На берегу широкой и сильной реки Кальмиус, на возвышенности, раскинулось кладбище. Вольный ветер играет травами, речная волна поёт свои песни. А чайки слушают эти песни и лениво ловят рыбу. Сытые. У нового надгробия из черного мрамора стоит женщина. На мраморе портрет улыбающейся красавицы. Художник смог передать искорки жизни в её глазах и легкость развивающихся на ветру волос. Дата рождения и смерти говорит о том, что прошло пятьдесят лет, как нет этой молодой женщины, прожившей на свете неполных двадцать два года.
- Прости меня, мам... Всю жизнь к тебе, как к чужой ходила. Приеду в твои края, они мне родные. А приду сюда, холодом и молчанием скована. Помнишь, когда я первый раз внучку твою привезла из России? Приехали к тебе, памятник обрушился, туя корнями основание вывернула и оградку перекосила. И лишь фотография твоя улыбалась среди этого кошмара. А тут откуда ни возьмись - голубка! Серая, обычная и в то же время удивительно тихая и любопытная. Села и смотрит на нас. Голову набок. И глаз с нас не сводит. Любуется нами. То на меня посмотрит, то на мою дочь. Вот тогда моё сердце и не выдержало. Первый раз на твоей могиле сердцем плакала, первый раз мамой назвала. Со слезами и осколок тот вышел, что с детства сердце на замок закрыл. А голубка после слёз моих в небо взмыла. Такого полёта никогда прежде не видела. Вертикально в солнце ушла. Ты это была, знаю.
Женщина дотронулась до изображения на новом памятнике. Провела ладонью. Погладила каменный водопад волос.
- Красивая ты. Была и осталась...
***
Если бы Валиска могла вернуться в прошлое, она сбежала бы туда хоть на минуточку. Чтобы встать на цыпочки и дотянувшись рукой до портрета, погладить его.
Валиске пять лет. У неё есть папа, мама, старший брат, две бабушки, два дедушки и ещё бабушка с дедушкой - "бумажные". Девочка знает о них по письмам, открыткам и посылкам. Не знает она одного: мама и брат ей не родные, а "бумажные" - самые кровные. И слава Богу, что эта стрекоза ничего не знает. Прыгает, бегает, бедокурит, знает "угол" в новой квартире, ненавидит манную кашу и пенку на молоке, боится котёнка и обожает старшего брата. Что ещё нужно ребёнку? Море. Да, да... Валиска часто болела и мама уговорила отца отпустить девочку к "бумажным" дедушке и бабушке. Отец долго не соглашался. Родители погибшей первой жены не раз просили отпустить внучку к ним на море, но он боялся. Мама смогла убедить, что девочке не может быть плохо у тех, кто её любит.
***
Дорога была дальней, в пути Валиска слышала странную речь и засыпая на руках у
"бумажного" деда, не понимала, о чём же они говорят? А говорили дедушка с бабушкой на греческом языке о том, что их маленькая "курциц" похожа на Раечку и что по приезду бабушка соберёт всю греческую родню, но сначала нужно накупить девочке самых красивых нарядов. Ах, бабушка, бабушка... "Бумажная" бабушка, как же она была наивна. Валиску нельзя было нарядить сразу в новые платья. Это всё равно, что заставить её есть манную кашу. Но про манку и пенку мама предупредила, а вот про платья...
Валиса проснулась в незнакомом доме рано утром. Вышла из спальни. В доме было тихо и по особому светло. В больших окнах вмещалось столько солнца, но при этом ни резало глаза, ни припекало, а просто рассеивалось в каждом углу, рассаживаясь на диване, на серванте, на креслах. Девочка обошла все комнаты и вернулась в свою. И вот тут-то она и увидела огромный портрет на стене. Размером в пять Валисок, не меньше! Со стены, прямо на Валиску, шла женщина. Девочка замерла. Незнакомка не напугала её, нет: она шла по цветочному полю с букетом в руках. Улыбалась. И казалось все цветы на картине улыбались девочке, склоняя свои головки. В эту минуту зашла бабушка. Она обняла внучку, утёрла слезу передником и произнесла,
- Это мама Рая.
Валиска кивнула, но не поняла. Её маму звали Лида. Наверное, это бабушкина мама, подумала девочка и спрятала голову в бабушкин передник, оглядываясь на незнакомку.
Вскоре двор наполнился родными. Валиску одаривали подарками, как Шамаханскую царицу. Вновь она слышала незнакомую речь, видела слёзы и пыталась выскользнуть из рук, которые то и дело отрывали её от земли. Стеснялась. Пряталась. И в конце концов разревелась. Дед взял внучку на руки, перекинул полотенце через плечо и оставив уже собравшихся родственников за столом, сказал:
- Мы купаться! А вы гуляйте тут пока. Шура, мы быстро.
Море было так близко, что Валиска и в самом деле мгновенно оказалась у воды. И это было вторым ярким впечатлением для девочки. Незнакомка в её комнате и огромное море у дома.
- Дедушка, а это наше море? Всё-всё?
С первого дня они подружились. Море и девочка. К концу недели Валиска плавала уже без круга и переносила ведёрком гору ракушек во двор. Благо были утки и куры. Было кому полакомится Валискиными сокровищами. Волосы выгорели, брови слизало солнце, словно их и не было. Стулья в зале заполнялись новыми сарафанами, а Валиска не изменяла своим шортам. Правда они почему-то стали ей маловаты. Бабушка сдалась и пошила внучке кримпленовые шорты. Те растягивались хорошо.
Каждое утро Валиска подходила к портрету. Она уже знала, что цветы называются васильками. Что портрет нарисован маслом. Что на Раечке то платье, которое висит в шифоньере, что муаровый шарф, развивающийся на плечах красавицы бабушка подарит Валиске. И опять пряталась девочка в передник Шуры, когда та начинала плакать и причитать "моя бедная девочка..."
Однажды Валиску нарядили и сказали, что едут в гости в соседнее греческое село. День был напряженный, бабушка с дедушкой вроде как в контрах были, обрывчато говорили на своём языке. При этом дед Андрей смотрел на бабушку Шуру с укоризной, а на Валиску со вздохом.
- Андрей, рано или поздно мы это сделаем, - говорила Шура.
- Рано это. Очень рано для девочки, - отвечал Андрей.
Ехали на машине. Было душно и Валиску немного укачало. В селе гостили то в одном доме, то в другом, а после поехали на окраину. К реке. Валиска обрадовалась, подумав, что будут купаться. Но нет. Над рекой возвышалось кладбище. Словно часовые, окружали его туи. Знойный ветер играл высокой травой. Валиску подвели к оградке, внутри скамеечка и памятник. На памятнике фотография. Раечка. Девочка узнала сразу и улыбнулась. Если бы бабушка и тётушки не расплакались, Валиска и дальше улыбалась бы.
- Это мамочка твоя, - обнимая девочку и подталкивая к памятнику, причитала одна из тётушек.
Валиска отстранилась, замотала головой. Её мама - Лида. Эта тётушка что-то путает. С мольбой посмотрела на деда. Очнулась в машине, на коленях у него, с мокрым платком на лбу. Дед целовал её в горячий висок, гладил ставшие плёточкой руки и ругался на чём свет стоит на бабушку. Больше Валиску на кладбище не возили и о Рае не говорили.
Лето катилось к концу. Уезжать от бабушки и дедушки, от моря, от новых подружек Валиске не хотелось. Но когда она увидела отца, идущего навстречу босиком по воде, то рванула с песка стремительно. Вцепилась, обвив загорелыми ногами. Прижалась, крепко обхватив его шею руками и кричала громко-громко, на весь берег:
- Мой папка приехал! Мой папка приехал!
Папка заменил всех сразу. И море, и бабушку с дедушкой и подружек.
За ужином отец благодарил за чудесно выглядевшую дочь, за заботу. А после ужина Валиска повела его в комнату, которая с того самого лета на долгие годы станет только её.
- Папа, это Рая. Смотри, какая красивая.
Отец дотронулся рукой до своего лба, потом закрыл ладонью глаза. Стоял молча, чуть раскачиваясь.
- Я знаю, доча. Рая красивая.
- Бабушка подарит мне её шарф...
***
Отец забрал Валиску домой. До следующего лета только письма и посылки связывали девочку с морем и новыми родными. О Рае никто не упоминал, но что ты сделаешь с детским любопытством? Пока родители были на работе, Валиска рассматривала фотографии. Их было много. Папины армейские, мамины студенческие. Совместные дачные... Стоп. А это кто с папой? Рая? А кто в фате с папой рядом? Опять Рая? А где же моя мама? Валиска перебирала одну фотографию за другой, пока не нашла закрытый пакетик. Открыла. Рассыпались какие-то страшные снимки. Валиска испугалась, сложила их обратно. И поскорее запихнула альбомы на полку. Этот беспорядок заметили родители. Ничего не спрашивали, но вместе с пакетиком страшных фотографий пропали все, где была красивая Рая. Валиска несколько раз проверяла, но тщетно...
Следующее лето перед первым классом Валиска гостила у своих греков, наедая щёки, как говорил дед. Это было единственное лето, когда было наложено табу на все разговоры о Рае. Условие, очевидно, поставил отец. Портрет по прежнему висел на стене в спальне, такой же солнечно-васильковый. Детская память стёрла воспоминание о кладбище, о страшных снимках, которые толком и не рассмотрела и уступила место морской дружбе. Не было счастливее девочки, которую любили по разные стороны моря и ждали. Единственное лето без воспоминаний.
На фото картина с таким же васильковым полем из интернета.