6
Мне снились цветные сны…
В чёрно-синем ночном небе распускался волшебный цветок. Разгорающееся золотое сияние осветило лесное озеро. И лягушка Клоша, спорящая о какой-то чепухе с бронзовым жуком-светляком, как Акинфей, как жук-фонарик, замолчала и подняла недовольный взгляд вверх. Разникли в стороны небесные лепестки, вспыхнули пурпуром и бирюзой, огненная волна коснулась груди Акинфея, и он задохнулся и заплакал. Потому что сердце его, превратившееся в льдинку в эту суровую бесконечную зиму, не верящее, что снег давно сошёл и наступила весна – растаяло. Растеклось ручьями. Рванулось к звёздам розовой птичкой. И Акинфей увидел вереницы журавлей, уток, других весенних птиц, летящих над голубыми пирамидами, хрустальными куполами храмов, в звёздных топазах алмазным дворцом Тиорсиса… Птицы возвращались домой, в цветущие долины, на берега стремительных весёлых рек, на заросшие вековыми соснами озёра в лотосах и кувшинках. И все ждали их возвращения. И жук-бронзовик, и семья малиновых червяков в корнях старой ивы, и даже лягушка Клоша, всегда чем-нибудь недовольная и вовсе не любившая птиц…
А небесный цветок продолжал разворачиваться и преображаться… И вот уж не цветок это, а прекрасный корабль с белоснежными парусами… Дунул космический ветер-тайноведец – и парусник величаво и гордо поплыл, оставляя радужный переливчатый след, окончательно затмив собою скромный лунный серпик…
- Это пароход счастья, - высунулся из-под коряги рак, - потому что он такой же зелёный, как я. А я – самый умный, самый красивый, и потому самый счастливый.
Корабль и пароход, справедливости ради, вещи совсем отличные друг от друга, и выглядел чудо-парусник вообще-то бело-золотым. Перекаты, игра света – тут появлялись время от времени зелёные тона. Но спорить с раком никто не стал. Водилась за ним давняя скверная привычка: исподтишка подползать к обидчикам и цапать их острыми клешнями за пятки…
А через пару дней в солнечных лучах на озеро с голубой выси спустилась хрупкая белая ладья с бравым дедком в морской фуражке, кокарда – золотой якорёк. Басовитенько, зычно, как на плацу, дед провозгласил:
- Здравия желаю всем! Галактический Ковчег отправляется в новое путешествие. Кто хочет поехать? Всех возьмём!
- Я! – крикнул Акинфей.
Он так и остался первым и последним.
- Даже не уговаривайте, не поеду, - заявила лягушка Клоша, - я не переношу корабли и птиц.
- И я не поеду, - проворчал рак, прячась под корягу, Акинфей второпях наступил ему на длинный ус, - я и так самый умный, самый красивый и, кстати, самый порядочный, потому что никогда никому не топчу усов.
- Жаль, что больше нет желающих, - моряк обнял Акинфея, и с улыбкой, заговорщецки понижая голос: - каждый идущий находит в пути своё счастье. Найдёшь и ты. Уж поверь дедушке Елисею.
- Плывущий, - поправил Акинфей.
Мне снились цветные сны.
Я видел лес, озеро, сверкающий парусник в небе. А потом сирень обрушилась на меня, «кипенье сирени» - чьи эти слова? Я утонул в ней, в её весеннем пьянящем аромате, и показалось – надо сделать лишь ещё один шаг, раздвинуть занавеску из белых и фиолетовых метёлок – и я увижу его, так любившего сирень, может быть, даже не меньше, чем розы…
Но следующее сновидение уже увлекало меня за собой. Перед взором вставали сверкающие дворцы и храмы… И я оказался вдруг перед человеком с кистью и мольбертом, поникшим перед пустым белым квадратом холста. Человек грустно посмотрел на меня…
И я проснулся.
Ночь.
Я лежал на широкой кровати. Белоснежные подушки и одеяло… Комната, или каюта заполнена тихим голубоватым светом, слегка покачивается с боку на бок… Кстати, когда я отправился к белым волкам на остров Феи, кровати не было однозначно. Я не сразу бухнулся спать. Через усталость попытался выдавить из себя, продолжить как-то – о вдохновении… Но вышло всё совершенно иначе, другое, о другом…
Я отбросил одеяло, подошёл к столу. Темновато, но разобрать можно… Да, так и есть - «Рассказ о художнике Акинфее», и далее – «В чёрно-синем небе распустился волшебный цветок»…
В окно с яркими мерцающими звёздами неожиданно влетел, затанцевал, покачивая пальмы и фикусы, ночной ветерок, он принёс с собой свежесть и запах моря…
Чудные звёзды! Звёзды! А внизу плещется, сверкает фиолетовое море с серебряными барашками пены…
Я вдруг вспомнил – завтра Праздник цветов. И там, в зарослях сирени, надо сделать только один шаг, и я - увижу его…
- Э-экь! – раздалось странное покряхтывание у меня за спиной.
Я резко обернулся. Из-за стола выглядывало, копошилось, пытаясь, кажется, вскарабкаться на стул, с блестящей искрящейся золотистой шёрсткой забавное существо, здорово смахивающее на плюшевого мишку. Застыло на пару секунд, разглядывая меня озорными янтарными глазками, и нырнуло куда-то за горшки с драценой. Я подбежал – нет никого… Ну нет и суда нет. Я уже привык ко всем здешним чародействам и превращениям. Опять навалилась усталость… Я не лёг, рухнул в кровать…
Когда я жил ещё вместе с родителями, отец с матерью традиционно смотрели вечернюю программу Время в девять часов. Отец, если был в хорошем настроении, после окончания новостей стучался ко мне в комнату и декламировал:
«Стащив чужие сети,
Ложатся спать мартышки.
Спокойной ночи, дети,
Конец весёлой книжки».
Мать ужасно сердилась:
- Я – не мартышка!
А отец, довольнёхонький, с чувством выполненного долга удалялся спать.
Мне стало смешно. Сон выдавливал меня из этой реальности, уносил снова в другие таинственные пространства Вселенной…
«Завтра Праздник цветов», - успел ещё подумать я.