Синдром несоответствия
Повесть о несбывшейся любви.
«…Все прошло все умчалося в безвозвратную даль. Ничего не осталося. Лишь тоска да печаль…»
Валентина Королёва. Синдром несоответствия. Страх несоответствия. Или повесть о не сбывшейся любви!!!
Валя Королёва. Смурняк. Сумрачное состояние.
С детства ее все звали Ляля.
Настроение у Виктора Петровича …
Утром настроение покинуло Виктора Петровича и не возвращалось.
За окном сырое грифельное небо, загрунтовано бездушным серым карандашом. Висела туманная изморось, покрывая мелкие лужицы играющими пупырышками дождя. Тускло блестел влажный асфальт.
В такую погоду Петрович всегда чувствовал себя помятым и не выспавшимся. Но спать дальше не получалось, а работа боялась рук. Всегда так: то вспышки на солнце, то магнитные бури бесятся, то природа разродится не может
В придачу ко всему, Петрович повздорил с Тимкой, своим старшим сыном. В таком гнусном состоянии можно и с самим господом богом поссориться не то, что с сыном.
Завелся с Тимофеем, Тимкой значит, казалось из-за пустяка, причины, недостойной ссоры.
Накануне его внук Алешка, Тимофеев сынок, явился домой поздно ночью и заявил:
--Папа, я женюсь! Она согласна!
Не уважительные: «хочу жениться», «посоветуй, как тут поступить», «как ты смотришь, если мы с Ленкой поженимся?», «что ты скажешь, если…». А тут сразу бухнул: «Женюсь, и всё!».
Любой посивеет.
Не к месту эта женитьба. Тимка сам еще на ноги не встал, еще сводит концы с концами, а безусый Лешка – молоко по щекам - женюсь. Лешка только-только (в этом году) в институт поступил. Сам еще ребенок, а тут дети появятся…
Казна домашняя пуста. Пойдут свадьба, кольца. Банкеты. Где столько денег взять? Но этот твердит: «Женюсь! - Из дома уйду!..».
Петрович стал на сторону внука. И получил. Посыпались застарелые упрёки.
Припомнилось ему, как он сам мешал Тимофею сойтись с его первой любовью:
- Искорёжил всю мою жизнь! Ты хоть это понимаешь, старый пень, - Тимка перестал следить за словами. Так слово за слово…
Разошлись по комнатам, благо кроме них в доме никого не было.
Петрович с горя выпил стопень - целую чарку. Сел и пригорюнился. Тут и застали его воспоминания. В память вплыла и заполонила все его существо Ляля Королёва - первая красавица школы, с милой родинкой в уголке. Предмет его тайных желаний и бесплодных надежд.
Перед глазами менялись кадры. Старый парк. Роща. Вечер. Запах черемухи и сирени… Аромат цветущей акации. Стройная фигурка, Игра в волейбол… Идиот…
Заглянул Тимка.
– Батя, сходи на рынок. Картошка нужна и цветы. Завтра восьмое марта. Я само собой куплю цветы, но ты тоже должен подарить букет.
- Должен – должен. Сам знаю, - проворчал Петрович и стал собираться. – Когда, наконец, кончится время долгов и начнется эра душевных порывов, - ворочались сердитые мысли, и отдавали застарелым оптимизмом.
Троллейбусная остановка рядом. Это тоже благо. Не надо переться дворами и переулками.
Троллейбусы в воскресенье ходили редко. Успело собраться несколько человек.
На скамейке в позе зародыша лежала старая женщина и тихо стонала. Потертый бурнус грязно-бордового цвета подпоясан белой веревкой, похожей на скрученный бинт. Ноги в старых шушонах, свесились со скамейки. Мятые рейтузы не закрывали грязные щиколотки. Вся одежда кричала о бедности и безнадеге.
У бывшего десантника-афганца забеспокоилась душа. С юных лет, намертво, навсегда, вбито: «Сам погибай, а товарища выручай!»; «Человек-человеку - друг, товарищ и брат!». Старым и больным – уступай. Всегда помогай и поднимай, если они упали. Всё может быть: и диабет и инфаркт, и алкоголь…
Внутренний бес, развращенный недолгим, но очень жестоким, мерзопакостным и вонючим капитализмом, сипел в ухо: « Всем не поможешь. Вон их сколько: роются по мусоркам, валяются на остановках, лежат в моргах, ожидая братской могилы в целлофановых саванах и белых мешках-костюмах».
- Сколько их стало, больных и бедных!
- Пусть помогают те, кто радерибанил народное богатство и, главное, уничтожил души. Они стали черствыми, безразличными и безучастными, - подталкивал бес к сволочной пропасти.
- Не буду помогать, пропади все пропадом! Мне за картошкой надо, за цветами, я тоже болею… - и отошел подальше, за угол остановки.
Подошла стайка школьников и стала беспокойно и удивленно поглядывать на бабушку.
- Они же сегодня все Скауты (звучит, как скоты). Откуда им знать о «Тимуре и его команде»? О пионерах? Переглянулись и отвернулись…
- Очень больно! Помогите! – доносился со скамейки тихий, сдавленный голос.
И Петрович решился. Гори она картошка, горят цветы – человеку помочь надо. Он вынул из внутреннего кармана мобильный телефон и набрал номер скорой помощи: « Вызову и уеду. Не подойду и возиться не буду».
- Кто говорит? - ответила скорая. Разговор записывается. Сообщите свою фамилию. Ответственность за ложный вызов, - все это Петрович услышал после того, как подробно объяснил ситуацию на остановке.
Скорая подъехала довольно быстро. Осмотрели женщину и решили везти в больницу. Положили на носилки. Послышалось: - Без документов! Бездомная.
- А вы, молодой человек, который сделал вызов, - ухмыльнулась пожилая врачиха и обратилась к Петровичу, - поедете с нами. Необходимо оформить соответствующие документы. Поехали. Петрович на бездомную старался не смотреть и не принюхиваться. Смутное беспокойство не покидало его. Что-то в облике этой бродяги было ему знакомо. Ее силуэт, поношенные черты лица, кого-то ему смутно напоминали.
В приемном покое попросили подождать. Ждать пришлось долго.
Вокруг него бегали сестры с капельницами. Доносились приглушенные команды:
- Массаж. Дефибриллятор. Адреналин. Еще массаж. Ломай ребро…
Через некоторое время в вестибюль вышел врач, в тёмной от пота хирургической безрукавке и подозвал Петровича. Сел рядом на скамью и устало сказал:
- Вы точно подтверждаете, что видите, доставленную женщину впервые и с ней не знакомы? – Петрович был уже не рад, что связался.
- К сожалению, по дороге в больницу ей стало хуже и, несмотря на наши старания женщина умерла. Мы не смогли ее спасти.
Диабетическая кома на фоне небольшого приема алкоголя. На праздники. Восьмого марта, на Новый год - такое часто случается...
- Нашлись ее документы, - продолжал врач. – Вот они, - и развернул паспорт.
Королева Валентина Александровна – прочитал Виктор Петрович. И сердце его часто-часто застучало. Ударила испарина, и задрожали губы! Из паспорта на него глядело лицо очень красивой женщины, с маленькой родинкой на верхней губе. Лицо его школьной невысказанной любви - Ляли Королёвой. Только немного постаревшее.
Доктор продолжал:
- Обычно страдают непьющие женщины, на Новый год или Восьмое марта. Чуть-чуть выпьют в компании и не могут удержаться от острых деликатесов и сладких пирожных - коварных искусителей далеко не молодых красавиц. Многие из них страдают различными нарушениями обмена веществ. Вот и привозят в праздничные дни таких бедолаг с острыми панкреатитами или, еще хуже, с диабетическими комами.
Нашлись ее родственники.
По телефону, через адресный стол и милицию, выяснили, что женщина проживает в небольшом поселке на севере Молдавии.
Две недели назад, ушла из дому и скиталась, как граф Лев Толстой, в пожилом возрасте.
На фоне диабета страдает психика, и часто бывают сенильные психозы. Люди порываются уйти из дома и скитаться.
Родственники за ней приедут. Увидел посеревшее лицо Виктора Петровича, приобнял его и сказал:
- Не расстраивайтесь и не огорчайтесь. Одним жить – другим помирать. Каждому своя судьба. Такова природа человека. Спасибо за проявленную гражданскую сознательность, сострадание и честность! – голос врача звучал где-то вдалеке, вне зоны доступа, словно он говорил не с ним. Петрович почувствовал, как рука доктора крепко пожимает ему руку и на ватных негнущихся ногах направился к выходу.
Недалеко от больницы скорой помощи раскинулся ЦПКО - Центральный парк Культуры и Отдыха нашего города с Комсомольским озером, бездарно переименованным в Валя Морилор. Какая-то морилка для комаров. Комаро морилор.
Ноги невольно вынесли Петровича в дальние рощи, в забытые уголки старого парка, похожего на лес.
Он шел, а память бежала за ним и шептала, и разговаривала с его сердцем. Заглядывала в глаза. Тревожила прошлое. И кричала и мучилась бессилием перед лицом рока. Его неотвратимостью, когда уже ничего нельзя изменить. Перед безвозвратным. Безответным. Невозвратимым...
И, если бы, хотя бы кто-нибудь, спросил, он бы рассказал историю, которую теперь рассказывал сам себе…
Шел лесной тропинкой неизвестно куда и шептал себе историю своей любви.
Рассказ Виктора Петровича.
«…Ляля появилась на школьных вечерах в стайке нескольких юных красавиц, внезапно выросших за лето, и сразу сразила всех бандитов и прилизанных красавцев школы. Она разбила им сердца и «пленила их воображение». Запала в душу. Разбудила инстинкты турниров. Все терялись перед ней и одноклассники и старшеклассники. Она могла отказать взглядом. Изломом, едва заметным движением губ. Тенью, мелькнувшей на лице, потопить все надежды. Редкие одноклассники были с ней близки! На короткой дистанции и дружеской ноге.
Ее молчание наводило ужас (позор отказа) и мгновенно отшивало самых смелых, которые, как им казалось, имели шансы. Мы все имели шансы-шмансы…
Я был растерян и смущен. Смятение пронеслось и по стойким, бесшабашным, развязным и самоуверенным евреям, взращенных циничной хуцбой.
Ее красота застала меня врасплох. Разрушила всю мою уверенность. Внезапно сработал инстинкт защиты. Я стал не смотреть в ее сторону. Не обращал внимания. Не бросал словечки и восхищенные взгляды. Редко приглашал потанцевать. Не замечал…
Ничего дурнее я придумать не смог.
Все кричало во мне:
- Подойди! Поговори. Улыбнись, пошути – ты это умеешь. Но защита кричала:
- Не делай этого! Если она разобьет твое сердце, ты уже не выкарабкаешься, не встанешь. Ты потеряешь себя! Это тебе не Медвежа! И шпалы тут не помогут.
Каждый раз, на школьных балах-вечерах, я думал, как мне подойти к ней и пригласить на танец. И это не было просто. Об этом думали и мечтали все, казалось мне. Во всяком случае, я только об этом и думал. Но танцевал с другими, шутил и смеялся с другими, а к ней боялся не только подойти, но даже посмотреть в ее сторону. Домой возвращался разбитым.
В редкие вечера, когда удавалось потанцевать, я глотал аршин. Молчал в оцепенении. И это онемение колдовало меня. Поэтому танцевал так, словно осторожно нес в руках изящную хрустальную мечту, которую больше всего на свете боялся уронить. Это хрупкое создание можно разбить в два счета. Она парализовала меня. И отнимала весь мой кураж, все мое красноречие и пацанскую удаль. Я становился беспомощным и серым.
- Разве такой (кисель, тюфяк, соляной столб, слизняк, пень) может понравиться этому чудному творению природы – первой красавице школы, нашей Ляле Королевой? - уничтожал я себя по дороге домой.
- Разве может она обратить внимание на плохо мытого парнишку, который мерз в немазаной времянке и мылся из ведра, в котором по утрам замерзала вода?
В десятом классе я немного окреп, утвердился в иерархии школьных авторитетов. Конечно, на первом месте, как я представлял, были спортивные мальчики, которые преуспевали в различных играх и видах спорта. Их, в первую очередь, непредсказуемый девчачий выбор начал подвергать испытаниям. В искушение попадали и другие, казалось бы несокрушимые пацанские качества: самостоятельность, надежность, таланты и популярность. Симпатичная мордашка это само собой, без нее - в конец очереди.
Я стал заниматься художественной самодеятельностью, балагурить и слыть доморощенным остряком-самоучкой. Ну и общественная активность, она сродни половой, только трахает по другим интересам. Звериное чутье вело меня правильной дорогой…
Знаменитое комсомольское собрание, когда Сашу Найденко, Лялиного одноклассника, выбрали секретарем комитета комсомола, Мишу Ранштейна - редактором стенгазеты, а Лялю отвечать за сектор художественной самодеятельности.
Выбирая Лялю в бюро, я имел дальний умысел: совместная общественная работа, возможность крутиться рядом с ней, завести дружбу покрепче… Но худрук Дома Культуры, Володя Верба с танцами, и стрельбы, с очкаристым Митей Житарем, вырвали Лялю из моего поля зрения. Встречи стали случайны и очень редкими.
Как то раз, после большой перемены, в нашем классе других уроков не было. Все разошлись по домам.
Неведомая сила привела меня на волейбольную площадку. Из ниоткуда, каким-то чудом, появилась Ляля и мы стали играть в волейбол. Мы долго играли, о чем-то говорили. Я своими тяжелыми взглядами приковал ее к волейбольной площадке. Она побыла чуть дольше обычного внимания, и, как мне казалось, была в растерянности. После этого, по непонятным причинам, я стал встречать ее немного чаще, чем обычно.
Однажды мы неожиданно встретились на спортплощадке, с тыльной стороны новой молдавской школы. С этого места узкая тропинка, через парк, вела к Старому Дубу – седому покровителю Летнего Кинотеатра. Летнее кино, кинотеатр - любимое и святое место всех Липканских влюбленных.
Вокруг никого не было. Мы медленно пошли по тропинке. Я хотел, чтобы она не кончалась. Не помню о чем говорили, но знаю, что меня не покидало чувство робости и неравенства. Кругом столько красивых, талантливых, самостоятельных и интересных парней. Интересных непостижимому девичьему выбору. А я сосунок, в сущности, маменькин сыночек, из бедных сельских учителей, живущих в недостроенном доме.
На что я мог рассчитывать, надеяться или предполагать. Страшный тормоз давил на меня и высился надо мной грозной скалой преткновения.
Это было весной 19.. года. В этом году я закончил школу и поступил в Белорусский политех. Ляля на класс ниже меня. Ей предстояло учиться еще один год. Разошлись дороги.
Где Минск, а где Липканы – на самой границе Союза. Они утонули в садах и сладких надеждах. В ожидании суровых испытаний и блестящих перспектив. В полном окружении других государств, между Украиной и Румынией.
Добираться к месту учебы полторы суток поездом, с пересадкой в Киеве.
Минск - столица, большой город. Новые друзья, разные лица и занятия. Впечатления. Затушевали они детские мечты, робкие надежды, и невысказанную любовь.
В институте вновь встретился с продлением связи с жизнью. Всем студентам первых курсов предстояла практика на производстве и по профилю выбранной специальности работать на предприятии. Учимся вечером. Получается вечерний институт. В результате студенты проходили две производственные практики: в начале учебы и в конце, на старших курсах.
Начинался новый, 19.. год. Зимние каникулы я провел в Липканах. Запомнились они пустотой. Темнотой и слякотью. Друзей и приятелей – никого, одни младшие и те попрятались, исчезли куда-то … Какие-то танцы в полумраке подсобных помещений Дома Культуры. Помню, музыки не было. Уговорили Сашу Петрова, который тоже приехал на каникулы, играть на баяне. Я стучал на барабане, не обязательно в такт.
В поселке пусто, одиноко. Райцентр перенесли в Единцы. Шестьдесят километров, туда и обратно за каждой пустяковой справочкой. Транспорт ходит ужасно… Перевоз плохо мытых селедок в бочке с выхлопными газами...
Следующие каникулы летом. Практика закончилась. Новый учебный год начнется осенью, с полной нагрузкой. Лето - последние дни безмятежности и расслабухи. Сплошной сумбур. Футбол, пляж и танцы. Какие-то походы по кукурузе на кумэтрии и свадьбы, в компании грудастых соседок или малознакомых студенток, распалявших воображение.
Приближалось первое сентября. Скоро надо будет уезжать, покидать родительский дом, в котором беззаботно пролетело лето. Работы дома непочатый край: огород тридцать соток, сад, овощи, картошка и кукуруза. Недостроенный дом, с бесконечной штукатуркой и еще приличная пасека. У отца вместе с пчелками получался отменный мед, редкого качества и высокого диастазного числа. Все требует ухода, требует помощи и молодых рук. Я старался им помочь, но родители меня не нагружали, подчеркивали необходимость отдыха от экзаменов и гордились моим поступлением в престижный Вуз.
Итак, скоро первое сентября. Пора собираться в дорогу. Вечера в парке, на танцплощадке и в Зеленом Змии становились очень оживленными и многолюдными. Приближалась разлука, а душа русского человека, славянина, всегда расстается и прощается на время, как навсегда: с надрывом и слезами. Навеки.
В небольших поселках проводы и встречи освежают жизнь. Когда наступает конец августа и на горизонте начинают маячить первые осенние деньки, весь городок приходит в движение. Начинается предотъездная суета. Хочется со всеми встретиться и провести последние часы. Стояли теплые вечера и прохладные ночи. На танцплощадках царит радостное оживление. Толпа - не пробиться. Танцуют, шутят, разговаривают, смеются.
Недалеко, в девичьей стороне, среди подруг я увидел Лялю. В последние годы разные хахали крутились вокруг нее. Молодые и красивые. Я считал и сравнивал. Они мало опережали меня молодостью и красотой, вернее были нечем не лучше, если не считать одежду и самостоятельность. Никаких грозных соперников я среди них не видел. Разве только один. Красавчик Эдик из Тирасполя, который приехал невесть к кому и выделялся синим костюмом и барашковой шапкой волос. Приятный и симпатичный парень, постарше меня. Держался безбоязненно(без страха) и независимо. Очевидно люди, к которым он приехал, были достаточно уважаемые – Липканские босяки любили приставать к робким приезжим и поколачивать их. Этой дурью Липканы славились и отличались от других нормальных поселков.
Я выбрал момент и подошел к Ляле. Мы начали танцевать и много говорили. Я узнал, что она поступила в техникум или институт пищевой промышленности, который находился в Киеве.
В перерыве выбрались из танцующей толчеи и гуляли вблизи, вокруг старых лип, в листве которых терялся и дрожал, тусклый свет ночных фонарей. Он дрожал на тоненьких веточках, боялся ветра и рассеивал хрупкие лучи надежды.
Я узнал, что в Киеве, она живет у тетки, где-то на Подоле и выпросил адрес. Сказал, что при пересадке в Киеве у меня много свободного времени. Можно встретиться и погулять по городу, посидеть в кафе или сходить в кино. Как мог, убедил, но она не возражала, и адрес дала охотно.
Подул ветер и затрепетали листья старых акаций. На танцах заиграла музыка. Пора возвращаться. У Ляли вокруг шеи был накинут тончайший газовый шарфик, напоминавший легкую косыночку. Порывом ветра его сорвало, но он зацепился за веточку дерева. Я бережно снял это нежное чудо, в котором жил тонкий аромат девичьей чистоты, и растерянно улыбался. Взял и повязал под воротник рубашки и не отдал, присвоил, попросил на память или что-то в этом роде…
Подошли ко входу в танцверанду. Надо было расставаться
Внезапно Валя глубоко вздохнула, на одном порыве и сказала прерывистым, очень грустным голосом: «Эх, Витька, Витька!"...
Через неделю, с косынкой на шее я сидел в пустом вагоне и мчался в Киев, через Жмеринку и Фастов. И эти странные названия глушили боль разлуки и разжигали охоту к перемене мест. Вагоны медленно проплывали мимо старинных и причудливых перронов этих загадочных Жмеринок, Фастовых и Раздельных... Таких разных и таких похожих, но других, а в памяти звучали слова:
«Эх, Витька, Витька!». (Маленький, ты, еще). ( Какой, ты, еще маленький).
Что я мог понимать в загадочной женской, особенно, девичьей душе? Я, маленький мечтатель, босячок и хохмачок (балагур),с симпатичной рожицей, которая в детстве украшает всех.
Однако, несмотря на молодость, я имел убеждения и ясно сознавал, что с такими девочками, как Валя, не гуливанят. На них сразу женятся. Вот только жениться было некому. Я был вещью в себе. Абсолютно несостоятельным. Без образования, профессии и возможности обеспечивать семью. Я не соответствовал требованиям времени к молодому мужу, главе семьи, да и мои родители еще не стали на ноги, по-настоящему, чтобы взвалить себе на шею семейные экзерсисы детей.
В Киеве пересадка. Поезд на Минск отправляется поздно вечером. До отправления больше восьми часов.
Я пытался найти Лялю по написанному адресу. Оказывается, она жила у тетки, на Подоле.
Мне ответил через дверь приятный грудной голос, что Ляля в Институте, на лекциях. Будет поздно вечером и лучше, если я явлюсь завтра.
Увы, вечером меня уносил поезд в далекий Минск и, с каждым полустанком, таяли надежды на встречу...
Через несколько месяцев Ляля вышла замуж.
***************
От беседы с самим собой, от наваждения воспоминаний, Виктор Петрович очнулся в конце парка, недалеко от входа на выставку достижений народного хозяйства, ВДНХ - местного назначения. На душе было тоскливо и грустно. Прошло столько лет...
Теперь с высоты прожитой жизни Виктору Петровичу стало ясно, что настоящая любовь всегда откликнется "безумству храбрых", которым она споет песню счастливой семейной жизни. Если не побояться ее позвать...
Домой Петрович вернулся хмурым и задумчивым. Без картошки.
- Папа, что с тобой случилось? – спросил беспокойно Тимка. – Куда ты пропал? Тебя так долго не было. Мы уже беспокоиться начали…
- Да, так… В очереди за картошкой стоял, но она мне так и не досталась, - устало ответил Виктор Петрович и вытер слезящиеся глаза. Подошел к столу. Налил стакан водки и залпом опрокинул его, под удивленные взгляды домашних…
Эпилог.
«...По прежнему спешат куда-то люди. И жизнь летит неведомо куда. И сердце может быть ещё полюбит, а может, не полюбит никогда! Прощай, любовь, по ней звонят колокола. Прощай, любовь! Как хорошо, что ты была!»
"...Не говорите мне "прощай", не говорите,
В глаза еще раз откровенно посмотрите,
Согрейте сердце мне, прошу вас, в трудный час
Не представляю, как я буду жить без вас.
Моя судьба сейчас на волоске:
Я замок свой построил на песке
Не говорите мне "прощай",-
Я это слово ненавижу,
Я вас нисколько не обижу,
Руки коснувшись невзначай.
Не говорите мне "прощай",
Не верю я что вы бездушны, Мне ничего от вас не нужно -
Не говорите мне "прощай"..."
Комментарий психолога:
При "синдроме несоответствия" человек сам создает определенные идеалы и постоянно с ними себя сравнивает, но всегда проигрывает. Он верит в то, что, только добившись соответствия этому идеалу или стандарту, которое создало его воображение, он станет счастливым и успешным, а до этого является недостойным внимания своего идеала. Бедняга предполагает, что все видят его несовершенства и постоянно их обсуждают, из-за чего он все время находится в напряженном состоянии, на грани срыва в мнительную тревожность...
Всем влюбленным: настоящим, бывшим и будущим!
Всем, кто пережил несостоявшуюся любовь!
Произведение художественное. Все совпадения дат и имен случайны.
© Copyright:
Виктор Надеждин, 2019
Свидетельство о публикации №219021400146