Штрафник беляшкин

Алекс Линд
 Под вечер в штрафную роту старшего лейтенанта Ямских привели пополнение: восемнадцать человек, под конвоем доставил лейтенант особого отдела дивизии и передал, с рук на руки вместе с личными делами. Ротный, построив вновь прибывших, за второй траншеей, в одну шеренгу, выхаживал перед строем, заложив руки за спину:
  - Штрафники! Правило у меня одно - сам не бегаю и другим не дам! Самолично застрелю! Всем понятно?
  - Так точно. - раздался не стройный хор голосов.
  - Всем понятно? - еще раз повторил Ямских, сделав упор на последнем слове и цепким взглядом всматривался в лица солдат. Что он там хотел увидеть, было понятно только ему одному.
  - Так точно, гражданин старший лейтенант! - уже четко, как положено ответили бойцы.
  - Вольно. А сейчас ко мне в землянку по одному. Буду знакомиться лично.
  Это правило завел прежний командир роты, когда Ямских был еще взводным, и оно с тех пор неукоснительно соблюдалось: вначале ротный, а потом и командиры взводов лично знакомились с пополнением.
  Через Ямских проходили десятки людей: разные судьбы и разные причины, по которым они попадали в штрафники. Кто-то за банальную пьянку, кто-то ударил офицера, кто-то поддавшись общей панике, оставил свои позиции, а кто-то струсил. Старший лейтенант всегда пытался, по-возможности, заглянуть в душу и понять и может даже оправдать человека, волею судьбы попавших под приказ №227. Хотя, на виду, он был строг и суров, во всем, что касалось его роты.
  Из восемнадцати бойцов пополнения, ему почему-то больше всех запомнился не складный паренек, с копной белесых волос, торчавших из-под пилотки, вздернутым к верху носом и добрыми, серыми глазами. Он вошел в землянку последним, остановился у входа, переминаясь с ноги на ногу. Ямских окинул его взглядом:
  - Фамилия? Как и за что попал в штрафники? Срок наказания?
  - Беляшкин, - тихо ответил боец, - Сергей Беляшкин...
  - Беляшкин, говоришь. Ну-ну... дальше...
  - Срок три месяца, а попал сюда из-за обмотки.
  - Из-за чего?, - брови ротного поползли в верх.- Много я разных историй тут слышал, но чтобы вот такое...
  - Все просто, товарищ командир роты...
  - Гражданин, - перебил его Ямских.
  - Я на фронте всего не полный месяц. Нас тогда с пополнением на передовую отправили. Ну, мы ждали сигнала к началу атаки, шел дождь. В окопах воды по щиколотку, стенки размывало... А у меня обмотка... я еще не научился ее хорошо наматывать, так она у меня постоянно разматывалась. Вот и в тот раз... размоталась...
  - Ну и?
  - Ребята из траншей стали выбираться. Я тоже, а скользко... Так я же на свою обмотку ногой и наступил... и кубарем вниз, на дно траншеи... думал, быстренько перемотаю и своих догонять. А тут офицер, и давай на меня орать: Трус! Пристрелю! Ну...вот так я в штрафники и попал. Только я не трус!, - Беляшкин смело смотрел на Ямских, - не трус я! Обмотка, будь она не ладна, - виновато добавил он.
  Ямских возможно забыл этот разговор, да и самого Беляшкина, но случившееся через два дня, вновь напомнило ему об этом простоватом деревенском пареньке. Роте было приказано атаковать станцию и закрепиться на ней, до подхода основных сил. Они свою задачу выполнили, но из боя вышли только двадцать семь человек, вместе с ним.
  У ставший и опусташенный, он сидел возле разбитого блиндажа, когда мимо него санитары проносили раненого - это был Беляшкин.
  - А ну, стой, бойцы, - приказал он.
  Беляшкин лежал на носилках, нога выше колена оторвана и перетянута жгутом, лицо бледное: сказалась кровопотеря, но он был в сознании. Узнав командира, он попытался улыбнуться:
  - Я не добежал... товарищ старший лейтенант... не успел... но я не трус! Ведь не трус, правда?
  - Не трус, парень, - ротный крепко сжал руку бойца и посмотрел на санитара, как бы спрашивая:"Выживет?".
  Тот отрицательно мотнул головой. Ямских, не отпуская руку Беляшкина, посмотрел в его серые глаза и сказал:
  - Ты герой, солдат. Я бы с тобой в разведку пошел.
  Беляшкин облегченно вздохнул и закрыл глаза. Санитары пошли дальше, а Ямских стоял, смотрел вслед и думал: - Один бой и вся война. Этот умирающий мальчишка, в первую очередь думал не о своей жизни, а о том, что он доказал - это была не справедливая ошибка. Он не трус, а настоящий солдат. Господи, сколько еще таких мальчишек будет на этой проклятой войне...