Основной вопрос. который меня занимал, читая уж который раз это произведение, - почему "Джен Эйр" настолько успешный роман, чем он привлекает до сих пор? Действительно, главная героиня типа разумна. Впервые со времен Джейн Остин здесь вполне себе рассудочная женщина (а Шарлотта под именем Каррера Белла даже какое-то время с переменным успехом выдавала себя за мужчину) и она уже не ограничивается только темами успешного бракосочетания, то есть, выходит за рамки любовного романа.
По сути некий небольшой бунт против общепринятых правил конкретно выражен всего-навсего в одной странице 12-й главы, той самой, из-за которой Шарлотту и причислили к лику первых феминисток, но, если присмотреться внимательно, в то в менее глобальном виде подобные рассуждения разбросаны по всему тексту. Как я понимаю, это то, что характеризует саму писательницу. Позиция же Джен Эйр, несмотря на всю отчаянную силу любви (желания любить), которая жарко и неистово передана от самой Шарлотты своей героине, эта гувернантка никогда не теряет головы и старается полагаться на разум. Она с успехом жонглирует такими понятиями как "первичная любовь пройдет" (если выразиться более грубо и понятно, то "мужчина натешится"), но хочет быть своему мужчине другом. Лично я не особенно верю в такое понятие, как дружба во время брака, но каждому свое.
Все это прекрасно сопряжено с положением бедной гувернантки, социальное неравенство является чуть ли не основой этой книги, бледной и неказистой Джен Эйр, ее отстраненностью от людей. По существу автор является неким растением, выращенным исключительно на романах того времени, пусть и не в теплице. На аукцион женских прелестей главная героиня выставляет собственные нравственные качества, можно даже сказать "благочестие", но по сути это не так, ибо в итоге героиня ставит превыше всего собственный разум.
Сейчас, конечно, никого не удивишь девушкой, способной рассуждать не только по поводу семьи и брака, но в те времена это было невероятно прогрессивно. В данном случае Шарлотта приподнялась не только над своим классом, но и над своим полом. Если все это дополнить тем, что присуще каждому настоящему произведению мировой литературы, а именно, искренним и страдальческим текстом (страдать и рассуждать, как оказалось, можно одновременно), очень грамотным сюжетом - здесь и непременные скитания, и необходимая жертва, и речь о глобальном притеснении женщин, гувернанток и женщин, которым не повезло с внешностью женщинами, которым повезло с внешностью, то вот он перед нами, шедевр, именно так они и создаются.
Более того, "Джен Эйр" содержит и готические элементы, ибо старый дом, зловещая тайна и Англия того времени не добирают в глазах читателя только отсутствием какого-нибудь устрашающего старца в потрепанном балахоне и зловонного, заросшего мхом подземелья. В основе же всего лежит несчастливая судьба самой писательницы, что целиком и полностью отразилось в этом романе. Если попытаться сопоставить страдальческую часть книги и позитивную, то счет будет явно не в пользу последнего. И это при отсутствии надуманной части обязательных горестей.
Шарлотта Бронте в итоге так и не смогла вкусить никаких особых прелестей жизни, навсегда захоронив себя в доме рядом с кладбищем, целиком и полностью отдавшись тем четырем романам, что она успела написать в промежутках между похоронами близких родственников и прочими злоключениями. Сюда же можно присовокупить неудачную личную жизнь, шаткое здоровье, безуспешные попытки открыть собственную школу - при всем при этом Шарлотта получила лишь жалкие крохи общественного признания, пусть они и казались довольно значительными.
Разумеется, если я хочу верить в некоторые сказочные совпадения, которые присущи любому роману того времени (да и нынешнего тоже), всякое порою случается, то я никогда не соглашусь с тем, что столь разумная девушка, которой является Джен Эйр, может выбежать босиком на мороз в неизвестном направлении. Герде, например, верю. Именно этот момент мне видится наиболее неубедительным в этом романе, хотя, конечно, здесь их целый набор. Роман в моем понимании и и строится на каком-то мифическом допущении, читателя нужно огорошить чудом, таковым может являться, например, неизвестно откуда свалившаяся на тебя куча денег или то, что, побегав по стране, ты, совершенно случайно, натыкаешься именно на того человека, который тебе нужен, но о существовании которого ты никогда и не предполагал. Два подобных совпадения по ходу повествования - явный перебор, пусть я и не считаю их самыми невероятными. Впрочем, не буду слишком строго судить "Джен Эйр", которой уже скоро исполниться двести лет.
Отвечая на вопрос - зачем вообще в этой книге понадобился Сент-Джон, этот нудный священник, - да, он мне абсолютно неинтересен, но с помощью него писательница значительно расширила читательскую аудиторию. Одного пылкого и на все готового мистера Рочестера, определенно, было недостаточно. Шарлотта не только с помощью Сент-Джона расставила приоритеты, указала всем на то, что первостепенным является счастье, а не долг, отделила личное от общественного. Кстати, как мне показалось, основное заявление она сделала для самой себя. Кроме этого она еще и поведала всему миру, что без любви никогда замуж не выйдет. К сожалению, практика ее приближающегося сорокалетия показала совершенно иное.
И никакой мужчина не способен навязать свою волю разумной женщине с правильной основой. Сент-Джон потому и изображен таким - принципиальным, настойчивым, занимающимся единственным уважаемым в понимании Шарлотты трудом (тема младших священников подробно разобрана ею в "Шерли". Плюс, что важно, священником был ее отец). Если перефразировать один из расхожих девизов, например, "жизнь - родине, честь - никому", то по Шарлотте Бронте это будет звучать как "силы - обществу, сердце - самой себе". Посредником очень ловко в данном случае выступает бог, потому что ему доверить можно вообще что угодно, ибо и трактовать все это можно будет также как угодно. Сент-Джон изменяет среде, а Джен Эйр изменяет среду. Негибкие принципы писательница в итоге и раскритиковала.
Если сказать немного больше и отвязаться, наконец, от Сент-Джона, то с помощью него раскрылся еще и некий стандартный житейский принцип самой Шарлотты. Ей что-то интересно до тех пор, пока она этого не понимает. Как только она закончила структурный анализ какого-то объекта, причем, совершенно неважно, что это за объект - человек, событие или дерево, как только она все разложила по соответствующим отделениям собственного гардероба, она ставит это себе в заслугу, вешает ярлык и начинает разыскивать следующую жертву. Лучший выход для писателя в этом случае - найти что-нибудь поистине непостижимое и необъятное, чтобы разбираться с этим можно было бы до конца жизни, черпая все новые и новые темы из бесперебойного источника творчества.
Должен констатировать. что в негодной и высокомерной красавице Бланш писательница отобразила самое себя. Пусть это и какая-то заоблачная крайность в ее понимании, но она нашла в глубинах своей универсальной души нечто такое - грубое, самовлюбленное и стервозное. Именно поэтому образ Бланш вышел настолько убедительным и Джен Эйр, рисуя портрет своей воображаемой соперницы, выдала в нем свои тайные желания. Ничего предосудительного, кстати. И гадалка - тоже сама Шарлотта, но об этом уже было выше.
Кратко основную идею повествования можно бы было выразить фразой "в любви все равны". Подобно "в столовой и бане все равны". Кто ж не любит поесть и помыться. Свобода по Шарлотте возможна только в пределах собственной касты (практически цитата). Путь несчастной сиротки мог бы показаться истинно библейским, если бы некоторые высказывания писательницы не сводили все это на нет. Например, чувство справедливости не ведет ее к смирению, наоборот, она уверена, что на злобу нужно отвечать злобой. Да и в тексте встречаются "скелеты деревьев" - я в это не поверил, но действительно "skeletons" в оригинале. Перевод Гуровой я читал впервые, конечно, он менее романтичен, чем советский вариант Станевич. И именно благодаря ему я всегда называю "Джен" именно так, а не "Джейн".