Тени замка Миддлгем
***
Ведьма на мосту.
… Король Ричард узнал о том, что его враги высадились на землю Англии, будучи в Ноттингеме, и тогда он, нимало не промешкав, выступил по направлению к Лестеру, чтобы встать на пути у двигавшегося на Лондон войска, и к нему прибывали оставшиеся верными лорды со своими отрядами, и также те, кто прежде злоумышлял против него, но был им прощен в надежде, что благородство сделает для них невозможным восстать на своего короля, оказавшего им милость, а других он надеялся принудить повиноваться, взяв в заложники их близких.
Королевский кортеж поражал роскошью и великолепием всех, кто его видел. На голове короля, окруженного рыцарями свиты и облаченного в латы, сверкавшие золотыми насечками, возлежала драгоценная корона, стоимость которой была баснословна. Впереди везли красиво сделанный большой крест с эмблемой дома Йорков – Солнцем Йорков, Белой розой, от которой, как от солнца, исходили золотые лучи.
Все последние отряды присоединились к войску короля возле Лестера, и тогда же стало известно, что граф Ричмонд со своими наемниками и примкнувшими к нему валлийцами уже находится вблизи этого города.
Покидая Лестер, чтобы следовать в западном направлении, на Эмбион-Хилл, король оставил позади Западные городские ворота, миновал мост через канал и вскоре въехал на мост Луков, Боу-Бридж, над потоком реки Соар – узкий, каменный, с высоким каменным парапетом. И встретилась ему на мосту ведьма – или то была какая-то старуха, но с даром предвидения – которая сказала ему: «Ричард Плантагенет, когда ты возвратишься обратно в Лестер, твоя голова ударится здесь также, как твоя шпора сейчас». Она указала на боковое заграждение моста. Через несколько шагов королевский конь близко проходил мимо того самого места, и золотая шпора короля коснулась с глухим стуком холодного серого камня.
Войска, собравшиеся под королевскими знаменами, двигались по дороге, которая вела к цистерцианскому аббатству, в миле от Атерстоуна, и после дневного марша остановились лагерем на равнине Рэдмур, вблизи деревень Маркет Босворт и Саттон Чейни…
Разумеется, история о ведьме на мосту была сочинена позднее, после того, как тело короля, переброшенное через спину лошади, вероятно, ударилось мертвой головой о парапет моста через Соар. Все это было так необычно и страшно, поражало воображение очевидцев, запоминалось, передавалось из уст в уста, обрастало подробностями (и подлинными, и теми, что заставляют вспомнить – «у страха глаза велики»), превращалось в легенду…
«Король Ричард, обнаженный, покрытый кровью, был взвален на боевого коня по кличке Белый Вепрь, который ради издевки над его хозяином был вынужден вести его в Лестер; его голова висела на одной стороне, а ноги - на другой. Таким образом последний Плантагенет покинул Рэдмур-Плейн, в пределы которой он въезжал еще вчера так славно. Когда конь со своей ношей и стража вошли в город, они миновали узкий мост Луков через Соар, и свисающая голова короля билась и билась о камни. …
Неизвестный рыцарь сидел на дальнем конце моста и наблюдал за этим шествием. Он потер руки, рассмеялся и, глядя вперёд, уставился в мертвое лицо Ричарда Плантагенета, на раны, зияющие на его обнаженном, покрытом грязью теле, на его пышные волосы, слипшиеся от крови и грязи. Он смотрел настолько пристально, что командир вооруженного отряда спросил его, кем он был.
- «Сэр, один из мужчин сэра Уильяма Стэнли», - ответил рыцарь… И он последовал за ними, пока обнаженное тело короля было провезено по улицам Лестера, чтобы показать его людям, которые видели его вчера во всем великолепии. …
Есть такие, кого преследует злой гений, и кто знает, почему?..»
Марджори Боуэн, роман «Дикон», 1929 г.
Легенды сочинялись и до, и после события, в том числе и много после. К одной из таких позднейших относится процитированный роман. На меня чтение этого текста произвело впечатление, сравнимое лишь с тем, какое оставила в моей душе «Испанская баллада» Фейхтвангера. Оба романа сродни прекрасным поэмам, а поэмы бессмысленно пересказывать, невозможно экранизировать – остается только читать их, зачитываться ими… Образ, созданный Марджори Боуэн, вызывал в памяти картину Эдварда Бёрн-Джонса, показывающей молодого рыцаря, которого заключает в объятья сошедший ради него с креста Распятия увенчанный розовым венком Христос. «Милосердный рыцарь» она называется. Сентиментально до приторности? Но когда мы научились стыдиться своих чувств? И дело тут уже не в женском сердце.
В романе Боуэн говорится о «проклятии Плантагенетов», проклятии, которое преследует всех членов этого древнего королевского рода и уничтожает наконец последнего его представителя, хотя Ричард, ставший заключительной жертвой, благороден и невиновен ни в чем, кроме благородства, не позволившего ему поступить с врагами так, как они того заслуживали, тем самым выкопав себе могилу.
***
Родовое проклятие.
Неизвестно, кто так красиво припечатал однажды всех Плантагенетов разом: «В этой семье брат будет преследовать брата, а сын отца» (судя по некоторым сообщениям, подозревается Мерлин, но образ древнего мага уводит уж совсем в мифические дали, так что вряд ли это он). Затем из святых уст Бернарда Клервосского прозвучало дополнительно: «От дьявола они происходят, к дьяволу они и вернутся».
Св.Бернард, вероятно, имел в виду расхожую легенду, согласно которой один из предков рода Плантагенетов женился на одной даме «удивительной красоты, но неведомой породы», у которой изредка обнаруживался змеиный хвост (Мелюзина, так ее звали, поскольку она была той самой водяной феей из множества сказок и баллад), - причем высказался падре столь резко, будучи возмущен убийством, осуществленным королем Генрихом II в отношении Томаса (он же иногда Фома) Бекета, архиепископа Кентерберийского, который вздумал восстать против монаршей воли, проводя собственную политику в сугубо церковных интересах, и жестоко поплатился.
Вообще же подобные истории о проклятиях, некогда произнесенных и в конце концов исполняющихся, всегда начинают особенно бурно циркулировать не до рокового события, а после, то есть сначала – подлинное происшествие, а затем уж кто-то вспоминает, что когда-то это было кем-то предсказано (и надо же, сбылось-таки), - или же, что еще более правдоподобно, как бы вспоминает о том, чего, возможно, никогда и не было, но должно было быть, раз все случилось так, как случилось.
Одним словом, в веках устоялось, что, согласно выражению Геральда Камбрезийского, Плантагенеты «приняли свой корень от вдвойне проклятой крови».
Сами представители династии, как можно понять, знали о том, что над ними тяготеет злой рок, но относились к этому совершенно философически. «Дьявольские козни», - вздыхал Ричард Львиное Сердце и с удовольствием продолжал предаваться разврату и богохульствовать (в этом он был мастером). «Мы ссоримся, потому что на нас наложено такое проклятие – ссориться», - говорили его братья и продолжали заниматься этим делом с прежним энтузиазмом, превращая жизнь в семье и в стране в бесконечный кошмар. (Это, кстати, очень удобно – сваливать ответственность за свои собственные неблаговидные поступки на кого-то или на что-то – происки исчадий ада, прабабушку-ведьму…)
Что касается семьи, в которой появился на свет и вырос Ричард III, то краткий рассказ об этом можно начать с привычного сказочного вступления: «Было у отца три сына…» (Собственно, сыновей сначала было четверо, но один из них слишком рано погиб, так что осталось трое). Далее в сказке, как известно, выясняется, что младший сын, которого долго не принимали всерьез, на самом деле самый талантливый и успешный, а вот двое других, по виду умников, - дураки и есть. Но сказка на то и сказка, чтобы иметь четкие ориентировки по типу «добро-зло» и хороший конец. В жизни все не так – и не так однозначно, и вообще.
Старшие братья Ричарда III, Эдвард и Джордж, недалеко отошли от своих буйных предков.
Эдвард ставил свои прихоти и амбиции выше всего прочего и в результате, как выяснилось позднее, оказался двоеженцем, к тому же сделав, по великой любви, своей королевой честолюбивую, энергичную и при этом недалекую женщину, у которой, как назло, было к тому же слишком много бедных, чрезвычайно алчных родственников, торопившихся использовать свою удачу как можно быстрее и полнее, пусть в ущерб всему и вся, но зато к собственной выгоде (постоянная черта всех временщиков).
Джордж все время боялся, что ему чего-то недодали – почестей, богатств и прочего в этом духе и пребывал по этому поводу в хронической обиде, толкавшей его на необдуманные поступки, приводившие к меньшим либо большим неприятностям и бедам.
Конечно, настоящее проклятие, если разобраться.
Тем не менее 13 королей-Плантагенетов (включая и вышеупомянутого Эдуарда IV), жили себе поживали, кто лучше, кто хуже, но именно на Ричарде III, который был 14-м согласно общему счету королем мужской династической линии, эта линия прервалась, окончательно и бесповоротно, причем при таких трагических обстоятельствах, что невольно задумаешься – а не вмешались ли в это дело злые силы? Наверное, не одной романистке начала 20-го века приходило в голову, что этого короля словно преследовали несчастья, причем чем дальше, тем больше (с какого-то момента все ведь складывалось против него), которые не только свели его в безвременную могилу, но продолжились и после его смерти, так как на этой могиле выросли сорняки и крапива клеветы. (Кстати, Тюдоры, захватив трон, немедленно обзавелись собственным проклятием, видно, такова участь всех королей, но об этом как-нибудь в другой раз.)
В истории последнего короля-Плантагенета определенно есть что-то, что не оставляет равнодушным, берет за душу и бередит, требуя совершения каких-то действий. При этом точка зрения на суть дела может быть различна, но мнения имеют общую тенденцию стремиться к максимуму – максимуму обвинения или оправдания. Весы были однажды разбалансированы и с тех пор летают в пространстве, то одна чаша перевесит, то другая.
***
Демон за плечами.
В 1996 году среди живописных развалин замка Миддлгем (Middleham Castle), которые до сих пор можно видеть на севере Англии, в Северном Йоркшире, Уэнслидэйл, стараниями организаций Heritage и Middleham Key Partnershp была установлена памятная статуя короля Ричарда III, авторства скульптора Линды Томпсон (Linda Thompson), из белого камня, в человеческий рост высотой, спровоцировав в интересующихся вопросом кругах довольно бурное обсуждение в связи с вызванными ею эмоциями различного плана, от неприятия до восторга. Я лично отношусь к немногочисленной группе второго плана, поскольку считаю, что это на редкость удачное произведение, причем оно очень органично смотрится именно в этом месте.
Для нас в нашей современности ясно как дважды два, что Миддлгем имел в жизни и судьбе этого загадочного трагического персонажа прошлого особенное значение, в связи с чем совершенно напрасно скептики (например, A.J. Pollard, профессор в Университете Тиссайд, чья статья от 1996 года будет процитирована ниже) пытаются урезонить почитателей короля, любителей истории и прочую неугомонную публику, напоминая, что Ричарда в его зрелые годы можно было «встретить чаще в Понтефракте и в замке Барнард», чем в Миддлгеме, и что вообще «Миддлгем Ричарда III – в действительности современное изобретение», а также «какой-то хитрый маркетинг по английскому наследию», провернутый городским советом «во главе с его неутомимым мэром Питером Хибардом» где-то в 1983 году в связи с проведенным здесь фестивалем.
Кроме того, Поллард замечает (и тоже впустую), что тут вообще умиляться нечему, поскольку «Не все современники Ричарда III относились к Миддлгему так же, как и сегодня. Для нас в двадцатом веке Миддлгем - это романтическое место в нетронутой сельской глубинке; остатки старой Англии и всего, что было хорошо до 22 августа 1485 года. Тогда же это была резиденция, офисный блок и тюрьма, штаб-квартира могущественного лорда и мрачное напоминание об огромной власти, которую он имел над жителями района».
Разумеется, историк прав – все было несколько иным, воспринималось иначе, и мы, живущие в другое время совершенно не так, как жили наши предки, вносим в давние легендарные времена свое видение, что ведет к искажению реальности. Но, поскольку та давняя реальность определенно приказала долго жить, то вдохнуть в нее немного живого духа можно на самом деле только таким образом, сначала все переврав, а уж потом только разобравшись в ситуации, но все же во многом оставшись – иногда даже вопреки уже обретенным знаниям, в связи с чувственным восприятием оных – в плену своих иллюзий. Которые, возможно, не так уж иллюзорны, поскольку некоторые вещи возможно рассмотреть и оценить только с большого расстояния.
Вот такая непростая коллизия, с которой имеет дело каждый, кто заинтересуется тем, что было до нас, да еще, проникнувшись и впечатлившись, начнет переживать по этому поводу. К тому же мы ведь не позиционируем себя с теми, кто когда-то, ежась в обносках и слушая музыку голодного желудка, понуро дожидался объедков с господского стола возле ворот замка, но представляем себя среди гостей герцога и герцогини, не исключено, что даже почетных (а почему бы и нет).
Можно долго бродить по зеленому лугу, параллельно идиллически пасущимся на свежей травке лошадям, поодаль и вокруг полуразрушенных стен древней норманнской твердыни, сначала возведенной в 12-том веке исключительно с оборонительной целью, затем в 14-15-тых веках перестроенной в роскошную резиденцию, затем в 17-том веке ставшей никому не интересной ни в первом, ни во втором качестве и раздербаненной на стройматериалы местными жителями, возможно, при этом в самом деле с удовольствием сознававшими, что разносят по камушкам не что-нибудь, но именно «штаб-квартиру могущественного лорда», стирая с лица земли «мрачное напоминание об огромной власти, которую…» и так далее, - бродить поодаль и вокруг ясным погожим или, напротив, хмурым дождливым днем, под ласковым лазурным или хмурым свинцовым небом, в реальности, посетив этот край в туристической поездке, либо мысленно, листая фотоальбомы, скользя взглядом по обломкам прошлого и пытаясь представить себе, вообразить, как все здесь было в те века и времена, когда на главной башне развевался не флаг общественной организации, занимающейся охраной и изучением памятников старины, этот вот современный красный зубчатый квадрат на белом фоне, но штандарт легендарного хозяина, с его легендарной эмблемой – Белым Вепрем.
Замок когда-то был очень большим (собственно, и руины по-прежнему грандиозны), состоял из двух частей, как оно тогда водилось, - собственно замка и предзамка (замкового двора), одинаково обнесенных крепостными стенами, разъединенных рвом и соединенных подъемным мостом, причем в первой части (во дворе) находились хозяйственные постройки, сад и пруд с запасом рыбы, а во второй части (собственно замке), нависая над внутренним двориком, теснились здания под остроконечными черепичными крышами, в которых на первом и втором этажах располагались жилые и презентационные помещения.
Главным таким помещением был огромный холл, где по старому обычаю в обеденное время, то есть в полдень (тогда англичане обедали как все люди в полдень), собирались все обитатели замка – и хозяева, место которых, декорированное гербами и эмблемами, находилось на возвышенном помосте в глубине зала, и все прочие, вплоть до последнего слуги, место которого, правда, и было в последних рядах. Здесь проходили пиры, пылали факелы и свечи, звучала музыка… хозяева очень любили хорошую музыку… отголоски струн сладкозвучной арфы не слышны иногда в шуме ветра, который продувает сегодня эти пустые стены через множество разломов и трещин, нет?.. а если прислушаться?
Вместо окон – зияющие дыры, вместо крыши – облачное небо, вместо пола – земля и трава. На земле и траве в сером ущелье бывшего зала белеет странный монумент, узкий и прямой, словно небольшая колонна, еще один обломок прежнего интерьера. В дневное время он похож на светлый луч, в полутьме напоминает белую тень… призрак, может быть, особенно если подключить фантазию…
Линда Томсон изобразила короля в образе стройного молодого человека с длинными волосами, задумчивым лицом, облаченного в старинный узкий облегающий костюм, без рук… да, руки резко обрублены смелой скульпторшей, что в плане общего замысла выглядит символично… и в клубящемся за плечами длинном плаще, складки которого обвивают всю фигуру, окутывают ее, приникают к ней, ибо представляют собой нечто совсем другое, чем просто ткань плаща, – чудовище, из тех, которые, парализуя ужасом, прячутся во тьме, подкарауливают за поворотом, стоят за плечами.
Художница пишет: «Представленные фигуры являются аллегорическими - василиск (или cockatrice) и средневековый демон на спине Ричарда - и геральдический белый кабан и деталь «солнце и роза» воротника йоркиста. Ричард стал - после его смерти – противоречивой исторической фигурой со многими вопросами о его характере, оставшимися нерешенными по сей день, шекспировский портрет противоречит преданности [выраженной ему его современниками] в Хрониках города Йорка (York City Rolls). Скульптура иллюстрирует тяжелое бремя, которое история накопила на этом Северном Короле».
Если приглядеться, очевидно, что концы плаща, сходящиеся на груди короля – это, справа, змеиное туловище с узкой головкой и, слева, также напоминающая змейку когтистая лапка-ручка, сцепленные между собою, причем такая же змееобразная рука обхватывает его за пояс – не оторвать и не вырваться. Он и не вырвался, собственно говоря, если продолжать магическую линию. «Обнимает как родного», - написал один из комментаторов. Был ли король жертвой темных сил или их частью?
***
Несчастные случайности.
«Он был положен в замковой усадьбе под названием Ньюарк, и, когда все было устроено, чтобы все могли посмотреть на последнего из королей Плантагенетов, неизвестный худой рыцарь, который сидел на мосту Боу-Бридж, остался наблюдателем рядом с ним, и сказал:
«Посмотрите, как тот, кто предпочитал большие здания, и возводил честные церкви, и любил пение, лежит здесь, не владея даже маленькой горсткой земли!»
Никто не плакал над Диконом, потому что те, кто его любили, были либо мертвыми, либо заключенными, или бежали в зарубежные страны или святилища. Поэтому он лежал обнаженным, необмытым, на полу комнаты в Ньюарк-Тауэр в течение двух дней, без компании, кроме странного рыцаря.
Но когда Генри Тюдор отправился в Ковентри со своим поездом, багажом и трофеями, некоторые монахини из Лестера пришли в замок и умоляли отдать им тело короля для благотворительности. Это было им позволено… Странный рыцарь следовал за телом, но в дверях часовни он остановился, зная, что он не может войти».
Марджори Боуэн, роман «Дикон».
Он не мог войти, потому что он тот дьявол и был.
Романистка дала своему жуткому персонажу имя одного из реально существовавших во времена Ричарда людей – Джон Фогге (Jon Fogge).
Настоящий, не литературный Джон Фогге служил одно время (1460-69 годы, если точно) казначеем королевского двора и принадлежал к последовательным противникам Ричарда. Сцена с его участием приводится в незаконченной повести Томаса Мора «История Ричарда III», действие этой сцены разворачивается на фоне событий, предшествовавших коронации нового короля: Ричард Глостер «явился в Суд королевской скамьи, объявив присутствующим, что ему угодно принять корону именно здесь, где король сидит и служит закону, ибо он полагает, что служить законам — главнейший долг короля. … В заключение же … во всеуслышанье заявил, что отныне он изгнал из памяти всякую прежнюю вражду и при всех прощает все, что было сделано против него. И дабы подтвердить такие слова, он повелел привести к себе некоего Фогга... ; и когда того доставили к нему из церковного убежища (куда он бежал из-за страха перед королем), то он на глазах всего народа подал ему руку».
В октябре 1483 года прощенный королем Фогге присоединился к герцогу Бекингему и, как один из сотни наиболее активных участников мятежа, был упомянут в общем акте аттинктуры (осуждения виновных в государственной измене), принятом Парламентом в январе 1484 года, однако король (которого впоследствии обвиняли в крайней жестокости и который на деле не был жесток даже к тем, кто этого заслуживал) – король снова его помиловал, вместе со многими другими заговорщиками. Позднее Фогге ожидаемо служил у Генриха VII, до своей смерти в 1490 году.
В романе Джон Фогге сопровождает Ричарда на протяжении всей его жизни, до самого конца, следуя за ним и чаще всего оставаясь незаметным, но иногда, особенно в ключевые моменты, Ричард натыкается на него и порой вступает с ним в контакт – дает ему подержать своего коня, платит ему за оказанную услугу…
На самом деле в истории короля таких персонажей, как бы второстепенных, находившихся поодаль, которые играли против него или поджидали его краха, было больше, и в то время, когда с наиболее явными врагами он справился, с этими ползучими тенями не совладал, здесь будучи бессилен. Как если бы действительно не было рук, чтобы схватить или отбиться.
Если скрупулезно и с сугубо материалистических позиций разбирать каждый случай, который ухудшал его положение, можно нащупать с некоторой долей вероятности, кто действовал, по согласованию с кем, каким планом руководствуясь, - и где король допустил ошибку, поскольку он ошибался, причем теперь кажется, что ему следовало догадаться, и непонятно, почему он оставался слеп. Кажется, ближе к концу он словно нарочно избегал делать именно то, что могло бы его спасти. Что-то вроде воли к смерти. Смерть, если подобралась близко, способна магнетизировать. В связи с чем ситуация начинает снова представляться зловеще-мистической.
К тому же были моменты, когда ему просто не повезло, а могло бы. Могло бы повезти, как прежде йоркистам при Барнете, когда ланкастерианцы, обознавшись относительно эмблем военачальников, расстреляли из луков собственные ряды, причем наемники Маргариты Анжуйской, с которыми она плыла к английским берегам, не смогли прийти им на помощь, так как морские ветры слишком долго и упорно носили корабли королевы по волнам, не дав ей высадиться на побережье в нужный срок. Везение еще ощущалось во время восстания герцога Бекингема – его армию разогнал не король, но проливные осенние дожди и разлившиеся реки. А затем лимит везений оказался исчерпан.
Была ведь минута – Ричард едва не получил в руки выдвинутого против него остатками Ланкастеров и недружественной Францией Генри Тюдора. Герцог Бретани, где находился Тюдор, не торопился отдавать английскому королю его врага, но внезапно заболел, и заместивший его придворный быстро согласился на выдачу. Еще немного – и все бы утряслось благоприятным для Ричарда образом. Но сорвалось дело. Конечно, сорвалось из-за утечки сведений, из-за отчима и матери Тюдора, из-за епископа Мортона - но вот, к примеру, опоздал бы гонец, по причине очередного шторма, который так часто путал карты игроков, находившихся по разные стороны пролива, и все случилось бы иначе.
Почти состоялось возвращение в Англию сбежавшего после провала мятежей 1483 года и примкнувшего во Франции к Тюдору сына вдовой экс-королевы Элизабет Вудвилл, маркиза Дорсета, и это наверняка помогло бы королю, так как Дорсет мог бы многое порассказать о связях и планах оппозиции. Но в последнюю минуту он был задержан своими подельщиками и возращен в Париж.
Есть и другие ускользнувшие возможности такого плана, когда на волосок прошло, однако мимо. Мне всегда было интересно, что бы мог сказать Бекингем королю накануне своей казни, когда умолял его о личной встрече. Позднее сын Бекингема уверял, что ему якобы известно – у его отца был спрятан нож, он хотел убить короля. Видимо, надо было как-то оправдаться перед подозрительным Тюдором, поскольку ножа-то наверняка никакого не было (откуда у арестанта в тюрьме оружие), а вот намерение рассказать Ричарду что-то важное, что дорогого стоило, даже, кто знает, помогло бы сохранить жизнь – вот это скорее. Может быть, настолько важное, что сохранило бы жизнь и самому королю. Ричард приехал в Солсбери, где сидел под замком Бекингем, накануне казни, встреча была возможна, но он был слишком оскорблен предательством недавнего друга и союзника и отказал в просьбе, а наутро герцога казнили.
И уже совсем на финишной прямой - несчастье на поле боя при Босворте, когда погиб старый герцог Норфолк, уцелевший в стольких сражениях и вот тут вдруг, так быстро, нелепо и фатально… вследствие чего Ричард и решился на свой смертельный рейд, стоивший ему жизни… А ведь предупреждали его насчет удара головой… или по голове… (говорят, он в самом деле спрашивал о своем будущем какого-то провидца – или провидицу - в Лестере). Нельзя было рисковать. Но разбалансированные потерями и неудачами весы летали над пропастью, не в силах остановиться.
Наверное, король понял, насколько близок край бездны, после смерти своего сына-наследника, которая причинила ему слишком сильное страдание - и произошла слишком на руку его врагам. Кончина больной жены не когда-нибудь, но в день солнечного затмения, из того же ряда. Тут и смелый испугается, почувствовав, как крепко обнимают когтистые лапки демонов, заподозрив вдруг, что эту удавку, может быть, и не удастся разорвать. Вот и появилась в Часослове короля его личная молитва, свидетельствуя об отчаянии и последней надежде – на высшие силы. Книга дошла до наших дней. Изысканные лазурно-золотые заставки, несколько королевских автографов на страницах, и этот молитвенный текст:
«О Господи, Ты, кто восстановил согласие между родом человеческим и Отцом Небесным… снизойди и установи согласие между мной и врагами моими… Снизойди и успокой, отврати, погаси ненависть, которую они питают ко мне… снизойди, Господи Иисусе Христе, отврати злые помыслы, которые они вынашивают… против меня. Я молю тебя, о великодушный Иисусе Христе… охрани меня, раба Твоего короля Ричарда, и защити меня от всякого зла и от моего злейшего врага, и от всех опасностей в настоящем, прошлом и грядущем, избавь меня от всех невзгод, печалей и страданий, которые преследуют меня, ниспошли мне утешение».
Стоит иметь в виду, что в те времена люди верили в магию безоговорочней, чем это можно вообразить в нашем настоящем (мы-то сами и то иногда начинаем верить, видно, сказываются многовековые заблуждения предков, только даже в этом случае мы верим «как бы», поскольку время не то, а они-то со всей искренностью, буквально).
В связи с чем обвинение, выдвинутое Ричардом против вдовой королевы Элизабет Вудвилл и лорда Гастингса, в колдовстве и наведении на него порчи, которое представляется сегодня только одним из пунктов обвинений, к тому же надуманным, могло быть более серьезным и даже судьбоносным.
И не думал ли он про себя, содрогаясь от ужаса, - что, если жена-королева умерла в день, когда затмилось солнце, не случайно и не по чьему-то злому умыслу, но именно потому, что отвернулись, лишая своего благоволения, небеса? Поскольку у всех, кто во власти, найдется в чем сознавать себя преступным и грешным.
Тем не менее, как известно, король не сдался и боролся до последней возможности, несмотря на угрозы различного плана, от вполне себе реальных до граничащих со сверхъестественным. Много ли найдется таких упорных, причем даже если не принимать во внимание, что коня ему держал сам дьявол, а в складках плаща угадывался василиск.
***
Последнее везение.
«Странный рыцарь следовал за телом короля, но в дверях часовни он остановился, зная, что не может войти. И монахиня, остановившись у калитки, спросила у него его имя, и зачем он пришел, выразить почтение или поглумиться?
«Я сэр Джон Фогге. Чувствуете ли вы, что этот король не мог победить?»
«Господь мне свидетель, - сказала она, - все говорили о нем хорошо, лучший рыцарь и хороший король, и это правда, что его жизнь и смерть были изумительны».
«И все же он был слишком опасен для своих врагов, и потому сорняки и крапива будут расти над его могилой, а его имя будет почернено многой клеветой».
Монахиня закрыла калитку, боясь этого уродливого человека, и перекрестилась.
«Иисус! Как это возможно?»
«Есть такие, кого преследует злой гений, и кто знает, почему? И Дом Плантагенетов был во многих отношениях проклятый».
Джон Фогге отправился в августовские сумерки, и монахиня вошла в часовню и опустилась на колени вместе с остальными на могиле Дикона.
И она прошептала своим спутникам, сказав им, какой пугающий тот рыцарь, и они были полны печали. Они поставили простой камень над могилой Ричарда и заплатили пенни за мессу по нему, и молились, чтобы душа Ричарда Плантагенета наконец-то могла обрести покой».
Марджори Боуэн, роман «Дикон».
Это очень странно, но теперь, по прошествии 500 лет, можно сказать, что королю все-таки повезло, в последний раз и не так, как того можно бы было пожелать, но тем не менее. Богатые и почетные захоронения бывали разорены, ограблены, плохо сохранились, если вообще сохранились в ходе многих исторических катаклизмов, а его могила, где его закопали поспешно и небрежно, как нищего, не как короля, уцелела почти безупречно, даже с учетом утраты изножья в викторианскую эпоху и сильного давления стоявшего сверху здания, из-за чего кости слегка деформировались. Конечно, это случайность, что же еще. Но благодаря этой случайности сам король рассказал нам о том, каким он был и как погиб – и ведь именно в то время, наше время, когда его повесть могла быть прочитана по его останкам.
Темные силы, светлые силы. Может быть, движение потоков копящейся в пространстве духовной энергии, которую вырабатывают люди? Темные силы часто побеждают. Но иногда свет пробивается. Что, если в этом сказывается присутствие законов бытия того мира, в котором мы живем? Или в котором существуем. После чего и легенда про ведьму на мосту уже не кажется такой неправдоподобной. Хотя, несмотря на то, что какие-то подлинные события, того или иного плана, могли дать толчок к мифотворчеству, все-таки в результате получилась она, легенда, жуткая, завораживающая.
***
Старый замок.
В старые времена знатные господа, переезжая из одного своего поместья в другое, забирали с собою почти весь свой двор, объемный скарб и припасы, в связи с чем после того, как лорд со своей многочисленной свитой и обозом покидал резиденцию, и флаг на башне спускали, показывая, что хозяина дома нет, замок пустел, и помимо малого количества оставленных слуг и стражников (в основном охранительную роль выполняли сами стены, в связи с чем гарнизон мог быть небольшим, десятка два человек вполне хватало даже на военное сопротивление, при условии надежно закрытых ворот), - в отсутствии большого скопления народу по тихим гулким коридорам и переходам бродил преимущественно только ветер.
И вот однажды хозяин покинул замок… простучали копыта по мосту через ров, перекинутый от главных ворот… и не вернулся, и его легендарный штандарт больше уже никогда не развевался над комплексом зданий и крепостных стен и башен в туманном северном небе.
В дальнейшем бывали здесь разные господа и дамы, а среди них, правду сказать, и ведьмы, не выдуманные, настоящие. Колдовать они не умели, да им и не нужно было этого, зато в интригах знали толк, а хорошая интрига стоит колдовского зелья, куда действенней самого жуткого заклятия, и против нее бессильно самое точное пророчество.
Затем внешние стены были наполовину снесены, верхние этажи зданий обрушились, не стало ни часовни, ни дворца, как и многого другого. Из живого здесь сегодня лошади на лугу у подножия, туристы среди массивов старой каменной кладки, а помимо них все тот же ветер - и тени.
В настоящее время замок Миддлгем, в котором Ричард Глостер провел часть детства, а затем прожил здесь несколько лет в качестве северного наместника короля, где родился и умер его сын принц Эдвард, и откуда однажды он уехал в Лондон, чтобы самому стать королем, - в настоящее время эта старая крепость характеризуется как «впечатляющие руины, хранящие ощущение своей первоначальной силы и величия». Кое-что здесь починено, можно подняться по деревянной лестнице с пролетами на стену верхнего уровня (некогда внутреннюю) и окинуть взглядом окрестности, при этом помня, что в прошлом газон вокруг не выстригался «маникюрными ножницами» и церковь городка не выглядела такой «удручающе викторианской».
Замок находится на попечении фонда Английского исторического наследия, в одном из помещений действует выставка, посвященная известным персонажам прошлого, чей след здесь ощущается до сих пор. Помимо прочего на выставке экспонируются копии двух уникальных предметов, обнаруженных в окрестностях и относящихся ко времени Ричарда III: найденный в развалинах в 1985 году ромбовидный золотой кулон с синим сапфиром, причем на одной стороне подвески выгравировано изображение Троицы, а на другой – латинская надпись, характеризующая ее в качестве оберега, а также значок «в золоченом медном высоком рельефе с эмблемой Ричарда III - Белого кабана, который, вероятно, носил один из его домочадцев, когда он был герцогом Глостерским».
Среди развалин установлены таблички с указанием того, что здесь когда-то было, как использовалось и называлось. Можно побродить, пофантазировать, постоять перед странной белой статуей работы Линды Томсон… при желании сфотографироваться с актерами, изображающими прежних обитателей, герцогскую семью – сам герцог, его красавица-жена и маленький сын. Алый наряд герцогини точно такой, как в Хронике Рауса (первом англо-язычном варианте, в котором лукавый хронист до небес превозносит Ричарда и Анну). Принц румяный и улыбающийся, в соответствии с иллюстрациями той же Хроники, где по нему не скажешь, что был болезненный и хлипкий. Герцог стройный, молодой и симпатичный, с темно-каштановыми длинными волосами из-под черной шляпы с жемчужной подвеской, знакомой по растиражированным еще несколько веков назад портретам. Ребята с готовностью составят антураж красочного памятного снимка, еще и поболтают и посмеются с приезжими. Конечно, это именно тот самый хитрый маркетинговый ход, провернутый ушлыми дельцами, о котором ядовито писал профессор Поллард. Но почему бы немного не повеселиться, как говаривал некогда сам король. Не все же о серьезном и о грустном. Здесь когда-то кипела жизнь.
Красивые фотографии получаются на фоне ворот в полуразрушенной башне, старинного арочного въезда, так что иллюзия будет полная, хотя с того дня, когда над замком развевался легендарный штандарт, и копыта коней гулко стучали по мосту, прошло уже больше пятисот лет. С другой стороны, всего-то пятьсот лет, точно вчера было, ведь для вечности это все равно что пять минут…
11.09.2018
***
Кое-что из использованного:
Middleham Castle
https://en.wikipedia.org/wiki/Middleham_Castle
Photographs and information on Middleham Castle
http://www.yorkshireguides.com/middleham_castle.html
«APPROACHING MIDDLEHAM». A.J. Pollard
https://sergeytsvetkov.livejournal.com/270839.html
«Проклятие короля Ричарда». 2013
http://www.proza.ru/2013/09/22/936
«Проклятие Плантагенетов». Петр Котельников
http://gutenberg.net.au/ebooks09/0900531.txt
«DICKON». Marjorie Bowen (Марджори Боуэн, роман «Дикон», 1929 год).