Последний писатель, последний поэт

Василий Хорошутин-Ванюнин
Ночь. Луна светит.
Внизу спит город. Небольшой город на восточном берегу озера, стоящий на холмах. Не сплю только я - учёный-астроном Леонид Денисович Спинараки.
Я и не только астроном, я ещё историк, полиглот и литературовед. Живу я на улице Крупской, дом 12. Моя обсерватория находится на берегу озера.
До того, как приехать сюда, я жил в Санкт-Петербурге и работал в Пулковской обсерватории. А в Россию мои предки попали давным-давно, ещё при Юрии Долгоруком. Памятуя о своих корнях, я выучил греческий язык - как древнегреческий, так и новогреческий. А ещё я знал все балто-славянские и все германо-романские языки. Незадолго до начала событий меня разбудил звонок. Звонили из Пулково, по их наблюдениям, с Землёй скоро столкнётся метеорит. И столкнётся он как раз в том месте, где находится моя обсерватория. Иван Жоресович, мой научрук, именно так и сказал.
- Сиди, Спинараки, смотри в оба, пропустишь - с Доски почёта сыму!- прорычал он напоследок и бросил трубку с таким страшным грохотом, что я на полчаса оглох на одно ухо.
Взрывной характер был у Ивана Жоресовича, это было знакомо всем, кто с ним работал. Фамилия у него была Маш. На двери так и значилось: "И.Ж. Маш". Эта прикольная табличка до упаду веселила всех, особенно новичков. В народе уважаемого учёного окрестили Мотоциклом. Предки у него были не то французы, не то немцы, не то австрийцы - пёс их разберёт, что там у него в крови было понамешано.
Я сидел у бинокуляра и пил пепси. Кофе я, в отличие от большинства, терпеть не мог, а чай у меня давно уже кончился. "Проклятый Мотоцикл, в такую рань меня поднял!" - думал я со злостью.
На календаре значился 2099 год. В наше время уже почти не осталось писателей, поэтов и прочих деятелей культуры. Культура была истрачена. Я уже почти начал задрёмывать, как вдруг небо прочеркнула яркая белая полоса с громким "п-ш-ш-ш"!Внезапно она заложила крутой вираж, а я припал к бинокуляру. Я успел-таки заметить, что внутри огненного шара был человеческий силуэт с чем-то в руках!
- Ну, Иван Жоресович, спасибо, что разбудили! - пробормотал я вслух, устало опускаясь в кресло. А на улице что-то трещало и вдруг с грохотом упало. Оно попало прямо в остров посреди озера.
"Что это за херня?" - занимал мою голову вполне себе обоснованный вопрос, когда я спускался, а точнее - летел по перилам вниз по лестнице. В самом деле, что это за инопланетянин такой к нам пожаловал, который, наверное, разбудил полгорода? Моя соседка, бабка Бульбульдо, которую про себя все звали Бульдогова или просто мадам Бульдог, от такого грохота и света вообще бы инфаркт схватила. Я поймал себя на мысли, что мысль об инфаркте греет мне душу. Ну да ладно, эта старая ведьма всех соседей задолбала давным-давно.
Я вылетел в темноту, чуть не налетев на одиноко стоящую кривую сосну.
- Ах ты чёртово дерево! - тихо ругнулся я сквозь зубы и с силой дёрнув, побежал дальше. Часть одежды всё же порвалась. Хлопнув себя по лбу, я вспомнил о налобном фонаре в шапке, но тут же отмёл эту мысль, так как свет мог отпугнуть неведомого пришельца. Я прыгнул в лодку и замахал вёслами, рискуя налететь на мель, так как проклятый бакенщик с необычным именем - Арамис Евгеньевич - опять не зажёг бакены. "Набухался, блин, до бесчувствия, медведь этакий!" - подумал я, сплюнув. Уж не раз собирались его выгонять, да как-то всё откладывали. Освещала водную гладь лишь луна да свечение с острова, к которому я приближался со скоростью лошади. Был в моей лодке и мотор, но шум мотора мог, опять же, спугнуть пришельца.
Тюкк! Лодка ткнулась носом в ветку ивы, нависавшую над водой и вылетела на берег, подняв целую тучу песка. Часть песка попала мне за шиворот, но я этого даже и не почувствовал, а побежал в сторону света. Из моей одежды, как из прохудившегося мешка, сыпался песок, оседая за мной длинным шлейфом. Я продрался сквозь кусты неимоверно разросшейся крапивы, ухитрившись попутно ещё и обжечься, я выскочил на поляну.
Там стоял человек, одетый в древнегреческую хламиду.Я долго не мог сообразить, кто ж это такой.
- Чего смотришь? - сказал человек. - Одёжей-рожей не вышел? Так на, я всё исправлю.
Он щёлкнул пальцами и у меня помутнело в глазах. Через две-три минуты ко мне вновь вернулась зрение.
- Эй, человече, хватит валяться! - донёсся до меня голос.
Открыв глаза, я им вообще не поверил! Передо мной стоял человек, чем-то похожий на Андрея Григорьева-Апполонова, известного певца. Что было до этого, напрочь вылетело из моей памяти, даже про свечение я забыл.
Я встал. Отряхнулся. Потом сел на камень и спросил тихо:
- Чего вам надо?
- Я смотрю, у вас совсем нет культуры и искусств.
- Да, верно. Всё истрачено.
- Это надо исправить - сказал "Андрей Григорьев-Апполонов". - И исправить не-ме-для! - Он топнул ногой.
Я хотел было переправить его через озеро на лодке, но он меня остановил:
- Постой, человече. Надо побыстрее, так что включи мотор.
- Вы что, сдурели? Ночь же сейчас! - возмутился я. - Перебулгачим народ.
- Успокойся. - ровно и спокойно сказал странный человек и достал гитару.
- Нашёл время! - начал было я, но осёкся.
Всё вдруг вокруг замолчало! И ветер, и совы в лесу, и ежи, и зайцы, которые шныряли в подстилке. Даже машин на дороге не было слышно.
- Теперь включай. - подмигнул мне музыкант. - Не скоро очнутся людишки.
Я сел в лодку. Грохот старого мотора на биотопливе резанул по ушам не хуже отбойного молотка. С мерным гулом "ТРРРРРР!" моя красавица с названием "Комета" пошла с быстротой гепарда на коротких дистанциях. За три минуты я пересёк озеро и ткнулся в берег.
- И чего ты этот старый мотор не сменяешь? - покачал головой мой гость.
- Не могу. Это мне подарок от отца, а ему перешло от более старших поколений.
Гость хмыкнул.
- Да, хорошо, конечно, что вы, человеки, сохраняете память о своих предках. Но в связи с прогрессом лучше бы эту рухлядь в музей сдать.
- Не, и не просите... Кстати, как мне вас звать-величать?
- Лавр Лаврович Данилов-Апполонов - представился мой новоприбывший гость.
По привычке я пошёл по берегу крадучись, чтоб никого не разбудить.
- Вот чудак! - глядя на меня, резюмировал Лавр Лаврович - Говорят же тебе - никто не проснётся до рассвета. А он крадётся!