Нечистая сила

               
 
     Обряд изгнания диавола из печатной машинки провалился полностью. Чиновники отдела экзорцизма, подобрав рясы,  бежали по коридору, глотая слезы разочарования и обиды.

     …Все началось несколько дней назад. Та самая злокозненная печатная машинка тихо стояла в дальнем углу отдела корреспонденции и находилась в общем пользовании. Известно, что печатные машинки устроены тонко, нервно, постоянно ломаются, и поэтому в каждом отделе имелась хотя бы одна запасная, к которой при случае мог сесть любой сотрудник и составить требуемый документ. 
   
     Как говорится, ничего не предвещало беды.

     Но однажды Кирочка, очень молодая и склонная к милой полноте девушка, с томными наивными глазами и таинственной личной жизнью, изящно протиснулась за столик с машинкой. Наклонив голову, она быстренько настучала какую-то справку, одну из тысяч, порождаемых отделом за день, и отнесла ее на подпись Евгению Петровичу, заместителю начальника.

     Евгений Петрович был роста громадного, нрава жесткого, черты лица имел резкие, педантичные, из пятидесяти лет жизни тридцать провел в отделе корреспонденции на разных должностях.  Короче говоря, глаз у него – алмаз, мимо не проскочишь. Он взял документ на проверку и попросил Кирочку зайти попозже.

     Ни о чем не подозревая, она вернулась через несколько минут, увидела, что  начальник смотрит суровее обычного, обомлела и попыталась убежать, но Евгений Петрович, не произнеся ни слова, как цирковой гипнотизер, взглядом парализовал ее волю и заставил подойти ближе.

     Посреди черного стола лежал тот самый документ, все остальные бумаги ютились с краешку сиротливой стопкой.

     – Что это? – спросил начальник с металлом в голосе и ткнул пальцем в середину абзаца.

     Кирочка нескромно наклонилась к столу и по привычке расстегнула пуговицу на блузке.

     – Вот это вот что?! – переспросил еще раз Евгений Петрович, царапая ногтем напечатанное Кирочкой слово.

     Она смутилась.

     – Это… ну, это… – сказала Кирочка, пытаясь объяснить, – это, знаете ли… – и помогая себе выразить непростую мысль, растерянно левой рукой будто что-то обхватила в воздухе, а затем и правой тоже что-то обхватила и, зардевшись, начала с небольшой амплитудой двигать ей вверх-вниз, – это вот это…

     Евгений Петрович с интересом понаблюдал за ней, потом взял себя в руки и рявкнул:
     – Я и без вас отлично знаю, что это! Приходилось пару раз сталкиваться! А откуда оно в документе? На опечатку не очень похоже!

     Тут Кирочка объяснить ничего не смогла, развела руками, покосилась назад, подыскивая за спиной стул, чтобы не очень больно хлопнуться в обморок, но Евгений Петрович в грубоватой манере попросил ее этого не делать и перепечатать документ.

     Дальше стало еще хуже.

     Лидия Михайловна, женщина пожилая, чопорная и незамужняя, о многих нюансах человеческой жизни и не догадывающаяся, тоже напечатала на машинке что-то любопытное. Евгений Петрович спрашивать у нее не стал, что это, ибо что толку спрашивать, если затем самому все объяснять придется.

     А потом и Николай, худой, усатый и рассеянный,  набрал непонятным образом целый  абзац, да такой, что даже Кирочка при всем желании не смогла бы это изобразить, ну разве что с помощью нескольких хитрых приспособлений.

     А ведь абзац, знаете ли, не опечатка. Стало ясно, что машинка со злым умыслом подменяла слова. Ласкающие слух канцелярские обороты на свои, похабные и безнравственные.

     Разумеется, любая печатная машинка живет своей сумрачной жизнью, впитывая большую часть словесных соков и выплевывая на бумагу лишь мертвую казенную кожуру, и сотрудники отдела многому давно не удивлялись, но такое было уже слишком.

     Налицо проявились все признаки дьявольского вмешательства, однако Евгений Петрович, как человек недоверчивый, решил проверить сам. Сел, ради эксперимента напечатал «столб», но и у него вышло совсем другое, напоминающее столб разве что издалека.

     – Гм, – сказал Евгений Петрович.

     Он посидел молча минуту и принял непростое решение:
     – Нужно звонить экзорцистам.

     … Через полчаса те были на месте.

     Подметая рясами пол, в кабинет вошли два юных  бородатых сотрудника отдела экзорцизма.

     Увидев их, Евгений Петрович нахмурился. Стало ясно, что в происки потусторонних сил никто не поверил, работать экзорцисты не хотят, и поэтому прислали неопытных юнцов, чтобы те формально сделали проверку и написали в рапорте, что в этом кабинете дьявола не существует.

     Работы-то, скажут они,  непочатый край, день-деньской сотрудники бегают-изгоняют, но бывает и так, что обыкновенные поломки необразованные люди объясняют мистикой, хотя, конечно, по правилу Оккама, все поломки идут от происков врага рода человеческого.

     Брат Нестор и брат Охря, сложив на груди руки и подняв глаза к потолку, коротенечко пробормотали какую-то инструкцию, вытащили из карманов ряс по увеличительному стеклу и начали изучать машинку, переговариваясь мудреными староканцелярскими терминами, названиями забытых приказов, и чувствуя на себе польстительно робкие взгляды столпившихся у дальней стены чиновников.

     Работали они лениво, и, как и предполагалось, похоже, действительно собирались объяснить произошедшее каким-нибудь обычным проявлением спонтанно зародившейся в механизме жизни или чем-то подобным.

     Евгений Петрович, почесывая лоб, хмуро глядел  на них.

     Через несколько минут братья, осмотрев машинку с головы до ног, спрятали увеличительные стекла, повернулись к публике, и, ссылаясь на новейшие лингвистические исследования, с лукавыми улыбками начали объяснять, что ничего сверхъестественного не произошло, и что слово, на которое подменилось слово «столб», не слишком и неприличное.

     Но тут машинка, хотя ее клавиши никто не трогал, напечатала такое об их отношениях, и с такими пикантными подробностями, что полностью опровергла умозаключение о естественной природе ошибок.

     Побледневшие экзорцисты в ужасе переглянулись, и едва нашли силы заявить, что поведанное печатной машинкой, во-первых, было неправдой, а во-вторых, узнать это могла только нечистая сила, поскольку они никому ничего не рассказывали.

     Но теперь все стало ясно. Гипотеза пришествия дьявола получила научное подтверждение.

     …Через полчаса в дверях показался живот, а через некоторое время и вся необъятная фигура Серафима Евламповича, заместителя начальника отдела экзорцизма, и с ним почти весь спешно мобилизованный личный состав, включая трех почтенных длиннобородых старцев, уполномоченных по особо важным делам.
 
     Принесли много толстых книг, положительно заряженную воду, и парочку похожих на граммофоны нудно гудящих устройств, из их раструбов исходили тонкие струйки пара, а по бокам в разные стороны вращалось множество медных колесиков.

     Для начала дьявола попросили не ссориться и покинуть машинку подобру-поздорову, на что он напечатал категорический отказ, дополнив его рекомендацией всем идти в одном вульгарном направлении и начал выстукивать клавишами какой-то  бравурный марш.

     Серафим Евлампович насупился и вступил в неравную схватку.

     Он выключил свет, зажег адски коптящие свечи, нарисовал на полу пентаграмму и прочитал трубным голосом парочку обращенных к дьяволу инструкций  с предписанием немедля оставить сей механизм.

     Однако тот не оставил и разразился непечатной тирадой, назвав сотрудников Министерства ничтожествами, тратящими жизнь неизвестно на что, и дал им коварный совет подумать и оглянуться вокруг.

     За это его окропили водой.

     Та зашипела и испарилась.

     Поднесли ближе механизмы и включили их на полную мощность.

     Они испустили пар и перестали работать.

     Начали взывать к святым заступникам, в чьи должностные обязанности входит защита Министерства от первобытного зла.

     Взывали:
к первому заместителю Министра, ко второму заместителю, к третьему, четвертому и далее вплоть до десятого колена. С особой надеждой взывали к заместителю Министра по хозяйственной части, блаженному покровителю всех печатных машинок.

     Безрезультатно.

     Не взывали разве что к Министру, поскольку точно не определено, кто имеет право вызывать его, а если обряд проведет ненадлежащее лицо, то в кабинет может заявиться отдел проверок, и это куда хуже прихода дьявола.

     Зачитывали приказы и инструкции. Не какие-нибудь, а самые сильные, написанные подозрительно красными чернилами на пожелтевшем пергаменте. Во время чтения вещи в кабинете начали трястись и подпрыгивать, хлопать дверцы шкафов, и открываться-закрываться  ящики.

     Никакого толку.

     И тут, отбив все атаки, диавол сам перешел в наступление. Стол, на котором находилась печатная машинка, как танк поехал вперед, будто желая задавить чиновников, а на машинке в это время начали жутко вздыматься молоточки клавиш, и скользить из стороны в сторону каретка.

     Экзорцисты оказались к такому не готовы и удрали с поля битвы, потерпев сокрушительное моральное поражение и оставив врагу большие трофеи в виде книг и всего остального.

     После их бегства стол возвратился на свое место и печатная машинка тоже успокоилась.

     Евгений Петрович вернулся к себе и стал размышлять, что делать дальше. Через пару часов, угрюмо выкурив несколько сигарет и понаблюдав загадочную игру дыма со светом лампы, он вышел в коридор и направился к архиву.

     ...Осторожно проходя по рассыпанным документам, щуря глаза от  неприятного мертвенного света и ежесекундно ожидая, что на него с высоченных полок обрушатся бумаги, Евгений Петрович пробрался к двери в дальней стене.

     Та оказалась наполовину заваленной, он чертыхнулся и стал убирать старые, рассыпающиеся от прикосновений документы. Сколько же лет сюда никто не заходил, думалось ему. Через несколько минут он расчистил участок, потянул за ручку, и дверь, страдальчески заскрипев, открылась.

     За ней оказался длинный извилистый коридор.

     Горело всего несколько потолочных ламп, и так тускло, будто они не светили, а лишь вспоминали те времена, когда вокруг них клубился свет, не призрачный, а настоящий, если конечно свет вообще бывает настоящим, и к нему, одурманенные его запахом, слетались мотыльки, чтобы через мгновение обжечь крылья, вспыхнуть и упасть ночной искрой в темноту.

     А теперь ничего этого не было.

     Свистел холодный воздух, валялись документы, откуда-то сочилась вода.

     И свет шел скорее не от ламп, а от брошенных вдоль стен бумаг, промокших и видимых во мраке, как гнилушки в колдовском лесу.

     Повсюду росли грибы. Разные. Большие и маленькие, кучками и по одному, на длинных тонких ножках, или наоборот, низкие и мясистые.

     Грибы источали ароматы. Ароматы воспоминаний, молодости, мечты и запретных видений. Евгений Петрович хмурился и размахивал руками, отгоняя подальше самые настырные.

     Многие документы заплесневели и пропитались спорами грибов настолько, что обрели иллюзию жизни. Завидев человека, какое-то письмо зашипело, встало на дыбы и уползло прочь.

     Евгений Петрович точно не помнил, куда надо идти, поэтому шел и пробовал открыть по пути все двери. Большинство из них были заперты ржавыми замками, но в некоторые удалось заглянуть.

     В маленькой комнатке, положив руки на клавиатуру печатной машинки, сидел давно мертвый и оттого грустный клерк в пальто и шляпе; от тяжелых шагов Евгения Петровича он качнулся вперед, налег пальцами на клавиши, напечатав фразу «мир распадается на факты», и снова замер; в другом кабинете, не переставая, звонил телефон, Евгений Петрович поднял трубку, и неизвестный голос взволнованно сообщил:
     – Это какое-то безумие.
     – Абсолютно с вами согласен, – ответил Евгений Петрович.

     За третьей дверью он встретил того, кого искал.

     …Маленький, сморщенный, и безумно древний. В кабинете, словно в келье. Схимник, отрешенный от всего мирского. Сидит в сумраке за столом и ставит печати на документы. Аккуратно, бережно. Возьмет бумагу с левого края, вдарит по ней смоченным чернилами куском дерева, и положит на правый. Вот он, ритуал вечности.
Лампа темна, лишь поросшая грибами печатная машинка да сгнившие документы светятся.

     Нет имени у сидящего за столом чиновника. Когда-то было, но уже рассыпалось в прах. Вместо него рассыпалось. Времени-то сколько прошло! Почему так, неизвестно. Наверное, ему инструкция по ошибке запретила умирать.

     О нем мало кто знает. Эти помещения давно забросили.

     И тех, кто там работал, тоже.

     Обычная история.

     В незапамятные времена еще мальчишкой Евгений Петрович заходил сюда со своим старшим коллегой. Уже и не вспомнить, зачем.

     – Здравствуйте, – с поклоном сказал Евгений Петрович.
     – Почему ты здесь, – прозвучал тихий голос.
     – Я хочу спросить…
     – Вопрошать легче, чем думать,  – забормотал отшельник, – поэтому люди и не думают. Ленивы они, самонадеянны. О, слепцы, ничего не понимающие! Блуждают во тьме, ищут поводыря. Найдут, но он тоже будет слепым. Где свет, спросят его. Скажи, где! Но зачем люди меня спрашивают? Что сказать им? Как утешить? О, сколь невыносимая мука! Как могу я, ничтожнейший, открыть кому-то истину?

     Дрожащими руками он сорвал гриб, растер его над бумагой, жадно втянул ноздрей порошок и посмотрел на Евгения Петровича уже веселее.

     – А вот теперь могу! – совсем другим голосом сказал он, – запросто!
     – Я пришел за советом, – обрадовался Евгений Петрович, – у нас в отделе дьявол вселился в печатную машинку.
     – Дьявола нет, – задорно ответил сидящий за столом, дохнул на печать, отчего та засверкала, и ткнул ей в документ,  – я материалист.
     – Я тоже, – осторожно сказал Евгений Петрович, – поэтому и надо изгнать дьявола. Установить царство материализма на земле.
     – А что вообще происходит?
     – Ошибки выдает машинка. Неприличные.
     – У любого есть неприличные желания! Это нормально! Разве вам не хочется сделать что-нибудь эдакое?
     – Хочется, конечно, – пожал плечами Евгений Петрович, – но я сдерживаю себя. Порядочный гражданин обязан исполнять бессмысленные запреты.
     – А изгонятели приходили? – поинтересовался человек.
     – Приходили и убежали. Страшно им стало.
     – Хахаха! – засмеялся чиновник, – Бесполезные существа! Да они тещу из своей комнаты изгнать не смогут! Хаха! А в мое время были люди… да… Помнится, работал у нас Кондрат Федорович… здоровый, широкоплечий… Ладонь, что лопата! Так он не только дьяволов изгонять умел, а даже опечатки из документов! Проверишь текст, найдешь ошибку, а переделывать неохота. «Кондрат Федорович, выручи пожалуйста! Последний раз!» Посмотрит он недовольно, так, что душа остынет, возьмет документ,  гаркнет «изыди!», и видишь, что опечатки уже нет. «Спасибочки, Кондрат Федорович!».

     – Дьяволы его боялись как огня! – продолжал он,  –  бывало, пишем вечером квартальный отчет.  Двенадцать пробьет, и начинают тени прыгать, документы шуршать, шкафы открываться. Он сидит молча, будто его это не касается. А демоны-то смелеют, глядь, карандаш покатился, из ящика кто-то стучаться начал, мол, выпустите меня, но тут Кондрат как скажет «цыц!», и как шандарахнет кулаком по столу! Мигом все прекращается! Тени по углам жалобно попискивают, карандаш ползет обратно на место, из ящика уже никто выходить не собирается, дескать, и здесь неплохо. Эх, давно таких людей нет! По слухам, начальник экзорцистов мечтает расшириться до департамента, для чего они разводят  у себя дьяволов, обычно в трехлитровых банках, подбрасывают куда-нибудь, а потом с ними демонстративно борются, сетуя наверх, что сотрудников не хватает. Даже слишком много нечистой силы понаделали! Сами стонут и кричат, мол, имейте совесть, читайте научную литературу, не объясняйте все мистикой и не вызывайте нас по мелочам. Кризис перепроизводства, одним словом.

     Человек развел руками и вдруг пронзительно посмотрел на собеседника.

     – А обыватели у вас в отделе есть? –  спросил он так, будто от ответа зависело все на свете.
     – Есть, – опешил Евгений Петрович. – Как без них. Практически все, в общем-то. Время такое… толерантное... – сбивчиво сказал он, – сейчас это нормально, никто внимания не обращает. Если мальчика растить как обывателя, он обывателем и станет. Будет ходить, держаться за руку с другими обывателями…  А почему вы спрашиваете?

     – Все зло от обывателей! – отрезал чиновник, – ничего не происходит без их согласия! В такой среде дьявол и заводится. Самое глубокое дно  – в тихом омуте! Пугает, видите ли, живая печатная машинка! А люди, живые только с виду, не пугают?
     – Никогда об этом не думал, – признался Евгений Петрович, – и что теперь делать?
     – Не знаю, – капризно сказал человек и отвел взгляд.

     Потом успокоился, посмотрел на Евгения Петровича и проговорил:
     – Есть один способ. У вас, как и везде, нехватка машинок, а чиновников избыток, правильно? Подойдите ближе, нас все равно никто не услышит.
 
     …Вернулся в отдел Евгений Петрович. Спросил, что сейчас происходит. Все хорошо, сказали ему.

     Печатная машинка затихла, брошенной амуницией экзорцистов распорядились по-хозяйски. Граммофоны положили на полки, своим абсурдным обликом они замечательно вписались в интерьер; остатками заряженной воды полили цветок, тот теперь шевелит листьями и пытается вылезти из горшка; книги поставили в шкафы для отпугивания моли, однако оттуда сбежала не только моль, но и существа гораздо крупнее; то есть, все хорошо, но мы по-прежнему боимся.

     Не надо бояться, ответил начальник. Что естественно, то не страшно. Приход сатаны – такое же природное явление, как наступление лета. Отбросьте предрассудки и суеверия. Я договорился с руководством, на опечатки, даже самые вульгарные, никто не обратит внимания. Кто будет за машинкой работать, получит премию. Небольшую, но все же. Кто хочет первым получить премию? Захотели все, но Евгений Петрович выбрал одного, самого походящего, Алексея.

     Наверное, Алексея стоило назвать странным, но тогда странными следует считать почти всех чиновников в Министерстве, а большинство странным быть не может.

     Молодой, но не очень; не слишком умный, но и не слишком глупый; не худой, не толстый, не высокий, и не низкий. Никакой. Носил непонятный костюм не то на два размера больше, не то на два размера меньше.


     – Возьми документ,  – потупясь, сказал Евгений Петрович и осторожно протянул ему свиток, изрисованный странными знаками. – Сядь за ту машинку и перепечатай, пожалуйста. Так надо. Все будет хорошо. Верь мне.

     Не почувствовал Алексей подвоха, сел печатать.

     Поначалу аккуратно, не спеша. Как обычно.

     Но затем все быстрее и быстрее. Заплясали безумно пальцы по клавишам. Задрожал стол, взорвалась лампочка. Дым пошел от машинки и от головы Алексея.

     Исказилось лицо его, разгорелись глаза кровавым огнем, начал он что-то шептать и выкрикивать.

     А потом и вовсе разразился сатанинским смехом.

     – Ха, – сказал он, снисходительно взглянув на коллег, – хаха.
 
     И стал всем ясен замысел Евгения Петровича. Если не удается выгнать дьявола,  может, ему стоит предложить другое место обитания? Машинок мало, чиновников много. Отчего дьяволу не переселиться? Там все готово. Отличный вариант!

     Снова зажил отдел жизнью спокойной и скромной. Исчезли непристойности в документах. Печатная машинка, как и подобает лишенным души механизмам, печально и безвольно повиновалась любым нажатиям клавиш.

     Алексей, что удивительно, тоже чувствовал себя неплохо. Конечно, иногда он пугал людей, впадая в транс и завывая магические формулы, жутко тараща глаза или поворачивая голову на триста шестьдесят градусов; но в остальном он остался все тем же.

     Хотя нет! Не остался! 

     Он стал носить модную одежду, интересоваться музыкой, литературой и играть в шахматы; у него обнаружилось чувство юмора, да не простое, а с философским оттенком. Он избавился от страха перед начальством, бумаги теперь печатал быстро, стараясь поскорее от них отделаться, а потом долго смотрел в окно, при этом грустно произнося что-то вроде «ах, какой чепухой занимаемся».

     И еще Алексей стал нравиться женщинам, чего раньше за ним не замечалось. Что-то в нем есть, говорили женщины, а они, как известно, в таких случаях не ошибаются.