Без летней печки во дворе трудно готовить. Ведь невозможно топить ту, что в доме, когда жара градусов под тридцать. Это же вам юг! Оставалось готовить всё на керогазах, на веранде или во дворе. Если стирка, то и бельё кипятить на том же керогазе. И мухи, и осы!.. Вообще куча неудобств. То ли дело на летней печке, с двумя конфорками. Поставил себе кастрюльку - и иди, занимайся делами, пока всё варится. А керогаз без присмотра оставлять опасно. Мало ли, перевернётся из-за чего-нибудь... Да, между прочим, про то, как кастрюльки на огне оставляли: представляете, если в кастрюльке молоко? Оно ведь всё время при закипании сбежать норовит! Как оставишь? А вот как: была такая штучка, "сторож молока" называлась, продавали её в хозяйственном отделе. Это такой эмалированный кружок, на нём такие волны спиральные, и с одного конца приподнимается шалашиком. Эту штучку бросишь в кастрюлю - и иди себе. Она молоко устережёт, не даст ему сбежать. Вот такое приспособление было...
А времянки наши соседки сдавали дикарям-отдыхающим. В той времянке, что побольше, которая стояла около забора, разделявшего наш двор и двор сестёр Городских, были две комнатки, с разными входами. Одна, поменьше, -тёти Фени Гецко, другая, побольше, - Уколовых. Времянка была оштукатуренная, побеленная, с окошками в голубой оправе. Красивенькая времяночка. Тётя Феня в своей комнате поставила две кровати, столик и парочку табуреток и брала два рубля в сутки; а тётя Фрося в свою, немногим большую, комнатку умудрилась втиснуть четыре ложа и брала за неё по пять рублей! Она ещё и во дворе под деревьями сдавала спальные места на раскладушках: две раскладушки по рублю за ночь! То есть, семь рублей в сутки!.. Неудивительно, что в скором времени она заработала столько, что смогла поставить ещё одну времянку, уже только для себя. И там она брала по пять рублей в сутки уже только за две койки - представляете? Именно за то, что там было две койки, а не четыре, и ещё стол и два стула, а не табуретки. За удобства, то есть... Уж такие они были, Уколовы...
А наш сарай был обыкновенный сарай, из досок. Там около одной стены лежал запас дров, попиленных и порубленных - готовых, одним словом. Возле другой стены стоял стол с керогазом, а на стенах висели корыто и тазики для стирки и мытья. Лейка для цветов. Кастрюли всякие, сковородки на столе. Дуршлаг... Кажется, всё...
Остальные дрова, которые наши, лежали возле плетня во двор Нины Ипполитовны... Или нет, то соседские. А наши - за огородом, прямо на траве. И кОзлы там стояли, и чурбан, на котором рубили дрова... А ещё на этом чурбане - страшно рассказывать - наша добрая бабушка рубила топором головы цыплятам, которых покупали на рынке. Их, собственно, для того и покупали, чтобы отрубить им головы, ощипать, опалить и приготовить из них еду. Мясо-то купить было труднее, чем живых кур: и дороже, да и "достать" сложнее. Вот люди так и поступали - покупали живых кур и превращали их в курятину.А кто-то поросят держал. Мы, помнится, тоже - это в конце сороковых, в начале пятидесятых. Сначала у нас Васька был, потом Кузька... Печально это, но никуда не денешься: такова история. Из истории печальных страниц не вымарать...
Я даже помню, как у нас целых три дня барашек жил, привязанный к колышку во дворе. И тоже для этой же цели - чтобы зарезать его и съесть...
Кур в нашем дворе никто не держал. Куры были в соседских дворах, а к нам они через щели в заборе приходили в гости, чтобы в огороде покопаться. Приходили незванно, целыми семьями, и оставались до сумерек. Потом главная мамаша-курица объявляла отбой, и все отправлялись опять в свои дворы, по своим курятникам.
До чего же мне нравилось куриное кудахтанье и пение петухов! Особенно когда нас, ещё маленьких, укладывали спать днём. Ставни закрывали, чтобы нам свет не мешал. Мы сначала шептались, а потом засыпали. То есть, Юрка засыпал; а я - нет. Мне днём спать обычно не хотелось, но надо было вылежать этот час до конца. И я с удовольствием прислушивалась к голосам во дворе, к куриному квохтанию и возгласам, к петушиному пению. Смотрела, как солнечные лучи пробиваются сквозь щели в ставнях, как в них купаются золотые пылинки. Я поднимала руки и старалась попасть ими в этот столбик света, и разводила руками по-всякому, заставляя пылинки танцевать. Вот так развлекалась, пока не приходила бабушка, чтобы даровать нам свободу. Тогда - ура! ура! - скорей во двор! А уж во дворе-то!..
Около соседских дров вся трава была заплетена золотыми усиками "калачиков". Что это за трава такая, я до сих пор не знаю; но у неё были такие кругленькие плоские плоды, как бы завёрнутые в пелёночки. Из-за этих плодов мы и называли травку "калачиками". Мы очищали их от грубых "пелёночек" и ели. они были светло-зелёные, нежные, чуть сладковатые...
Ещё у нас во дворе, возле плетня к Нине Ипполитовне, рос кизил. Я ужасно любила это деревце. Не из-за ягод (я не люблю ягоды кизила, я только кизиловое варенье люблю). Но ствол у этого деревца так интересно изгибался - в одном направлении, потом в другом, и снова - что невозможно было не залезть на него. И там, наверху, было такое как бы креслице. Когда в нём устроишься, то вокруг тебя листья, листья, и ветер их по-разному колышет. А если сидишь тихо, то бывает, и птицы какие-нибудь пролетают совсем рядом с тобой, чуть ли не над самыми руками...
Но главное дерево в нашей жизни было не тут. Оно росло в "солярке", через дорогу. "Соляркой" назывался пустырь, заросший кустами, травой и деревьями. То есть, эта солярка не вся была пустырём: у забора, возле дороги, там стояли три корпуса, принадлежавшие дому отдыха "Четыре-пять", впоследствии названному "Приморье". И перед этими корпусами была круглая клумба с цветами, а посередине клумбы стоял памятник Сталину в шинели, весь посеребрённый. Так вот слева, позади памятника, росла великолепная шелковица. Обычно у чёрной шелковицы ягоды мельче, чем у белой или розовой, уж не знаю, почему. Но у этой шелковицы они были крупные и невообразимо сладкие! А само дерево было как будто нарочно приспособлено для залезания: ветки у него образовывали такую лесенку; и они все были толстые, надёжные. Вот на этой шелковице мы (разумеется, когда уже основательно подросли)сидели целыми часами. А если бы бабушка не приходила нас сгонять, то и до ночи сидели бы там...
(продолжение следует)