Анализ

Виктор Сургаев
               

         Работаю  я  на  химзаводе  простым  лаборантом. Женат. Никаких  жалоб  на свое здоровье не  предъявляю, но начальство почти насильно все одно на  диспансеризацию  в  поликлинику  отправило.  Спрашиваю,  а  какой  смысл  здорового человека смотреть? Только что вот  худой  я  очень. А  по  меткому, шутливому  выражению  наших  лаборантских  коллег – прямо  как  та  глиста.
        Можно  подумать,  кто-то  из  них  видел  ее.  Ну,  глисту  оную.  Надо  и  вправду  как-нибудь  у  мединститутских  лаборантов  для интереса  спросить,  и  разочек  хоть  одним  глазком,  просто  из  интереса,  на  «брата-близнеца»  своего  глянуть.  Вот  об  этом,  и  еще  о  многом  другом,  от  не  фиг  делать    размышлял  я,  посиживая  в  поистине  нескончаемых  очередях  в  нашей  поликлинике  рядышком  с  немощными  бабулями.  И  вы  представляете,  какая в  диспансерный  день в  итоге  ерунда  вышла?
        А получилось, что сотрудники мои лаборантские настоящими пророками  оказались,  ведь  и  впрямь  «накаркав»  о  худобе  моей,  когда  сравнивали    ее  с  глистами  проклятыми,  о  чем  сейчас  расскажу  подробно.  Значит,  аккуратно  поспешая,  обхожу  врачей,  никому  из  них  на  самочувствие  свое  не  жалуюсь,  так  как  хочется  скорее  покончить  со  всей  ненужной  мне  волокитой  и,  воспользовавшись  подвернувшимся  медосмотром, планирую  рвануть домой  пораньше.  Спросите,  для  чего? 
        А  чтобы  до  начала  показа  бандитского  сериала  по  «ящику»  пивка  в  баре  попить.  Да.  С  рыбкой  копченой.  И  вначале,  вроде  бы,  все  так  удачно  складывалось,  но  вот  в  последнем,  заключительном  кабинете  врача-терапевта,  как  говорится,  «повязали»  меня  в  полном  смысле  этого  слова.  А  все  потому,  что  доктор  попался  зануда  и  дотошный  до  полной  невозможности.  Кстати,  как  и  я  сам.  А,  может,  потому,  что  он  своим  внешним  видом  очень  здорово  меня  напоминал?
        Ну,  да.  Такой  же  высоченный,  неимоверно  худющий  и,  вдобавок,  тоже,  как  и  я,  лысый.  Видно,  прилежный  лекарь  доконать  меня  решил  на  конечном,  завершающем, этапе  совершенно ненадобного  лично  мне  осмотра.  Он  буквально  листу  банному  уподобился,  привязавшись  ко  мне  с  поистине  полусумасшедшими  вопросиками  своими.  Вы  представляете,  что  он,  чудик,  у  меня  выведывал  и  выспрашивал?  А  вот  почему  я  так  подозрительно  худ  для  своего  высокого  роста? 
       В  чем  дело?  А все  ли  в  порядке  с  аппетитом?  А  нет  ли  у  кого  из  рода  моего  язвы  желудка,  или  болезней  онкологических?  И  тут  вдруг  мне  прямо  до  неимоверности  захотелось  предложить  эскулапу  глянуть  в  стоящее  зеркало  на  себя  самого,  не  менее  длинного  и  худого.  Но  это  еще  ладно,  терпимо.  Осмотрел  меня  верзила  в  халате,  обстучал  всего  и,  уже  не  зная,  к  чему  придраться,  неожиданно  стал  нести  откровенную  чушь.  А  вы  вот,  господа,  прикиньте  сами. 
        Значит,  закрыв  глаза  и  наморщив  лоб,  доктор,  что-то  серьезно  обмозговывая,  спросил,  этак  заговорщически  понизив  голос:  мол,  а  уж      случайно не  чешется  ли  у  меня  иногда  где-нибудь  в  самом  укромном  местечке?  И,  в  особенности,  утречком  ранним?  И,  если  «да»,  то  при  появлении  острого  желания  именно  там  поскрести,  воздерживаюсь  ли  я,  грешник,  от  этого  весьма  увлекательного  действа?  Ну,  чесания?  И  коли    и  в  действительности  есть  такое  дело,  то  с  коих  уже  пор  данный  зуд  длится   у  меня?  Короче,  достал  меня  до  кондиции! 
        А  я  от  природы  не  лгун,  поэтому  и  пришлось  мне  открыться.  Ибо  он  вынудил-таки  меня  ответить  ему  прямо  и  без  утайки,  только  сказал  я  это  уже  сквозь  зубы,  и  с  откровенной,  злой  дрожью  в  голосе.  Но  не  от  волнения,  мужики,  а  с  усилием  пытаясь  хоть  этим  как-то  наступающее  раздражение  скрыть.  И  поэтому  убедительно,  и  специально  категорично  подтвердил  я  его  подозрения.  Мол,  что  да,  точно,  прав  он,  господин  проницательный  доктор.  Как  в  воду,  однако,  глядел! 
        А  потому  что  «таковое  почесывание»  действительно  существует!  И  случается  подобное  зудящее  желание  у  меня  не  столь  уж  и  редко.  Поэтому-то,  мол,  я  честно  сознаюсь  ему,  как  на  духу:  да,  и  еще  раз  да!  Так  оно  и  есть!  И  почесываю  я  укромные,  тайные  места  личного  моего   организма  с  величайшим  на  то  наслаждением,  и  до  получения  мной  полного,  так  сказать,  морального  удовлетворения! И  довольный  моим  признанием  доктор  в  ответ  и  в  подтверждение  его  диагностической  гипотезы,  часто  кивая  лысой  головой, даже  «заахал». 
        Лекарь,  видимо,  нутром  почувствовав  приближение  правильности     своей  догадки  (предварительного  диагноза,  а,  значит,  причины  моих  почесываний), он  до  того  обрадовался  и  вдруг  так  часто  снова  закивал,  затряс  головой,  что  едва  не  уронил  сползающий  с  блестящей  лысины  белый  колпак  свой.  Шустро  черканув  направление  в  лабораторию,  доктор  протянул  мне  бумажку  с  подробным  устным  разъяснением.  Мол,  завтра  утром  сходить  мне  в  туалет  «по  крупному».  Потом  заботливо,  ни  в  коем  случае  не  спеша,  аккуратно  наложить  в  чистую  баночку пока еще  тепленького  «добра»  и  тут  же  отвезти  в  лабораторию. 
        А  там  все  просто.  Необходимо  всего-то  лишь  очень  осторожненько,  ровненько,  положить  подготовленный  к  исследованию  кал  свой  на  яйца  глистов.  Да-да,  на  анализ, естественно,  а  для  чего  же  еще  то?  И  вместе  с  выданным  вот  этим  докторским  направлением.  Как  уже  упоминалось,  сам  я  ведь  тоже  из  лаборантов,  пусть  и  химических,  однако,  совсем  и  не  из  плохих,  с  имеющимися  соответствующими  наградами  за  труд  свой  добросовестный.  И,  конечно  же,  и  с  опытом  немалым,  почему  и  столь  точно,  и  весьма  скрупулезно  соблюл  все  врачебные  нюансы  согласно  его  устной  инструкции  четко,  без  лишних  выкрутасов. 
        Словом, утром «сходил» хорошо, на  ура.  Затем, крепко заткнув ноздри  ватой,  (так  как  хотя  «добро»  и  свое,  родное,  но  все  равно  пахнущее      необычайно  мерзко!),  я  специально  оструганной  для  проведения  данной  серьезной  операции  щепочкой,  и  как можно  бережнее,  щедро  наложил  требуемое  «вещество» в легонькую, крепенькую  баночку  до  самого  верха,  не  жадничая.  А  все  эти  предосторожности,  как  я  понял  из  слов  врача,  необходимы  для  того