В детстве мы с сестрой весь июнь проводили в пришкольном лагере. По правде сказать, я его не любила, потому что все шло исключительно по режиму и организованно: нельзя было поиграть в одиночестве и в то, во что хочется – только вместе и в то, что предлагают воспитатели. Но когда тебе шесть лет, со взрослыми не очень-то поспоришь, и мы продолжали ходить в это скучнейшее место.
Однажды к нам пришел учитель музыки и придумал новую забаву: каждый должен был спеть любимую песенку, а он начинал наигрывать подходящую мелодию на баяне. Мне это очень понравилось: атмосфера мгновенно стала веселой, все активно участвовали, пока один выступал, остальные танцевали. Проплясали «Чунга-чангу», «Голубой вагон», «Антошку», «Про лето», и, наконец, очередь дошла до меня.
- Ну, давай, Машенька, пой, - кивнул учитель, растянув меха.
Я вдохнула поглубже и грянула:
- Вино-о-о-о, гашиш, Стамбул и Париж, моряк, моряк, почему ты грустишь?
У всех вытянулись лица, аккомпаниатор застыл вместе с баяном, но быстро нашелся и заиграл.
- Возьми папиросу, хлопни винца и песенку спой про сундук мертвеца!
Я старалась петь как можно проникновеннее, чтоб все рыдали, как я, от грустного творения «Агаты Кристи», но не тут-то было – дети просто притихли, а взрослых как перекосило с первого куплета, так они и сидели, не подавая признаков жизни.
Когда я в последний раз повторила припев и замолчала, по залу прокатился вздох несказанного облегчения.
- А теперь я! – вдруг крикнула моя четырехлетняя сестренка, выбегая вперед. – Я тоже знаю хорошую песенку.
Мне показалось, что в глазах воспитателей мелькнул неподдельный ужас, но Мира не обратила на это никакого внимания и затянула:
- О-о-о, ай эм элиэн, ай эм лигал элиэн, ай эм инглишмен ин Нью-Йорк!
Все зашлись смехом и захлопали. Мира получила главный приз – великолепную настольную игру со множеством картинок и фишек. Но я не обиделась, ведь мы все равно всегда играем вместе.