Анна-Анастасия. киносценарий, первая серия

Борис Романов
Жанр: исторический триллер, историческая драма (с элементами документальной реконструкции)

ПЕРВАЯ СЕРИЯ.

1924 год, Париж. Встреча генерала Кутепова и следователя Соколова.
1924 год, 20 ноября. Париж, улица Руссле, 26. Квартира генерала А. П. Кутепова .
Действующие лица:
Александр Павлович Кутепов (42-х лет) – генерал от инфантерии, помощник великого князя Николая Николаевича (и будущий лидер Белой эмиграции);
Николай Алексеевич Соколов (42-х лет, ровесник Кутепова)  –  следователь по особо важным делам Омского окружного суда, расследовавший по распоряжению А. В. Колчака с февраля 1919 года дело об убийстве Царской Семьи;
также прохожие на улице Руссле, среди них – ничем не выделяющийся агент НКВД.   

Соколов идёт по улице Руссле. Среди прохожих, на некотором удалении следует агент НКВД. Не доходя до дома 26 Соколов останавливается, как будто рассматривает витрину. Агент среди прочих прохожих проходит мимо него, но останавливается у витрины магазина за домом 26. Соколов доходит до парадной дома 26, осматривается по сторонам. Агент смешивается с прохожими на улице, уходит. Соколов входит в подъезд – вероятно, он не заметил слежки.   
Кабинет Кутепова. Он смотрит из-за шторы на улицу. Раздаётся звонок в дверь.

ДЕНЩИК (из коридора):
Сами откроете, Александр Павлович? Как всегда сами?

КУТЕПОВ (выходит в коридор):
– Ты же знаешь, Фёдор. Я всегда сам открываю... Приготовь чаю, через полчасика подашь.

Улица Руссле. Агент НКВД сворачивает с неё, за углом его ждёт связной.

Агент НКВД (на французском):
Передайте Мишелю, он пошёл к генералу.
Связной кивает, они расходятся.
 
Кабинет Кутепова. Он и Соколов продолжают начатый ранее разговор. .

КУТЕПОВ:
Да, Николай Алексеевич... Ваши проблемы с публикацией книги я понял... Что касается Вашего, как Вы выразились, благодетеля, молодого князя Николая Орлова, то, думаю, зря Вы ему так безгранично доверяете. Боюсь, что за ним стоят силы, которые тоже не хотят публикации всей правды...  Сейчас доказательств этого у меня нет, но я проверю в ближайшие две-три недели... 

Денщик приносит чай. Соколов благодарит денщика, тот уходит.

КУТЕПОВ (продолжает):
Его отец, князь Владимир Орлов, бывший начальник военно-походной Его Императорского Величества канцелярии, был отстранён  Государем  от должности и от двора ещё в 1915 году – за распространение грязных сплетен об императрице...

СОКОЛОВ (ставит чашку  с чаем на стол):
Я слышал об этом, об отстранении от должности. Но не знал за что.

КУТЕПОВ (ставит и свою чашку на стол):
Это ещё не всё. Владимир Николаевич, сколько я знаю, входил позже в «Военную ложу» генералов-заговорщиков, вынудивших Государя отречься от престола в марте 1917-го...  Я проверю всё это, и узнаю больше об окружении молодого князя Николая Владимировича в ближайшие дни...

СОКОЛОВ:
Но молодой князь искренен, я это вижу. Я его спрашивал об участии отца в заговоре генералов против Государя. Он искренне ответил, что отец сожалеет об этом, раскаивается в том роковом деле. Но, конечно, буду признателен Вам, если Вы узнаете больше о его окружении.

Кутепов достаёт из ящика своего письменного стола немецкую газету, кладёт её перед Соколовым:

КУТЕПОВ:
Хорошо. Теперь о другом. Вы, наверное читали о новой самозванке на роль спасшейся младшей Великой княгини, Анастасии Николаевне – об этой Анне Чайквской...

СОКОЛОВ (рассматривая фотографию Анны Чайковской в газете):
Да, читал. Странная самозванка...

КУТЕПОВ (встаёт из-за стола, ходит по кабинету):
Ну, все они, сколько их было, самозванок, – странные. Но эта – действительно, особенно странная: кусает тех, кто мог бы ей помочь. Недавно Великого князя Кирилла Владимировича обвинила в предательстве, а ранее испортила отношения с братом Александры Фёдоровны, с принцем Эрни Гессенским  – заявила публично, что он нелегально приезжал в Царское Село к ним в начале 1916 года... Якобы она видела его тогда в Александровском дворце...

На экране во время этого разговора (о дяде Эрни) – чёрно-белые кадры: Александровский дворец в феврале, зима, вечер. По ярко освещённому коридору идёт мужчина в русской шубе и большой меховой шапке (Эрнст Гессенский). Его сопровождает флигель-адъютант царя. Не доходя до царского кабинета, он указывает на него, и поворачивает обратно, заходит в другой кабинет.  Перед входом в кабинет царя мужчина снимает шапку. В это время с другой стороны коридора, из-за угла, смеясь, куда-то бежит 13-летняя Анастасия (полноватая нескладная озорная девчонка с чёлкой на лбу). Бросает беглый взгляд на мужчину, хочет поздороваться и сделать книксен – но мужчина быстро заходит в кабинет царя. Анастасия пожимает плечами, прыскает в кулачок, бежит дальше.

СОКОЛОВ:
Да уж... Если и приезжал, и просил о сепаратном мире, и ему было отказано, то всё это было и остаётся большим секретом. И может полностью дискредитировать принца Гессенского в глазах немецкой аристократии и армии... Так что заявлять об этом публично – это точно значит сделать «дядю Эрни» своим вечным врагом – он уже и объявил её самозванкой. Неужели она этого не понимает?

КУТЕПОВ (снова садясь за стол, и прихлёбывая чай):
Вероятно, не понимает. А хитрая самозванка, буде она поставила бы целью добиться признания, вела бы себя по другому...  (Обращаясь к денщику Фёдору, громко): Федя, принеси нам, любезный, ещё чайку.

СОКОЛОВ:
Да, пожалуй.

КУТЕПОВ:
Вопрос мой к Вам, Николай Алексеевич, вот каков: эта Анна Чайковская заявила, что её спас солдат охраны Дома Ипатьева, некий Александр Чайковский. Вопрос: могло ли такое случиться в ту ночь... и был ли среди солдат охраны некий Александр Чайковский?

(Примечание автора сценария: последующий диалог Соколова и Кутепова сопровождается чёрно-белыми \под немую хронику\  кадрами реконструкции событий во дворе Дома Ипатьева ночью 17 июля 1918 года – см.  рассказ Николая Царёва из второй серии, стр. 84-85)

СОКОЛОВ:
Могло... У меня сложилось твёрдое убеждение, что расстрел и вывоз трупов прошли не так, как было задумано Яковом Юровским... Там был какой-то хаос, резня... Показания свидетелей противоречивы... Некоторым убийцам дурно стало во время резни, в густом пороховом дыму... Подвал-то маленький, а там более 20 человек было – 11 жертв и 12 этих нЕлюдей... Грузовик стоял во дворе... Когда тела жертв погрузили в грузовик, а все пошли смывать кровь в подвале, коменданту Юровскому стало дурно, и он на час или два ушёл в свой кабинет, и лежал там с холодным компрессом на голове.
(На экране во время ответов Соколова – чёрно-белые кадры реконструкции описываемых событий – кроме кровавых сцен в подвале)

КУТЕПОВ:
А кто же остался за него?

СОКОЛОВ:
Формально – его помощник, Никулин, но фактически Пётр Ермаков – из бывших каторжников... Он добивал стонущих штыком своей винтовки. Знаете за что он на царской каторге был? – за то, что в 1910-м городового убил...  а затем голову ему пилой отпилил...  Ну а в тот вечер, ещё 16 мая, по показаниям свидетелей, он сильно пьян был. Но он был главной опорой Юровского в ту ночь, и командовал убийцами и охраной во время отсутствия Юровского. Командовал и в Коптяковском лесу, пока Юровский позже туда не подъехал.

КУТЕПОВ:
Николай Алексеевич, а что же этот... Александр Чайковский, был такой в охране? Были ли там вообще сочувствовавшие жертвам?

СОКОЛОВ:
В основном в охране, особенно внутренней, дрянь всякая была... распропагандированные отбросы из среды русского народа... Но сочувствовавшие всё же были – среди солдат внешней охраны. Там простые парни были, вчерашние крестьяне  мобилизованные, или молодые рабочие, из местных, тоже вчерашние крестьяне . Проблема с кадрами у Юровского была – ведь всех подчистую мобилизовали в те дни на фронт, против наших.

КУТЕПОВ:
Ну а Чайковский – был такой?

СОКОЛОВ:
Среди тех, кого я допрашивал, никто о нём не говорил. Кроме того,  мне не удалось установить полный состав внешней охраны: там текучка большая была, и несколько солдат были переведены в охрану из красных полков в мае-июне – их следы мне найти не удалось, и из допрошенных мной никто их толком не знал. Так что вопрос об Александре Чайковском остаётся открытым...

КУТЕПОВ:
Думаете выдумала Анна Чайковская свою историю?

Соколов задумывается. Вспоминает свою встречу с Колчаком в декабре 1919 года.

1919 год, декабрь. Ставка Колчака в Сибири, Иркутск.
Действующие лица:
Александр Васильевич Колчак (45 лет) – Верховный правитель России;
Николай Алексеевич Соколов (37 лет)  –  следователь по особо важным делам, расследовавший по распоряжению А. В. Колчака с февраля 1919 года дело об убийстве Царской Семьи. 
Дежурный офицер, штабисты Колчака.

На экране – Соколова подходит к штабу Колчака, входит в дверь, просит дежурного офицера доложить о нём.
В кабинет Колчака входит дежурный офицер, докладывает: «Следователь Соколов»

КОЛЧАК:
Пригласите.

Входит Соколов, здоровается.

КОЛЧАК:
День добрый, Николай Алексеевич. Надеюсь, отдохнули с дороги. (Соколов благодарит) Разговор у нас будет сугубо конфиденциальный, знать о нём никто не должен. Подчёркиваю: абсолютно никто не должен.

СОКОЛОВ:
Понятно,  Александр Васильевич.

КОЛЧАК:
По делу об убийстве Царской семьи. Речь пойдёт о той части выводов следствия, в которой говорится о невозможности установить точно, все ли члены семьи Государя были убиты.

СОКОЛОВ:
Да, это невозможно установить. Найдена только малая часть останков... Собственно, не костные останки даже, а некие жировые массы, оставшиеся после сожжения одного или двух тел, судя по объёму этих масс. Да и допрошенные мной свидетели путаются в показаниях.... Кто-то мог быть спасён – есть у меня такое подозрение, такая надежда...

КОЛЧАК:
Так вот, Николай Алексеевич, теперь прошу Вашего особого внимания...    Недавно я получил сообщение с западной границы совдепии, сообщение от человека, которому я абсолютно доверяю – сообщение о том, что одна их дочерей Государя успешно бежала и перешла границу...

СОКОЛОВ:
Кто? Мария? Анастасия? Кто был спасён?

КОЛЧАК:
Поскольку дочь Государя ещё не находится в полной безопасности – приграничные страны наводнены агентами ЧК, постольку я пока не имею права назвать имя и рассказать другие подробности. Никому. Даже и Вам, дорогой Николай Алексеевич.

СОКОЛОВ:
Понимаю.

КОЛЧАК:
Хорошо. Так вот, Николай Алексеевич. Если результаты следствия будут опубликованы в том виде, каковы они сейчас – с выводами о возможном спасении или бегстве некоторых членов августейшей фамилии, то большевики утроят усилия по розыску спасённого лица (они-то знают, кто спасён) – в том числе и за границей.

СОКОЛОВ:
Понимаю.

КОЛЧАК:
Хорошо. Поэтому, Николай Алексеевич, официальные выводы следствия для публикации должны быть таковы: ВСЕ члены семьи убиты, ВСЕ трупы расчленены и сожжены.... Понимаете? Пусть думают, что мы ничего не знаем о спасённой...

СОКОЛОВ:
Понимаю, Александр Васильевич...  Опубликуем так, как надо. Буду жить надеждой на скорую и полную нашу победу... А потом и скажем правду. Так ведь?

КОЛЧАК:
Так, Николай Алексеевич. Точно так... Теперь — свободны. Благодарю Вас за Вашу работу, за тщательное расследование. Мы вернемся к этому разговору, когда победим этих красных бесов. 

Соколов покидает кабинет Колчака. Колчак вздыхает, достаёт из сейфа письмо. На конверте обратный адрес: «Бухарест, София Фёдоровна Колчак, 20 ноября 1919 года». Колчак открывает конверт, перечитывает строки письма (голос за кадром – женский голос – озвучивает письмо):

 «Дорогой Александр, милый мой!
Это письмо передаст тебе есаул Кнышев, он сегодня же выезжает из Бухареста и, мы надеемся, доберётся до Омска в середине или к концу декабря, к Рождеству Христову. Мы добрались до Бухареста не без приключений, но в общем благополучно. Но обо мне и нашем сыне – чуть ниже, а сейчас о том, что очень важно для нас всех, для любимой России.
Вчера я получила точные сведения с восточной границы Румынии, а также и  из уже захваченного большевиками Каменец-Подольска: Великая княгиня Анастасия Николаевна спасена, и в сопровождении верного человека успешно бежала из Каменец-Подольска в Румынию. Подробности пока не знаю, но эти сведения точные – можешь не сомневаться. Бедная девочка! Бедная Княжна! Что пришлось ей пережить! Она, как я поняла, вся была изранена, но выжила. Спас её какой-то поручик – то ли Чайковский, то ли Гайковский – он и доставил её через всю Россию в Каменец-Подольск. Больше пока ничего не знаю, кроме слухов. По слухам, бедняжка венчалась в Каменец-Подольске с этим поручиком, со своим спасителем, но его мобилизовали в армию Петлюры накануне перехода границы. Но это слухи. А вот её спасение и побег – точные вседения.
Теперь о нас...»

Колчак убирает письмо в сейф. Вызывает дежурного офицера. 

(Примечание автора сценария:
Во время чтения Колчаком письма на экране чёрно-белые кадры бегства Анны-Анастасии из Каменец-Подольска через румынскую границу – кадры из третьей серии фильма – см. страницы.115-116)

     1924 год, Париж. Встреча генерала Кутепова и следователя Соколова. Продолжение.
1924 год, 20 ноября. Париж, улица Руссле, 26. Квартира генерала А. П. Кутепова .
Продолжение разговора генерала А. П. Кутепова со следователем Н.А. Соколовым.

КУТЕПОВ:
Николай Алексеевич, ау (улыбается)... Что-то Вы задумались надолго. Так что, по Вашему мнению, выдумала Анна Чайковская свою историю?

СОКОЛОВ:
Нет, Александр Павлович, я думаю, что не выдумала. Но насчёт Чайковского – доказательств нет... Теперь у меня к Вам вопрос: помните, я месяц назад передал Вам загадочный текст с оборота образа Спаса Нерукотворного, – иконы малого размера, найденной нами среди прочего во дворе Дома Ипатьева? Как будто шифр некий, на английском? А почерк – Александры Фёдоровны, императрицы...

КУТЕПОВ:
Да, конечно помню. Я и сам собирался  сейчас Вам об этом сказать. Щифр несложный оказался. Текст такой: «Зелёный Дракон, Вы были абсолютно правы»...  Ну, Александра Фёдоровна мистикой, как известно увлекалась. Это что-то связанное с предсказаниями, вероятно...

СОКОЛОВ:
«Зелёный дракон»?.. Кто это? Кого она имела в виду?

КУТЕПОВ:
Вероятно, кого-то из буддистов. Быть может, из окружения Бадмаева. «Зелёный дракон» – это, насколько я знаю, буддистская мистическая организация, типа тайного ордена.

СОКОЛОВ:
Интересно, что же этот «дракон» ей предсказал?.. Впрочем, это не так уж и важно теперь...

КУТЕПОВ:
Ну, уж если о предсказаниях,  то гораздо интереснее было бы знать о предсказаниях Авеля и Серафима Саровского, которые хранились у Государя нашего. Я когда- то слышал об этом от людей, близких к Государю... Он хотя и вовсе не был мистиком, но предсказания эти хранил у себя...

СОКОЛОВ:
А я, Александр Павлович, недавно получил письмо из Америки, от Генри Форда – так вот он опять предсказывает мне, что если я останусь во Франции, наводненной агентами ЧК, то скоро меня убьют они... Приглашает меня переехать к нему, в Соединённые американские штаты. Вот не знаю, что и делать. Возможно, он прав. Я за собою слежку недавно заметил.

КУТЕПОВ:
За нами за всеми тут агенты НКВД следят. Но насчёт Генри Форда – это серьёзное предложение, и личность он – серьёзная... Советую Вам обдумать его предложение... И поскорее...   

1924 год, 23 ноября.. Франция, г. Сальбри.
Действующие лица:
Николай Алексеевич Соколов (42-х лет) 
Пассажиры поезда, жители городка Сальбри, посетители кафе, два агента НКВД в автомобиле.

Поезд приближается к вокзалу Сальбри. Пассажиры выходят, среди них Соколов. На платформе он перекуривает, смотрит по сторонам, затем пересекает вокзальную площадь, приближается к кафе. За ним на расстоянии медленно следует авто с водителем и пассажиром.

Диалог в автомобиле (тихо, на русском):
; Сегодня?
; Да, сейчас. Дальше нельзя ждать. Он на днях вновь собирается за океан, к Генри Форду, на этот раз надолго. Там его гораздо труднее достать будет. И книга будет опубликована под его контролем. Кроме того, он на днях с Кутеповым общался. А тот слишком много знает об Орловых...
; А так?
; А так рукописи попадут к Орловым... Они, хотя и не наши агенты, но у нас под контролем. Да старший Орлов и без нас не опубликует того, что их масонский клан не хочет. И добавит то, что им нужно. Конечно, не совсем то, что нам хотелось бы... Но,  надо быть реалистами. Это максимум, чего мы могли добиться.
; Смотри, он в кафе направляется...
; Ну и отлично. Действуем, как обсуждали на этот случай... К телефону я подойду в кафе. Ну а ты – обеспечишь... сердечный приступ...

Соколов заходит в кафе, заказывает обед. В кафе немного людей. Соколов садится за пустой столик.
Заходят двое из авто, садятся за столик недалеко от Соколова. Обсуждают на хорошем французском погоду. Заказывают кофе. Соколов закачивает обедать. Просит кофе. 
В это время один из агентов НКВД незаметно для всех что-то сыпет в свой кофе, а второй агент встаёт, направляется к стойке и о чём-то говорит с барменом. Подходит к телефону, звонит куда-то. Возвращается.
Бармен приносит Соколову кофе, но он не успевает выпить его: телефон звонит, бармен берёт трубку, потом говорит, громко (на хорошем французском):

БАРМЕН:
Есть здесь месье Соколофф? Его вызывает Париж...:
 
Соколов ставит чашку на стол, недоуменно оборачивается к стойке бара.

СОКОЛОВ:
Я не жду никакого звонка. Кто это?

БАРМЕН:
Какая-то женщина... Спросить кто, месье?

Соколов согласно кивает, но встаёт и идёт к телефону. В это время второй агент НКВД быстро меняет ему чашку кофе на свою, отравленную. Бармен у телефона:

БАРМЕН:
Ах, простите месье. Звонок сорвался. Это была женщина, я не знаю кто.

Соколов возвращается к своему столику. Задумчиво выпивает чашку кофе. Некоторое время ждёт нового звонка, затем встаёт, выходит из кафе. Идёт к своему дому. Ближе к дому хватается за сердце. Заходит во двор. Снова хватается за сердце, падает.
Мимо забора медленно проезжает авто с агентами НКВД.