Русаков О. А.
Фантастическая повесть.
БЕСКОНЕЧНОСТЬ.
В начало произведения: http://www.proza.ru/2018/11/17/611
Часть 1. Дежавю.
Глава 5. Сокровенное.
Дни шли за днями, проходили недели. Светов уже понял, не на дни,
не на недели вернулся он в свое детство. И нужно ему жить опять свою
жизнь… Пока жить, вставая по утрам новый, когда-то уже прожитый, день и
опять ложась спать по вечерам. Может быть потом станет более ясно где будущее,
а где прошлое. Ведь надо же какой-то план выстраивать, нельзя просто так
переводить кислород. А столько жить? Сколько отпущено. Сколько?.. –
предположить невозможно, разуму не за что зацепиться. Спросить не у кого.
Рассказать… некому… Боже упаси, больницы не избежать. Никто об этом не
знает… и не узнает, рассказывать он ничего никому не будет. Совсем не
хочется, чтобы подумали, что ты чокнулся. Да и сам он не знал, до конца,
чокнулся он или нет. А самое главное – не понятно было дар это Божий, или
кара небесная.
Но состояние души, тела, разума было очень приятно и очень
интересно, несмотря на внутренние потери и опустошение от резкого
изменения, происходящих вокруг него событий и круга общения. Ведь мужской
разум ребенка имел жизненный опыт уже зрелого мужчины и при этом не помнил,
не только в подробностях, но и, в общем, что с ним происходило пятьдесят
лет назад, не только именно в этот день, но даже приблизительно в этот год,
в оставшихся, до нового года, месяцах. Именно поэтому он жил – как заново,
при этом имея за плечами опыт прожитой, уже один раз, жизни.
Было совершенно очевидно, что общается он со всеми по-другому,
нежели ранее общался мальчик Рома. Это подмечали все его друзья. Лишь отец
никак не реагировал на то, что состояние ребенка сильно изменилось, что он
стал более рассудительным, вдумчивым, не говорил много лишних слов,
обдумывая и выстраивая сложные, даже для взрослого повороты речи. Он
считал, что его Ромка просто взрослеет. А вот мама... Роман видел, что
мама чувствует дистанцию, которая появилась после его дня рождения. Она
своим материнским чутьем остро ощущала изменение сознания сына... А ведь
по возрасту Светов уже далеко обогнал маму годами.
Роман это почти сразу осознал, слава Богу. Пытался с ней
наладить общение в тех рамках в которых она хотела, а он тог, многого еще
не понимая. Чтобы не дай Бог между ними не выросла стена. Роман старался
не причинять ей беспокойств, по возможности. Пытался выполнять ее
поручения, иногда их обгоняя, зная заранее, что ей понравится… зная, что
ей не понравится.
Через три – четыре дня мамка была этим обрадована, и помытой
посудой, и молоком в холодильнике, в конце концов – заправленной постелью.
Просьбой сына оставить рубль на хлеб, чтобы не брать у бабушки, а то в
жаркий день к ней очень большая очередь. Но все равно было видно, некое
удивление женщины от поступков и манеры держаться ее, очень изменившегося
и вдруг, так повзрослевшего, сына. Правда, в некотором смысле, мама была и
восхищена этими серьезными изменениями молодого маленького человека.
По вечерам парень иногда остро чувствовал ностальгию по
недавнему прошлому, оставшемуся в будущем. …Ну просто абракадабра. Это
терзало его не нежную душу воспоминаниями и пониманием, что тому времени
возможно продолжения не будет. В прожитом времени осталась его жизнь:
друзья и знакомые, родные и близкие, работа и заботы. И это оказалось
больно. Терзания переживаний преследовали уставшую душу мальчика. Пусть не
все складно там было, но это была его судьба, и другой он в общем-то
никогда не желал, не смотря на капризы жены, с которой прожил всю взрослую
жизнь, вырастив троих детей, и уже воспитывая четырех внуков. Еще он имел…
больные суставы, и… работу, которой тоже отдал всю жизнь, получая
достаточное уважение и признание своих коллег, работу такую же стабильную
и капризную - как единственная любимая жена.
Пролежав, не засыпая в думах и воспоминаниях пару вечеров, в
очередной вечер сел за письменный стол, не одеваясь, включил настольную
лампу, открыл тетрадку и положил на нее шариковую ручку… Ночь за окном была
светлой и прозрачной. И также как и всегда, и в прошлом, и в будущем на
небе мерцали звезды, немым светом делая небо еще более глубоким и холодным.
Мысли были сумбурными и обрывистыми, пересекаясь между собой не создавая,
в итоге, никакой канвы.
Так он просидел, ничего не написав пятнадцать – двадцать минут.
Затем взял ручку, чиркнул: «Не могу ничего написать…». Как заколдованный
он не мог написать ни строчки прозы, ни четверостишье стихотворения.
Жестко положил ручку на начириконную строку.
Закрыл тетрадку и лег спать. Почти сразу провалившись в
глубокий сон до самого будильника.
Следующим вечером он поступил точно также… Но строки легли на
белую бумагу практически моментально… слова возникали ниоткуда, и следующая
рифма ложилась в строку, а строка и по содержанию, и по складу вписывалась
в четверостишье. Через те-же пятнадцать - двадцать минут – перечитывал:
Мне странно знать, что я еще не знаю,
Мне странно видеть то, что я смотрел,
Я каждый шаг свой снова повторяю,
Пою я песни, что уже пропел.
И солнце вновь восходит на востоке
В туман творений утренней зари,
А на душе и радость, и тревоги,
И будущее снова позади.
Поможет память завтрашних событий,
Ослабить бурю прошлых давних лет.
Не сделать снова нам больших открытий,
Хоть будет вновь не гаснущий рассвет.
Эх время – прячась за сознанье,
Ты растворяешь в прошлом новый день.
Но разжигаешь только покаяние,
Бросая с будущего, в час текущий, тень.
И сокровенно то, что происходит!
А что случилось – стало сутью фраз.
И будущее в прошлое уходит,
Когда слеза спускается из глаз.
Смогу ли повторить забытые сюжеты,
Смогу ли я построить то, что не забыл.
Быть может мы откроем новые секреты,
Хоть знаю я покой… родных могил.
«Мама… милая, я же знаю все, что с нами случится в нашей
жизни… Как же с этим жить-то? Мамочка». – Думал Светов, смахивая скупые
мужские слезы с мальчишеских глаз.
В конце июня Роман с отцом поехал в деревню к своей второй
бабушке, папиной маме. Папа ушел в отпуск, и сейчас, с двумя батонами
колбасы в рюкзаках, они шли по проселку, по которому им надо было идти еще
приблизительно четыре километра. В начале июля через две недели уходит в
отпуск, и мама. Вместе с Витькой они приедут к ним в деревню, где всей
семьей должны прожить еще приблизительно пол месяца, дальше не загадывали.
Мост через реку Черную уже давно лишился своих перил, по
крайней мере, Ромка не помнил этот мост с перилами. Парень остановился
посередине моста, смотря вдоль прямого участка речки, густо, по крутым
берегам, поросшей кустами. Он опять испытывал не мальчишескую ностальгию,
ведь последний раз он посещал эти родные края, будучи в преклонном возрасте
три года назад… и выглядели все эти красивые дали уже по-другому с нового,
более высокого, Черновского моста.
- А ты знаешь, почему эту речку называют Черной? – Спросил
отец, тоже остановившийся на мосту, идя за Романом чуть сзади.
Рома секунды молчал, вспоминая точно такой же вопрос отца, из далекого
прожитого детства, конечно не припоминая, когда он был задан. Секунды
длились эти воспоминания и сомнения, потом, продолжая смотреть на речную
длинную излучину, спокойно ответил:
- Она свой исток с болота берет, да потом еще течет по болотам,
по торфяникам. Вода в ней, поэтому черная, жирная, вот ее и стали называть
Черной, и купаться в ней не очень любят, по крайней мере, я не купался.
По-моему и ты тоже.
Он говорил медленно размеренно, определяя каждую фразу паузой,
от чего короткая речь была серьезной и понятной.
- А откуда ты это знаешь, Рома? – изумился отец.
Роман опомнился. Не должен был он этого говорить…
Действительно, откуда он это мог знать в десять лет, ведь он это от папы
должен был узнать значительно позже. Не поворачивая глаза в сторону отца:
- …Да мне… тетя Шура рассказывала, она же ее каждый день на
велосипеде проезжает. – Быстро соврал Роман.
- Какой же ты стал большой, и рассуждаешь как взрослый.
- Пойдем что ли, пап, дальше, а то слишком долго до дома идти
будем.
Они потихонечку пошли дальше, поправив рюкзаки, поднимаясь на
Жереевский бугор, сразу после Черновского моста.
К дому подошли минут через сорок, успев по пути поискать по
обочинам проселка грибы, нашли пару подберезовиков. Но время грибам еще не
пришло, да и сух был июнь, а грибам нужны дожди. Сократив путь, перейдя
речку Сестру через клади у Щениковского брода, срезав с полкилометра хода,
если идти через начало деревни. В деревню вышли у дома Тети Нины Грибовой,
так никого и не встретив. Бабушки дома не было, в железном кованом кольце
калитки в избу торчала палка в виде рогатой ветки. У двора лежала большая
куча дров. Березовые двухметровые болванки образовывали две кучи,
сваленные, по возможности, в одну с самосвала. Много дел надо переделать
за отцов отпуск. Ведь зимой и овцы должны быть сыты, и в избе жарко, и в
подполье хватало снеди до следующего лета.
- Мать, небось, сено ворошит… - сказал отец, отошел к колодцу,
приложил руку ко лбу и посмотрел на дальнюю луговину. – Ну, точно… пойдем
ко ей поможем, только рюкзаки на мост занесем, а то здесь уже жарковато,
колбаса бы не испортилась.
И он вытащил из кольца рогатку, дернул за веревочку, подняв
внутреннюю щеколду, и прошел на мост. Через минуту мы спускались по
прогону к ручью.
Сенокос был в разгаре. Июнь нынче избалован солнечной
прелестью, спускающейся на землю с небес, и бабушка за неделю успела
скосить уже ближнюю луговину. На ней стояли пять небольших, в полтора
раза выше меня, копен.
Бабушка заметила сына и внука еще, когда они шли по прогону.
Сделала небольшую скирду из сена, гребя вокруг себя траву. На нее положила
грабли, чтобы они были видны издалека на скошенном пространстве, где сохла
свежая, уже хорошо подвяленная трава, и пошла к нам навстречу. Посередине
ближней луговины тепло поцеловались. Как всегда со словами:
- Как же ты подрос, Ромочка. Уж меня почти перерос…
Мы с отцом не торопясь пошли заканчивать ворошить сено,
бабушка поторопилась домой, готовить обеденный стол и убирать колбасу,
время неумолимо преодолело полдень. Часа через три, четыре, ну, если не
будет дождя к пяти, сено надо будет копнить.
Солнце грело обильно. Трава вчерашнего вечернего покоса, за
пол дня, подвялилась уже хорошо, если завтра такой же день, к вечеру можно
будет его убирать в большую копну.
Ворошить закончили быстро. Сена под солнцем лежало не много.
Но с пяток слепней убить пришлось, зверствовали они в жару вволю. Бабушка
косила за раз не большой участок травы, ей ведь уже целый год как за
шестьдесят. Закончив работу, вернулись ко двору, баба Дуня жарила картошку
на керосинке и нарезала в миску малосольных огурцов с зеленым луком, только
что оборванным с грядки.
- Ма?.. А мы на речку искупаться успеем сходить? - Обратился
к бабушке отец.
- Ну, если только окунетесь и обратно. Только не задерживайтесь
там, а то еда остынет.
- Только туда и обратно, день то жаркий, а после обеда,
купаться вроде не к месту.
- Ступайте, конечно, освежитесь. Тем более с дороги.
До речки совсем близко. Метров сто пятьдесят огородами, а то и
меньше, метров двести по улице. Папа захотел идти деревней, все не по
траве. По дороге никого не встретили, кто на сене, кто на огороде, кто
обедает, все чем-то заняты на деревне в полдень, и, не важно жарко под
обжигающим солнцем, или дождь надоел, уже который день…
Вода в реке всегда была слоями. В жаркую погоду верх омута
прогревался как парное молоко, которое с папой обязательно попробуем
вечером прямо из кринки, после дойки… Как только опустишь ноги вниз,
ступни обжигает холодная ключевая, как колючая заноза, влага. Опять ноги
стараешься поднять к поверхности, теплая водичка всегда приятнее. А вокруг
и кузнечики высверливают пространство омута своими несложными песнями,
в небе снуют неугомонные стрижи, раздвигая своими маленькими телами жаркий
воздух, чтобы легче яркие лучи солнца достигали земли и скрывались в
листьях деревьев и такой яркой еще молодой зеленой травы. Рома не успел
насладиться своей любимой речкой, отец, проплыв Варганов омут туда и
обратно, напомнил об обеде, и они пошли вылезать на берег, одевать снятые
перед купаньем трусы. Одинокая в полдень река не видела, как они купались
нагишом. Домой возвращались огородами, трава стояла по пояс и конечно была
готова к покосу.
После обеда, около часа отдохнув, уже за границей трех по
полудни пошли копнить душистое, теплое сено.
Приблизительно часа в четыре приехала тетя Шура, бабушкина
сестра. Она работала местным почтальоном, и каждый день со своей деревни
Телешово ездила в Ошейкино за почтой, затем развозила письма, газеты,
журналы по окрестным деревням, в том числе Кушелово – родная деревня
Роминова отца.
С тетей Шурой опять посидели за чаем и испеченными утром
Бабулей пирогами, хотя Роман уже ничего ни пить, ни есть не хотел. Тетя
Шура торопилась домой.
После ее отъезда с отцом пилили дрова двуручной пилой,
поставив козла как можно ближе к поленницам. После колки, их не надо
будет далеко носить, на укладку уже в зиму.
Часам к восьми, как и положено на деревне, местный пастух
Абрам гнал с пастбища деревенское стадо.
- …Катё – катё – катё – катё… - звала бабушка своих овец,
приманивая их кусочком хлеба. Они знали свой двор и шли к Бабе Дуне
безошибочно, но не обгоняя самую старшую овцу, идущую во главе двух ярок и
четырех баранов, два барана и одна ярка были мелкие, видимо с последнего
зимнего помета.
Близкие сидели на лавочке и не шевелились, как попросила их
бабуля, чтобы не спугнуть овец со двора, или придется собирать их по всей
деревне, аж до самого Кабляка (Ручей в конце деревни вытекающий из леса,
со стороны деревни Бородино).
Скотина загнана на двор, собраны яйца с корзин, куда приносили
их куры. В конце концов, двор закрыт на засов до пяти утра. Ранним утром
на восходе солнца бабушка опять выгонит овец в стадо, а Ромка с папкой
пойдет косить по утренней росе, в это время скошенная трава, легко
срезанная литовкой, красиво ложится на прокос, мокрыми валками украшая
полысевшую после покоса луговину. А над, не поднявшимся еще вверх туманом,
разносится сладкое пение утреннего покоса, в котором уже нет комаров, и
еще не появились слепни.
По окончании многих, многих поденных дел деревня оживает другой
вечерней жизнью. Группы и пожилых, и молодых людей выходят на прогулки,
обломав в палисадниках ветки сирени. Она во второй половине июня очень
помогают от комаров, и мясистостью своей и запахом, висящим над деревней в
пространстве вечера, который никак не хочет превратиться в ночь. А ведь во
второй половине жизни цвести она будет в конце мая, климат многое изменит
в годовом круговороте природы.
Не многочисленная молодежь кучковалась в центре у продуктового
магазина, и в одиннадцатом часу, уже в сумерках гурьбой пошли купаться на
речку.
«Ну Вот… Закончился еще один прекрасный день нового детства.» -
Думал Рома лежа на раскладушке на спине, разглядывая в сумраке, так и не
наступившей ночи, черное кольцо на белом потолке бабушкиной избы за которое
подвешивали люльку, когда в доме был младенец: «…Замечательный день.
Столько труда!.. Столько добра, света… Как же я это не понимал пятьдесят
лет назад, ведь был же и тогда такой день. А может понимал… Ведь любил же
я с детства наши старые и военные песни. Может именно поэтому не смогли во
мне сломать веру в нашу страну проклятые девяностые годы… Это такое
счастье, что все это у меня есть… было… Надеюсь, что это будет и у моих
детей… внуков. Как же надо жить дальше, что надо делать, чтобы это не
кончалось, чтобы место это осталось заповедным, живым».
Роману вдруг стало очень стыдно в душе: «Как же я посмел
продать свою «Родину»? Эх безденежье… Как же ты узка тропинка, чтобы
безденежья избежать. Может миссия моя в том и заключается, чтобы это
исправить». – Светов слегка поморщился в темноте. – «Больно кислая и
мизерная миссия. Еще лет тридцать прожить надо коли исполнить это. Не может
такое удивительное происшествие, которое происходит со мной быть из-за
такой маленькой совершенно не святой темы. Серьезней должна быть миссия…
Должно быть что-то серьезнее, чем деньги. Другая миссия должна быть… Еще
лет тридцать… надо… чтобы узнать это… В чем моя миссия… наверно в этом
моя миссия… а в чем… моя миссия… моя миссия… миссия.»
Роман опять спал как младенец, устав бесконечно после
прекрасного дня, после счастливого долгого летнего дня. Родная деревня
бабушки укрывала его сон негаснущей зарей, утренними туманами,
прозрачностью капель росы… безграничной радостью сокровенного, вечного.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/09/1439
23.11.2018
Русаков О. А.
г. Тверь