Недрёманое око нравственности.
В свете вышеописанных событий пришлось испытать на себе много новых ощущений, каковых до того не было и духа.
Я прекрасно понимал, что, попав под пристальное внимание сотрудников Особого отдела с их обширным списком неведомых стукачей, достаточно малейшего повода, чтобы меня сняли с должности, поскольку насолить дурной бабе кроме как ухудшить её семейное благосостояние через мужа у них не было.
Оставаясь за командира, а это было во всех случаях его отсутствия, будь то: отпуск, командировка, болезнь, я всегда ощущал дыхание в затылок этой братии, а вдруг повезёт прихватить на каком-либо криминале: воровство, пьянство, использование служебного положения для получения каких-либо преимуществ в одиночку, утрата нравственности и т. д.
Я не случайно подчеркнул «в одиночку», т.к. какие-то привилегии давала должность; персональная машина, внеочередное обслуживание в магазине, заказ и приобретение дефицитов. Но, допустим: цветы и зелень от «Мичурина», бригадная оранжерея, не были нормой, но пользовались все.
Пьянство и воровство претили мне от семейного воспитания, машиной я пользовался исключительно по службе. Когда возникала необходимость навестить сына в Суворовском училище в Уссурийске я получал разрешение от Командующего ПВО ДВО. Можно было, надо полагать, прихватить на не всегда традиционных воспитательных методах, но отсутсвие «неуставняка» и грубых нарушений дисциплины в бригаде не находило отклика в сердцах моих начальников.
«Слабым звеном», как говорила многократная чемпионка всех мыслимых уровней по синхронному плаванию Киселёва, в моей оборонительной практике стал секс.
Гарнизон, это совершенно особая структура жизни людского сообщества. В его пределах все, всё, всегда видят, знают и обязательно доведут до тех, кто не видел и не знает, даже если они к этому не стремятся.
Чтобы меньше светиться, я начал с освоения своего подъезда: двадцать семь квартир на девяти этажах. Будучи начальником, я был заселён в дом повышенной комфортности и народ туда был заселён семейный, правда не только из нашей части.
Месяца через два было три надёжных дамы, не склонных афишировать свои похождения, установлена система оповещения, когда можно было приходить в гости и определены приёмы входа и выхода в квартиры. Я жил на шестом этаже, для меня в то время взлететь на 9-ый этаж, да ещё не гремя сапогами, было пустяком.
Приезжаю на машине из части, никогда не заезжал в городок, от КПП иду к дому. Жена всё ещё изображает собственницу и дежурит у окна, я об этом знаю и прохожу к подъезду вдоль стены дома. Решаю свои проблемы, прихожу домой, поздновато. Жена интересуется, почему так поздно. Отвечаю, что был на работе. Она случайно трогает шинель, которая, естественно, тёплая; поленился выйти на улицу, на мороз, и продефилировать пред окнами.
Жена срывается с места со словами: «Сейчас я той суке глаза вырву!» Возвращается часа через два. Интересуюсь результатами похода: у кого была, о чём говорила и прочая? Называет три адреса, один из них мой и из нашей части. Наша дала мне такую лестную характеристику, что в пору в женский монастырь смотрителем устраиваться, мы, говорит, своим мужьям его в пример ставим, как прекрасного семьянина. Две другие обо мне не знали, полученную от жены информацию я использовал, жена сама подвела двух курочек в мой курятник, с которыми я познакомился в ближайшие две-три недели. Я же сказал выше: все, всё и о всех знают. А больше мне вроде бы и не надо было.
...но шинель освежить на улицу выводил регулярно.