань вздрогнула, услышав голос своего мужа, Линь Пин-чжи, и ее сердце заледенело: "Мы с дашигэ так бьемся на мечах, это не подобающе". Ее меч крутанулся, снизу вверх, рассекая наискосок, сила была слабой и болезненной, красота форм иссякла, это был один из приемов меча клана Хуашань из комплекса "Девятнадцать мечей Нефритовой Девы".


Лин-ху Чун тоже услыхал этот смешок Линь Пин-чжи, увидел, как изменились приемы Юэ Лин-шань, в них и на волосок не осталось дружелюбия, они стали вовсе не похожими на "меч Чун-Лин". У него в груди защемило, и в один миг через его сердце пронеслось множество былых ситуаций, он вспомнил, как шифу отправил его на скалу размышлений обдумывать ошибки, как сяошимэй ежедневно носила ему еду, как однажды во время снежного бурана они провели всю ночь в пещере; вспомнил, как сяошимэй заболела, как они разлучились на длительное время, как оба тосковали в разлуке, и в это время непонятно как Линь Пин-чжи овладел ее сердцем, и после этого они день за днем только удалялись друг от друга; также вспомнил, как сяошимэй выучила от матушки комплекс меча "Девятнадцать мечей Нефритовой Девы", как пришла к нему на утес размышлений попробовать с ним провести эти приемы, как он был в тоске и печали, и не захотел ей уступить... это множество мыслей в единый миг молнией пронеслось у него в голове, а в это время меч Юэ Лин-шань уже поднялся к его груди. Лин-ху Чун запаниковал, пальцем левой руки щелкнул по ее мечу. Раздался звон, Юэ Лин-шань не удержала меч, и тот вылетел из ее руки прямо к небесам.


Щелкнув пальцем по мечу, Лин-ху Чун втайне закричал: "Скверно!" Выражение лица Юэ Лин-шань увяло, она будто силилась улыбнуться, да какая там могла быть улыбка? В тот день на утесе Сыгуоя Лин-ху Чун именно таким щелчком отправил в пропасть ее драгоценный "меч Нефритовой воды", из-за этого между ними возникла враждебность, кто бы мог предвидеть, что сегодня опять будет сыграна та же пьеса. Он долго потом размышлял об этом долгими ночами, давно уже понял, что сделал это, ревнуя ее к Линь Пин-чжи, в нем клокотала ярость и гордость, их трудно было контролировать, за что он нещадно винил себя. Мог ли он знать, что сегодня, едва он услышит ледяную усмешку Линь Пин-чжи, и едва он увидит, как изменится лицо Юэ Лин-шань, старая болезнь вернется вновь. В тот день на утесе Сыгуоя он уже мог одним щелчком выбить меч из руки Юэ Лин-шань, теперь его внутренняя сила была неизмеримо мощнее, он не ожидал, но увидел, что меч взлетел так высоко, будто и не собирался оттуда падать.


В его мыслях молнией пронеслось: "Я же хотел проиграть сяошимэй, развеселить ее любой ценой. А теперь я выбил ее меч, да еще и перед всеми героями Поднебесной, неужели я такой подлостью отплачу сяошимэй за ее чувства ко мне?" И в этот миг, он увидел, что меч начал падение вниз, тут же рванулся всем телом, крича: "Хорошая техника меча клана Северная Хэншань!" Он делал вид, что всеми силами старается уклониться, а на деле бросился навстречу мечу, раздался звук, похожий на всплеск, и меч пронзил его левое плечо. Лин-ху Чун рухнул вперед, и меч пригвоздил его к земле.

На этот раз все изменилось настолько быстро, что герои успели только громко вскрикнуть, и остолбенели не без ужаса.

Юэ Лин-шань потрясенно бормотала: "Ты... дашигэ..." Только и увидела, как некий курчавобородый молодец рванулся вперед, извлек меч, и обнял Лин-ху Чуна, приподнимая. Рана на плече Лин-ху Чуна кровоточила, его окружили ученицы клана Северная Хэншань, их было более десятка, и каждая старалась первой наложить лекарство.


Юэ Лин-шань не могла понять, жив он, или нет, рванулась посмотреть. Но клинки блеснули сиянием, и пара мечей преградила ей путь, одна монахиня закричала: "Какая же ты злобная девка!" Юэ Лин-шань оторопела, отступила на несколько шагов, не зная, что и делать.


И тут послышался голос Юэ Бу-цюня – тот рассмеялся долгим смехом, и произнес: "Шань-эр, ты, используя техники меча Тайшань, Южная и Северная Хэншань, повергла трех глав кланов, а это не шутка!"


Толпа героев прекрасно видела, что это Лин-ху Чун выбил из ее рук меч, но он же оказался и ранен ее мечом, это тоже был факт. Был ли этот прием, в конце концов, методом клана Северная Хэншань, никто определенно сказать не мог.

Когда они вдвоем бились приемами "меча Чун-Лин", посторонние уже не могли ничего понять, было видно, что эта техника очень наивная, похожая на танец, совершенно бесполезная; последний прием был вообще был никому непонятен, такого исхода никто не ожидал, всех как громом поразило, и вот Юэ Бу-цюнь начал хвалить дочь, что она методами меча трех школ победила трех глав фракций, было похоже, что этот прием Юэ Лин-шань с падающим мечом наверняка принадлежит к школе горы Северная Хэншань. Хотя у некоторых и были сомнения, они чувствовали, что этот прием совсем не такого сорта, как приемы школы Северная Хэншань, но не могли это обстоятельно растолковать, да и неудобно было публично оспаривать аргументацию Юэ Бу-цюня.

Юэ Лин-шань подобрала свой меч, увидела на нем обильные потеки крови. Ее мысли беспорядочно прыгали, она только и могла подумать: "Не знаю, жив он или нет? Лишь бы он не умер, и я... и я..."