Июль 1944 года. Полным ходом шла Белорусская наступательная операция "Багратион" - были освобождены Витебск, Могилев, Бобруйск, Минск и войска продолжали развивать успех с общем направлением на Ригу - с севера, Вильнюс - в центре и Варшаву - с юга. Наш полк наступал во втором эшелоне 1-го Белорусского фронта, то есть мы шли за передовыми войсками, по уже освобожденной от захватчиков земле. По обочинам дорог множество сожженной и брошенной техники врага, он поспешно отступая бросал все, что только можно - машины, орудия, заглохшие танки, тягачи и снаряжение - колесо истории повернулось вспять. Да, это не сорок первый...
На ночлег остановились в одной деревеньке, вернее то что от нее осталось - несколько уцелевших домов, да десятки печных труб на выгоревших развалинах. Наш взвод разведки, командиром которого я был, определили на постой к деду Макару, исполнявшего обязанности председателя колхоза - не смотря на то, что еще совсем недавно, эта земля была под пятой оккупантов, жизнь здесь возрождалась заново и люди старались забыть, все то, что им довелось пережить.
Мои бойцы, наскоро перекусив, устраивались в избе на ночлег, кто-то на печи, а кто-то прямо на полу, размотав скатки шинелей и соорудив импровизированную постель. Я вышел на двор перекурить и увидел деда Макара, сидевшего на чурбаке и правившего напильником деревянную пятиконечную звезду. Делал он это сосредоточено и аккуратно, постоянно проверяя - ровно ли получается. Несколько минут я смотрел на него, а потом спросил:
- Для кого эта звезда, отец?
- Для героев, - ответ тот не поднимая головы и не прекращая своей работы.
- Каких героев? - мне стало любопытно, - Я вроде ни где поблизости могилку не видел...
- А что, хочешь увидеть? - дед Макар посмотрел на меня и в его глазах я увидел столько горя и тоски, что мне стало как-то не ловко. Я только молча кивнул. - Что ж, сынок, я покажу, завтра...
Утром, выйдя на двор, я увидел, что мои бойцы молча сгрудились вокруг деда Макара, кто-то даже стянул пилотки с голов - странная, гнетущая тишина висела в воздухе. Я подошел, бойцы расступились - на земле стоял небольшой обелиск из свежеструганных досок, а его макушку украшала та самая звезда, которую вчера вечером правил дед.
- Ну, что, командир, пойдем?, - дед Макар вопросительно смотрел на меня, слегка прищурив один глаз.
И мы пошли. Дед Макар, я, старшина Иващёнок и два бойца, которые бережно несли обелиск. Выйдя на окраину деревни, мы направились к развилке дороги, по которой вчера сами и пришли. Метрах в десяти от обочины мы ее и увидели - могилка, аккуратно оправленная, с холмиком, поверх которого лежал танкистский шлемофон - все как и положено. Мы не сговариваясь сняли пилотки...
- Когда их? - сглатывая комок в горле, спросил я, - В наступлении?
- Нет. еще летом 1941 года. Они немецкую колонну расстреляли, - из глаз старика потекли слезы. - Вон, видите, справа два сгоревших танка, - дед Макар рукой показал в поле.
Действительно, метрах в сорока стоял обгоревший и вросший в землю Т-26, с огромной пробоиной в борту, пушка опущена вниз - видно разбит накат и гидравлика ствола. А еще, чуть дальше от первого, развернув башню, стоял второй танк Т-26 - тоже обгоревший, ржавый, с разорванной башней. И он рассказал нам, как все было.
"Танкисты появились в деревне в конце июня, числа 29 или 30 - у них заканчивалось топливо, но снаряды и патроны еще были. Их было пятнадцать человек и два исправных танка, а командовал ими майор-танкист. Бросать машины они не хотели и приняли решение - встретить врага здесь, на своем последнем рубеже. В деревню они зашли только один раз - набрать воды, но наши сердобольные бабы, насовали им продуктов... А утром, когда вражеская колонна двигалась по дороге, танкисты вступили сними в бой. Его мы не видели, но он был коротким - минут двадцать, не больше. А потом был сильный взрыв - то ли танкисты сами себя взорвали, то ли немцы, я не знаю. Ближе к ночи, когда немцы ушли, мы с бабами, пошли к танкам. Я еле сдерживал слезы, а мои бабы рыдали навзрыд, когда мы вытаскивали из танков обгоревших танкистов, когда собирали тех, кто принял бой в пехотной цепи, когда хоронили их - пятнадцать русских солдат. Мы тогда могилку обозначать не стали, думали, когда наши вернуться, сделаем все честь по чести. Вот и... Ведь мы и имен их не знаем, а они наверняка знали, что это будет их последнее сражение, а?"
Что я мог сказать деду Макару, у самого слезы наворачивались на глаза, но сдержав себя, я приказал:
- Старшина Иващёнок, весь взвод сюда, с оружием, быстро! А вы двое, помогите установить обелиск.
И когда он был установлен на могиле погибших танкистов, я построил взвод справа, а сам с дедом Макаром и старшиной встал слева. Я посмотрел на сосредоточенные лица своих солдат, а потом скомандовал:
- Взвод, заряжай! Пли!, - троекратно ударили выстрелы последнего салюта, в честь тех кто, летом 1941 года, ценою своих жизней задержал противника, на целых двадцать минут. Вы скажите что мало? А сколько вот таких неизвестных бойцов задерживали врага на десять минут, полчаса, час - из таких маленьких побед в сумме сложилась одна, большая Победа.
Мы стояли возле могилы и каждый думал о чем-то о своем, а мимо проходили колонны войск, мчались танки, тягачи тянули орудия - все, в едином порыве устремилось на Запад, туда откуда в наш дом пришла война. Там она и закончится.