Какими людьми мы себя окружаем? Кто они?
Я часто вспоминаю тех, с кем шёл длинной дорогой жизни, а теперь решил и написать.
Почему именно они, а не другие? Верующие скажут о божьем промысле, мистически настроенные люди, почесав «репу» многозначительно хмыкнут:
Судьба… мол, все люди, события, вещи в нашей жизни предопределены. Они не случайны.
А я как раз думаю, что жизнь полна случайностей. Например, трудно говорить о божьем промысле, если тебе зимой на голову свалилась сосулька. Сосулька, впрочем чепуха… я профессию получил по воле случая: поступил в институт на автомобильный факультет, который в пору хрущёвских реформ отправили в другой город и, не имея возможности выехать по семейным обстоятельствам, я вынужден был перевестись на другую специальность.
Так, что сумма случайностей привела к результату, о котором предупреждал немецкий математик и механик Карл Фридрих Гаусс в теории распределения вероятностей:
А привела она меня в мебельную отрасль. Что бог ни делает, всё к лучшему.
Глава 1. Портрет Косыгина
С чего начинает трудовую деятельность вновь назначенный директор, кроме ознакомления со структурой, экономикой, бухгалтерией и сотрудниками?
Обычно меняют водителя персональной машины, секретаря и главного бухгалтера.
Не будучи оригинальным, начал с того же. Однако поговорив с Николаем – водителем предыдущего директора, решил его не менять. Молчаливый, упитанный, с открытым, но хитроватым взглядом, он охотно рассказывал о чём угодно, кроме всего, что связано с предыдущим хозяином – так в Ростове называли руководителя, которому положен персональный автомобиль. (Возможно, это понятие хозяина идёт ещё со Сталинских времён).
Николай предвидел неприятный разговор и удивился, что я оставляю его. И за годы работы с ним я ни разу об этом не пожалел.
Секретаря переманил со старого места работы. Пожилая строгая, интеллигентная женщина Ирина Георгиевна согласилась не раздумывая. Говорят хороший секретарь – полдиректора. Не раз пришлось убедиться в этом. Осталось решить главный вопрос главного бухгалтера! Каламбур, но это оказалось самым сложным делом и по настоящему главным.
Решив посоветоваться по кандидатурам, обратился к умудрённому опытом начальнику экономической службы ГЛАВКа, с которым сложились хорошие отношения.
Он вздохнул, покачал головой:
- Лучше Архангельского в регионе не знаю… он может всё, а для твоих дел – лучший. Но стар больно и вряд ли захочет опять влезть в лямку. Попробуй уговорить. Здоровье позволяет – живчик. Попытка не пытка, - так, кажется, говорил вождь народов!
Александр Михайлович Архангельский – человек, достаточно поживший на белом свете. Ему в пору описываемых событий «стукнуло» семьдесят с небольшим. Среднего роста, с широким лицом и квадратной фигурой. Подвижный как итальянец. Всегда серые в полоску широкие брюки подпоясывал высоко, почти под грудью. На лице доброжелательная широкая улыбка и контрастирующие с ней умные, цепкие, всевидящие карие глаза. Когда я начинал работать в Объединении, Александр Михайлович уже успел состариться главным бухгалтером. Мы с ним симпатизировали друг другу, но никогда не были близки. Шли, так сказать, параллельным курсом: он к пенсии, а я к директорству.
Супруга Архангельского пригласила меня пройти в гостиную. Хозяин, прикрыв глаза, утопал в кресле. Он упивался Журавлями Аркадия Северного:
..................................................
Вот и в жизни порой, отставая от стаи крылатой,
Хоть и знаем о том, что законы о дружбе все святы,
Но, бывает, судьба начинает шутить, насмехаться,
И друзья обойдут, и никто не поможет подняться.
Плыл проникновенный, завораживающий голос, звучащий с большой экспрессией и неповторимым тембром, известным всем любителям неподцензурных песен от Владивостока до Калининграда.
Архангельский открыл глаза и, выключив большой катушечный магнитофон «Ростов», любезно пригласил присесть напротив.
Я впервые попал к нему домой, поэтому с любопытством огляделся. Дом выстроили в конце шестидесятых по индивидуальному проекту, поэтому гостиная была необычной для советских домов формы: большой прямоугольник комнаты со стороны прихожей завершался полукругом с таким же панорамным окном, задрапированным лёгкой занавесью по центру и тяжёлыми бардовыми портьерами с бахромой по бокам, напоминающими театральную сцену. Справа от окна - огромный книжный стеллаж до потолка, а на противоположной стене красовался большой портрет Алексея Николаевича Косыгина в строгой, но золочёной раме. Мой немой вопрос повис в воздухе: хозяин квартиры широко улыбнулся и пригласил вместе с ним подойти к окну. Из окна второго этажа, как на ладони просматривался дворик ЗАГСа центрального района города.
Счастливые молодые пары в белых свадебных платьях и костюмах, с цветами толпились, ожидая приглашения.
Александр Михайлович удовлетворённо хмыкнув, сказал:
- Глядя на них, сам становишься молодым. Сплошной позитив. Смотрел бы и смотрел.
Чем обязан, сынок? Наслышан, ты у нас теперь самый молодой генеральный директор в министерстве. Так, что привело-с? Я весь внимание… а пока мы беседуем, Алинушка нам что-нибудь сообразит.
Его, «сынок», звучало по-отечески. Он и раньше меня так называл, как, впрочем, и многих других в управлении. В принципе я мог ему годиться и во внуки.
Развернув перед ним масштабный план преобразований и реконструкции площадок, которые должны были привести к созданию научно-производственного объединения, я внимательно наблюдал за реакцией Архангельского.
Он слушал с интересом, задавал вопросы, смотрел структурную схему организации, после чего хитро прищурился и спросил:
От меня что хочешь, сынок? Планы любопытные… Больших затрат требуют. И финансирование непростое… стар я уже воевать. А кто там, - он большим пальцем ткнул в потолок, - за тобой?
- А-а-а, - протянул он, услышав ответ, - думать надо, сынок, думать. Мне это вроде бы и не к чему, но чертовски интересно.
Дня через три раздался звонок. Архангельский попросил прислать за ним машину.
- Вот что скажу, сынок, - энергично «взял быка за рога» Александр Михайлович, - дело интересное, попробую тебе помочь, но у меня есть три условия:
Работать буду до двух пополудни. Выделишь мне машину и возьмёшь на работу бывшего экспедитора Мишку Лейба – он при мне будет, как Санчо Панса.
Помощник принёс кофе. Архангельский с хитрым прищуром поглядывал на меня:
- Что думаешь, сынок?
- Скажите, Александр Михайлович, зачем вам портрет Косыгина?
- Ха-ха, я так и думал, что согласишься. А Косыгин… старая это история. Архангельский встал, обошёл стол заседаний и с горечью ответил:
- Отбывал я по случаю… в местах не столь отдалённых по пятьдесят восьмой. Многих освободили, а меня забыли. Так я Алексею Николаевичу маляву отписал - он именным указом меня и вытащил. Кто-то считает освободителем Александра, а лично для меня это царевич Алексей*! Так-то сынок. Ввек его не забуду, я человек благодарный. Чего смеёшься? Ты мне тоже симпатичен, а если бы не так – зачем это мне, на старости лет!
Вот и начали мы с Архангельским катить задуманное чрез тернии к звёздам. Не занимая читателя скучными производственными делами, скажу, всё у нас случилось…
Расскажу вам о некоторых забавных эпизодах совместной работы и наших отношениях вне привязки ко времени и хронологии.
Примечание:
*В семидесятые годы ходила совершенно невероятная «утка», будто А.Н. Косыгин сын Николая второго - Алексей, спасшийся вместе с семьёй от расстрела, а Сталин брат Николая! Поэтому и благоволил Косыгину. В СМИ вышла статья, которую широко обсуждали. Умные эксперты сравнивали на фото ушные раковины Алексея Николаевича и невинно убиенного и вынесли вердикт: один в один!
(https://www.vrn.kp.ru/daily/26555/3572214/)
Продолжение
http://www.proza.ru/2019/02/26/26