Настя была в семье третьей и самой младшей из сестер. Разница со средней была в 15 лет, а со старшей в 18. Ребенком она была незапланированным, но самым любимым. Родители души не чаяли в своей крошке. Старшие были уже почти взрослые. Лариса работала, а Юлия заканчивала 8 класс. Нина Николаевна и Борис Петрович в своей деревне были людьми уважаемыми, из местной интеллигенции. Они попали сюда по распределению. Агроному Борису Петровичу тут же выделили дом, правда, он нуждался в ремонте, но руки у него были золотые. А через три года он выстроил себе новый. Добротный, просторный. Нина поехала за мужем, ни секунды не раздумывая, с грудной Ларисой на руках, Юлия появилась уже в новом доме. Они только переехали, и на следующий день она родила. А может, потому и родила, что пришлось много перенести вещей, прибрать, помыть, расставить все. Она очень устала и весь день лежала. А к вечеру у нее отошли воды. Юлия родилась на месяц раньше срока. Но вес у нее был хороший. Не как девятимесячная Лариса 2300, а взращённая на деревенском молоке восьмимесячная Юлия весила 3100.
И хоть Борису очень хотелось наследника, детей они больше не планировали. Нина работала в библиотеке, и по совместительству в небольшом музее. Полдня там, полдня там. О беременности она узнала не сразу. За циклом она никогда не следила, и потому заметила далеко не сразу. Ни с того, ни с сего она начала поправляться. Нина объясняла все возрастом, а первые шевеления, неправильной работой кишечника. Пока ей вдруг не стало все очевидно. Во-первых, предпринимать что-либо было уже поздно. Во -вторых, стыдно, что она, умный, начитанный человек, не поняла все сразу, а в- третьих, что было главным, она хотела сделать мужу подарок в виде сына.
Сюрприз немного удался. Родилась Настя. Хорошенькая, сил нет! Розовенькая, 3400, 53 см, закричала сразу, мать не намучила, появившись на свет за 4 часа, как было не полюбить ее?
Борис, хоть и расстроился, когда санитарочка сообщила ему про дочку, но увидев малышку совершенно очаровался ею. Девочка была ангелочком. По ночам не плакала, тихонечко найдет грудь, и почмокает немного и сопит себе.
Сестры поначалу умилялись младенцу, но увидев, сколько она отнимает родительского внимания, стали ревновать ее. С ними никто не церемонился. Они с полугода находились в яслях. Ларису Нина не кормила вообще. Не было молока. А у Юлии грудь отобрали в полгода. Восприняла она это болезненно и до самой школы все норовила запустить руку маме в халат. Ей нравилось ощущать мамину мягкость. За это ее били по этим самым рукам, но она все равно исподтишка периодически умудрялась запустить ее в мамин вырез. Видеть, как Настя имеет круглосуточный доступ к груди, было невыносимо трудно.
Лариса работала дояркой, наотрез отказавшись учиться дальше. Ей нравились эти теплые, ласковые животные, нравилось, как струя молока громко, со звоном, бьет по алюминиевому ведру. Нравилось схлебнуть эту пенку, которая образовывалась в нем. Ей нравился вкус и запах парного молока. Она знала характер каждой буренки, и расставаться с ними, уехав в город на учебу не желала! Кроме того, за ней ухаживал скотник Данила, и она втайне надеялась, что он позовет ее в жены. Много ли нужно девушке для счастья?
И тут как гром среди ясного неба. Тихая скромная библиотекарша, ее мать, родила курам на смех на старости лет. Разве Данила мог теперь стать зятем посмешища всего колхоза?
За это Лариса была готова прибить эту маленькую козу, так испортившую ей жизнь!
Конечно, узнала она об этом не сразу, ей передали слова Данилы, когда Насте исполнилось два месяца.
Сельчане не одобрили поздних родов библиотекаря, и втайне потешались над ней. У многих в ее возрасте было уже по двое, по трое внуков. Рожали в деревне рано. Начиная с 16 лет. Девчонок задержавшихся в девках до 20 называли старыми девами, и прочили им одиночество.
Нина и Борис бросили вызов обществу.
Сначала Нина узнав все, хотела уехать, но муж сказал, что позакрывает всем рты. И правда, на колхозном собрании вышел к трибуне и высказал все, что наболело. После этого разговоры стихли, но насмешливые взгляды на Нину никуда не делись.
Однажды на свадьбе одной из девчушек, пьяные бабы, поглядевши на хмельную Ларису, высказали ей в глаза предположение, что может быть Настя это ее грех.
Результатом этих высказываний стало два подбитых глаза и выбитый золотой зуб, у той самой, кому пришла в голову эта шальная мысль. Лариса была девка огонь!
Все сразу поняли нелепость этого предположения, а Данила возгордился тем, какая у него боевая подруга. И хоть вот уже целых полгода он не свистел под ее окнами, тут он на всю свадьбу заявил: "А моя- то, смотри, не промах! Ей палец в рот не клади! Попробовал бы кто ее пальцем тронуть! Я б тут..."
Выяснять, что было бы никто не пожелал. Они поскорее ткнули заснувшего гармониста, зная, что если Данила пойдет крушить, то мало никому не покажется. Начались танцы, и все успокоились.
Лариса приободрилась и отказала ему в медленном танце. Еще чего! Будет он по полгода на других глядеть, а потом ее лапать!
Это еще больше возвысило ее в его глазах. "Да она еще и гордая! - заорал он. - Все равно моей будешь!" Все знали, что Данила сказал, того и будет. И только опьяневшая от всех событий Лариса нагло глядя ему в глаза сказала: "Еще посмотрим!"
Сердце у нее стучало, как отбойный молоток. Но слишком сильна была обида. Не могла она сдаться без боя.
Настя же себе росла и росла, не подозревая, сколько шуму надела своим появлением.
Продолжениеи http://www.proza.ru/2018/09/04/312