Не откладывай раскаяние на завтра!

Аркадий Тищенко
               
    Когда утром Нина Васильевна зашла на кухню и не увидела на столе обычно стоявший там завтрак для нее и мужа, она растерялась.
    - Мама!? – тихо позвала Нина Васильевна, открывая дверь маминой комнаты.
    От дикого крика жены Михаил Иванович, обычно встававший позже супруги, вскочил с кровати и босиком бросился в комнату тещи.
    Теща в ночной сорочке стояла на коленях перед креслом, уткнувшись лбом в молитвенно скрещенные пальцы рук, лежавших на сидении. Рыдавшая жена пыталась поднять голову уже застывшей матери и заглянуть ей в лицо, скрытое спадавшими прядями седых волос.
    Судя по всему, мать умерла во время вечерней молитвы.
    …Михаил Иванович смутно помнил события последующих дней. В памяти осталась лишь тревога за здоровье все время рыдавшей жены.
    Сам Михаил Иванович не плакал. Он не плакал ни до погребения, ни после похорон. Он понимал, что выглядит нелепо среди плачущих людей. Но заплакать не мог. Зять пытался представить тещу живой, надеясь пробудить в себе сострадание к ней и сильнее почувствовать остроту постигшего его горя. Но попытки вызвать слезы неожиданно пробудили воспоминания о  вечере, сделавшем их с тещей чужими людьми.
    За несколько дней до свадьбы, он, уходя от невесты и проходя мимо комнаты будущей тещи, услышал ее тихий голос:
    - Господи, я снова обращаюсь к тебе со своей просьбой: отведи от нас эту беду…Вразуми мою дочь…Не введи в нашу семью этого алкоголика…Ты же помнишь, как я настрадалась со своим…Прошу тебя, Господи!..
    От неожиданности Михаил остановился перед дверью, за которой молились. Поразился, услышав, что он алкоголик. Но гораздо больнее резануло слово «опять». Значит, не первый раз обращаются к Богу с этой просьбой.
    Михаил резко открыл дверь и впервые вошел в комнату Веры Николаевны.
    - Откуда вы взяли, что я алкоголик? – спросил он с порога.
    Стоявшая на коленях перед креслом мать невесты подняла голову, лежавшую на молитвенно скрещенных руках, и посмотрела на вошедшего.
    - Во-первых, молодой человек, - сказала она, - входить без стука в комнату женщины неприлично… Еще неприличнее подслушивать… А во-вторых, я хочу закончить молиться…
    - А я хочу спросить…, - заговорил Михаил.
    - Прошу вас, - перебила его Вера Николаевна, вставая с колен и направляясь к двери. – Выйдите из комнаты…
    Подойдя к двери и открыв ее, она осталась стоять там, ожидая пока Михаил выйдет.
    Михаил прошел мимо, оставив за собой запах алкоголя.
    - Впредь, прошу вас в таком виде в моей комнате не появляться, - сказала Вера Николаевна, закрывая за Михаилом дверь.
    Слышно было, как ее заперли.
    Он стоял под дверью, испытывая  унижение и стыд от осознания того, что какая-то художница, мазила, как он называл ее про себя, вышвырнула его из комнаты, словно нашкодившего котенка. Его всегда раздражало ее интеллигентное «выканье», но сегодня вместе с «молодым человеком» это воспринималось, как тяжелая пощечина…
    Первым желанием Михаила было достучаться до будущей тещи и повторить свой вопрос: откуда она взяла, что он алкоголик? Но, вспомнив, сколько раз приносил в эту квартиру спиртное, которое из-за отсутствия в семье невесты мужчин, сам же и выпивал, решил не искушать судьбу  вмешательством в содержание молитвы. Тем более, что и в этот вечер он выпил на кухне с ее дочерью принесенную бутылку вина, предварительно пригласив за стол и мать невесты. Но мать, как всегда, отказалась...   
    У жениха хватило ума до свадьбы сохранить внешне благопристойные отношения с матерью невесты. Но после венца теща перестала для него существовать.
    Года через три после свадьбы Вера Николаевна сделала шаг к примирению. На день рождения зятя она подарила ему золотой перстень,  изготовленный по ее эскизу. Перстень был сделан в виде рукопожатия двух рук. Он вызвал восхищение за праздничным столом. Михаил поблагодарил  за подарок, а вечером, когда гости разошлись, постучал в дверь ее комнаты и вернул его со словами:
    - Такие подарки алкоголику не дарят… Пропьет...
    Возможно, тогда теща окончательно поняла: зять ничего не забыл и, вряд ли, когда-нибудь забудет. Больше попыток к примирению, она не делала…
    Из своей комнаты теперь она выходила только в отсутствие в доме Михаила.
    …К удивлению зятя людей на похороны тещи пришло много.
    Со дня похорон прошла неделя. Нина Васильевна каждый день заходила в опустевшую комнату матери. Там она ничего не делала. Не могла делать. Просто сидела и плакала.  Наплакавшись, выходила с осунувшимся лицом и опухшими, красными глазами.
    Михаил Иванович видел, как страдает жена, как все валилось у нее из рук.    Она не могла делать даже  привычные вещи.
    Раньше яичница стояла на столе в тарелке с целым желтком и белыми закругленными краями, рядом на блюдечке лежали слегка подрумянившиеся тостеры, в любимой чашечке стоял кофе со сливками и сахаром по его вкусу. Теперь жена ставила перед ним сковороду с яичницей, обрамленной пригоревшими черными краями и желтком, разлитым по всей сковороде. В блюдце лежали обуглившиеся тостеры, кофе был не в любимой чашке, рядом не лежала его маленькая серебряная ложечка, а кофе часто был без сливок или сахара.
   Первые несколько дней Михаил Иванович, понимая состояние жены, сдерживаясь, молчал. Нервы успокаивал испытанным способом: металлической коробочкой из-под цейлонского чая, в которой хранил деньги, собираемые на машину.  Откладывал уже около трех лет. Еще полгода и мечта должна осуществиться… А пока, доставал из коробочки деньги и пересчитывал их. Осязаемость мечты успокаивала.
    Но когда через неделю жена в очередной раз поставила перед Михаилом Ивановичем  сковороду с растекшимся по ней желтком и сгоревшие тостеры, он не сдержался.
    - Если тебе тяжело готовить нормальную яичницу – не готовь ее…- сказал он,  отодвигая от себя  сковороду.
    - Мне не тяжело, - ответила жена. – Просто, я не умею ее готовить так, как готовила мама…
    Михаил Иванович посмотрел на жену.
    - Но раньше ведь готовила?
    - Я никогда не готовила тебе завтрак, - тихо сказала Нина Васильевна. - Всегда готовила мама…
    Муж  посмотрел на почти черные гренки, встал и вышел из кухни.
    Михаил Иванович был явно растерян. Признание жены, мгновенно разрушило его устоявшееся представление о своей семейной жизни и его месте в ней. Он обескуражено представил, как каждое утро, лежа в постели, считал, что, вставшая раньше жена готовит ему завтрак, в то время, как завтрак готовила ненавидевшая его теща.            
    В сказанное женой трудно было поверить… Еще труднее согласиться. Однако, признание жены объясняло многое, происходившее в семье после смерти тещи.
    Михаил Иванович, например, не мог понять, почему жена стала заправлять постель по-другому,  почему  наволочка и пододеяльник разного цвета. Почему дверь кухни, во время приготовления пищи не закрывается и запах из кухни распространяется по всей квартире, почему во время еды на столе не стоит солонка, почему, когда он приходит с работы, на его письменном столе не лежат газеты, а вместо них – пыль…
    Одним словом: почему сейчас все не так, как раньше?
    Неужели, правда, в доме все делала теща?
    Выйдя из кухни, Михаил Иванович остановился, обвел взглядом красивый коридор и, приоткрыв дверь кухни, спросил в образовавшуюся щель:
    - Коридор – это тоже «мамочка»?
    Дверь открылась полностью и на пороге кухни появилась Нина Васильевна.
    - Да, это тоже мама!
    Она хотела, наконец-то, открыть мужу глаза на то, что все, чем он так гордится и любуется в доме - сделано ее мамой. Напомнить мужу, что мама все-таки была профессиональным художником. Это она неделями ходила по магазинам, выбирая и подбирая по сочетаемости цветовой гаммы палас, обои, потолочные картонно-гипсовые плиты, карнизы, портьеры, гардины, декоративно-фарфоровые тарелки, картины. Это мама, негласно, руководила строителями, оформлявшими интерьер дома. И, конечно же, признаться мужу в том, что его любимые напольные, от пола до потолка, часы, стоящие в его кабинете – тоже нашла мама в антикварном магазине.
    Но, увидев растеряно-удивленное выражение лица мужа, сказать все это не решилась.
    - А я считал, что это все ты, – Михаил Иванович обвел взглядом коридор.
    - Дорогой ты мой, - грустно улыбнулась жена. – Я, как всякая нормальная женщина, хотела все делать сама. Но мама  тащила этот дом на себе, не давая мне ничего в нем делать. По ее словам, только так она могла жить в твоем доме…
    Муж в замешательстве молчал.
    То, что говорила жена, казалось нереальным и не вязалось с привычным для него образом тещи-приживалки…
    Оказывается, теща, молившая Бога не вводить Михаила Ивановича в ее семью,  двадцать лет после свадьбы делала все, лишь бы зятю в этой семье было хорошо…
    Михаил Иванович пронзительно, до боли в сердце вдруг почувствовал всю бесчеловечную несправедливость своей счастливой жизни в мире, созданном для него тещей, которую он ни в свой мир, ни в свое сердце так и не пустил…
    … Несколько вечеров Михаил Иванович не выходил из  своей комнаты. В один из них попросил жену занести ему семейный фотоальбом, который просмотрел от начала до конца несколько раз. Не найдя того, что искал,  достал папку с документами. Среди них нашел маленькое фото тещи. Снималась, видно, для документа. Долго рассматривал ее лицо, неожиданно поразившись беззащитности тещиного взгляда. Положив фотографию в свой бумажник, впервые за последние дни попросил поесть.
    …Как-то после ужина, когда Михаил Иванович, задумавшись, сидел в своем кресле, в комнату вошла жена и протянула ему не запечатанный конверт.
    - Нашла сегодня в платяном шкафу мамы, - сказала она.
    Муж взял конверт. На нем почерком тещи было написано: «Мише на машину». В конверте были деньги.
    Михаил Иванович несколько раз прочел написанное на конверте.
    В глазах его появилась боль, будто в них швырнули пригоршню песка. Он попытался избавиться от появлявшихся помимо его воли слез. Но к рези в глазах, добавилось першение в пересохшем горле.
    - Любила она тебя – прошептала жена.
    - За что?! – горько усмехнулся Михаил Иванович.
    - За меня…
    Михаил Иванович посмотрел на жену долгим взглядом.  Его вдруг поразила мысль простая и ясная. Он неожиданно для себя подумал, что, возможно, все эти годы теща, действительно испытывала к нему родственные чувства.  Но не как к зятю, а как к человеку, с которым ее дочь была счастлива. Скорее всего, это была не любовь, а жертвенная благодарность. А если и любила теща все эти годы, то не его, а счастье своей дочери, которое всячески оберегала…
    Встав с кресла, Михаил Иванович подошел к своему письменному столу.  Выдвинув из него ящик, взял лежавшую там металлическую коробку из-под цейлонского чая и, не поворачиваясь, протянул ее жене.
    Нина Васильевна раскрыла коробку. В ней кроме свернутого листа бумаги ничего не было.
    - Ты, купил уже машину? – удивленно спросила мужа.
    - Глянь, что в коробке…
    Жена вынула лист и развернула его.
    Это был оплаченный счет за мраморный надгробный бюст мамы.
    Нина Васильевна посмотрела на мужа и впервые увидела в его глазах слезы и  мучительное раскаяние за то, что исправить он никогда уже не сможет…