КОНЕЧНАЯ ОСТАНОВКА.
– …Слышите меня? Молодой человек, проснитесь! Конечная остановка, – чьи-то руки трясли его за плечо, сдавливая ощутимо, но не больно. – Вставайте! Троллейбус дальше не идёт! Приехали…
Олег с трудом разлепил веки, буквально продрал глаза, еле сумел поднять голову – словно свинцом налита! Немного опомнился, увидел склонившуюся над ним молодую женщину-кондуктора, виновато улыбнулся, но рта не мог раскрыть – свело судорогой челюсти!
Очевидно, что-то поняла, выпрямилась, смущённо поморгала, пожала плечо парня. Пошла к кабине водителя, о чём-то поговорила недолго, поблагодарив. Вернулась к пассажиру – так и сидел неподвижно.
– Ты куда ехал-то? Бледный такой… Заболел?..
Заметив едва заметный кивок, совсем растерялась, покраснела, как-то виновато оглянулась на кабину, из которой уже выглядывал Михаил-водитель, решилась.
– Так… Постарайся встать. Давай, помогу тебе… Держись!
Кое-как подхватила высокого пассажира за талию и выволокла на улицу, посадила на скамью на тротуаре.
– Посиди, я вернусь скоро, обещаю. Выручку надо сдать. Дождёшься, или позвонить кому-то нужно? – когда покачал головой, вздохнула. – Жди.
Вернулась через полчаса, не меньше, решительно подняла парнишку, положила его руку себе на шею и повела домой.
«Не знаю, правильно ли поступаю, но оставлять горемыку на осенней улице ночью – свинство натуральное. Не по-русски это. Не по-христиански. Не выпимши, значит, заболел взаправду. Грипп такой сейчас свирепый гуляет…» – мысли отвлекли от неловкости ситуации.
Так и дотащила гостя до своей пятиэтажки, заволокла уж из последних сил на пятый, задохнувшись и взмокнув до пупа.
Достать ключи не было возможности, тихо звякнула в звонок, вздыхая виновато: «Сейчас мне так влетит…»
– Надька! С ума сошла? Первый час ночи! Мне ж в пять… – не договорив, Лизка поперхнулась, рассмотрела пару, вытаращила серые глаза до отказа. – Господи… Живой? Избили?..
Подхватила, помогла занести парня, положили на кровать в комнате Нади.
– Управишься? Так…
Профессия возобладала, она заставила женщину сорока лет стать вновь медсестрой: потрогала мужской лоб, посчитала пульс, пощупала связки на горле.
– Простуда. Лимфоузлы и миндалины опухшие, гортань отёчная, челюсть напряжена до судороги. «Скорую» нужно, слышишь?
– Помоги, милая! Некогда с «каретой» возиться… Устала я… Да и он в отключке… Пятый этаж…
– Заныла кобыла… Ладно уж, у меня есть «пожарный» набор. Сейчас принесу, а ты раздевайся сама и его… Быстро… Свалились, блин, на голову мою сивую, ленивую, но красивую…
Ворча и каламбуря, Лиза вскоре пришла с аптечкой, быстро навела «коктейль Молотова», как в шутку блокаду называла, ловко ввела внутривенное белому до синевы гостю, несколько раз дала понюхать нашатырю, потом нюхнула и сама, чихнула, рассмеялась негромко и пошла спать с тихим «прощевайте, не балуйте тут».
Проводив соседку по коммуналке, Надежда постояла над обмякшим парнем, покраснела, но руки сделали своё дело: осторожно раздела, принесла судно, помогла в нужде, потом задвинула его к самой стенке, накрыла одеялом.
Завершив дела, вернулась в банном халате, села на край кровати, ласково потрепала гостя за плечо.
– Слышишь меня? Бульон нужно выпить.
Еле-еле повернулся, почти не раскрывая глаз.
Села ближе, обняла рукой, напоила, как ребёнка, куриным отваром.
– Пошло? Ну и хорошо. Как тебя зовут, родной?
Через силу выдавил тихое: «Олег я».
Положила его обратно, накрыла.
– Спи, Олежек. Не думай пока ни о чём…
– Даже не вздумай! Пришлю Светку из терапии, она тебе больничный выправит. Цыц! Развела здесь лазарет – сама будешь сестрой! С меня и больнички довольно, – Лизка тихонько сварилась с утра пораньше – не выспалась. – Сидеть, наблюдать, поить, выносить и терпеть. В обед прибегу, второй укол сделаю, со Станычем пошепчусь, посоветуюсь, подскажет, чем ещё подлатать беднягу. Рвался ведь? Значит, не послышалось мне. ОРВИ, точно. Осложнения могут быть жуткие. У нас отделение уж забито, в коридорах даже нет места. Ему просто повезло, что у вас в машине отрубился… Замёрз бы…
Трое суток квартирка шептала, ходила на цыпочках, пахла больницей и ароматными бульонами, отварами, немножко гремела стиралкой, кухонной утварью и гудела проклятущими кран-буксами.
На четвёртые сутки парень очнулся полностью, долго не мог понять, где находится, удивлённо взирал на двух женщин, что появлялись рядом, смущённо краснел, когда носили ему утку или водили в туалет с ванной. Никак не получалось сложить в горящей и гудящей голове эти кусочки загадки. И вот полегчало, светлее стало в мозгах.
Привстал на постели, долго осматривал крохотную комнатку метров восемь-девять, не больше, по обстановке сообразил, что здесь живёт незамужняя женщина – ни намёка на присутствие даже в прошлом мужчины, только клубки вязания, что-то коричневое на длинных металлических спицах, кучка журналов по рукоделию.
– Легче стало?
На пороге застыла миловидная женщина лет тридцати пяти: невысокая, полненькая до уютности и приятности, серо-синеглазая, со светло-каштановыми слегка вьющимися волосами, убранными в рыхлый низкий пучок. Одета была в милый махровый халатик цвета молодого вина, что едва прикрывал пухлые коленки. Смутилась внимательного взгляда, вспыхнула девичьим румянцем, замялась.
– Не душно? Открыть немного фрамугу?
– Если можно. Спасибо Вам за всё. Как Вас зовут?
– Надя. На «ты», пожалуйста, Олег. А соседку – Лиза. Она постарше, но тоже не любит отчества. Она тебя и выходила. Я что – подавальщица…
– Сколько я?..
– Сегодня пятый день. Не переживай! Если учишься, Лизка справку выправит, а то и больничный. Она в местной больничке работает медсестрой. Ты вовремя и очень уместно сознание потерял… – очаровательные ямочки на щёчках засияли лукавством, когда негромко рассмеялась. – Тебе повезло, что на меня попал. Куда ехал-то? Девушка? Друг? Родители?
– Ничего не помню. Так… Четверо суток назад… Вторник…
Задумался, машинально прикоснулся к колючему подбородку правой рукой, отдёрнул, покраснел. Помолчал, вскинул светло-русую голову.
– Вспомнил: стало нехорошо на лекции, пошёл в общагу… Всё. Дальше мрак. А где я нахожусь?
– Якорная.
– А это где? – распахнул удивлённые лучистые серые глаза.
– Метро «Коломенская», Нагатино.
– Фьють… Занесла меня нелёгкая… С «Автозаводской»… Как?
– Очевидно, сел не на тот троллейбус. Или автобус. Или трамвай, – Надя задумчиво присела на стул возле столика. – Или наоборот: лёгкая рука ангела-хранителя тебя сюда завела. В церковь сходи, когда оклемаешься. И окрестись – без Его помощи тут не обошлось: я – контролёр троллейбуса, Лиза – медсестра местной больницы, живём рядом с кольцом троллейбуса и трамвая, да и конечная автобусов недалеко. Разве кажется простым совпадением такое количество фактов?
– Наверное, Вы правы… Ты. Ты права, Надя. Как отплатить?..
– Простым «спасибо» и тортиком – мы с Лизкой такие сладкоежки! Да ты и сам видишь…
Рассмеялись оба, поражаясь судьбе и её выкрутасам.
Окончательно оправился на исходе недели.
Лиза привела с собой в обеденный перерыв терапевта, он и дал добро на «выписку» из квартиры невольного пленника.
– Вот, справка в твой институт. Хорошо, что студенческий не потерял в беспамятстве. Женщины всё обыскали, но это нужно было для дела, сам понимаешь. Теперь ты их должник на всю жизнь, Олежек. ОРВИ нынче с очень опасным штаммом, запросто умер бы от отёка лёгких в своей общаге – были такие случаи по столице. Если б не Лизавета и её «коктейль», ещё не известно, как бы всё сложилось… – негромко ворчал пожилой врач, пока обследовал, простукивал, слушал ухом спину и грудь, щупал живот. – Хрипы ещё будут, рецепт тебе выпишу… Пей по схеме – распишу… Потом купи травяные сборы лёгочные… Да, освобождение тебе от физических нагрузок на три месяца! Никаких подвижных игр, даже с девочками… Придёт их пора… Не теперь. Услышал? Не поведи нас, парень. Телефоны вот тут, звони. Режим работы указал. Выздоравливай.
Прошло четыре месяца.
Звонок в дверь был неожиданным.
Надежда встала с кресла, где вязала платье клиентке, отряхнула нитки и пушинки, причипурилась у зеркала в тесной прихожей и открыла дверь. Ахнула, резко покраснела: Олег с тортом и цветами.
– Впустишь?..
То, как и каким голосом это было сказано, вызвало у женщины обильные слёзы.
Резко шагнул в коридор, бросил гостинцы на столик возле стены, захлопнул дверь и… крепко обнял тихо плачущую хозяйку.
Долго так стояли. А потом… мир померк.
– Да ты что! Ну, девка, ты и натворила… – Лизка рухнула на табурет, просто обезножив от новости. – Как? От кого? Когда?
Вскочила, резво разделась, слетала в свою комнату, переоделась в домашнее, нырнула в ванную, умылась. Вернулась на кухню, бросила чайник на плиту, нервно чиркнула спичкой, зажгла сразу две конфорки, на вторую брякнула сковородку, плюхнула сардельки, потыкав их вилкой. Накрыв крышкой, успокоилась, сполоснула руки, села на место.
– Ну? Партизанить всю жизнь будешь?
Увидев грустный кивок соседки, матюгнулась под нос, зашла с другой стороны.
– Есть надежда, что женится? – когда каштановая голова замоталась из стороны в сторону, вскипела. – Одиночкой будешь? Тебе тридцать три! Как справишься? Одна совсем! Моего примера было мало? Сама ж видишь, что Виталька из интерната не вылезает! Куда я его сюда приведу? Что б видел моих однодневок-кобелей? И ты так же хочешь жить?..
Угомонилась, отдышалась, обняла по-сестрински, заплакала с горемыкой.
– Ничё, Надюх… Где наша не пропадала… Вырастим всех… Одни справимся… Судьба наша такая… Одиночки…
Под самый Новый год родилась девочка. Назвала Юлией.
Через год Надя случайно встретила одноклассника Шурку Дегтярёва. Оказалось, работает в горисполкоме в отделе по распределению жилья. Вызвался посодействовать, выразительно окинув масленым взглядом аппетитную фигуру бывшей одноклассницы.
Ни минуты не колебалась – на кону однокомнатная квартира в новостройке на Каширке!
Пришлось несколько раз встретиться на съёмной квартире. Спасибо, не обманул: к весне Надежда с Юленькой отпраздновали новоселье!
Лизавета под шумок тут же вышла замуж и забрала сына из интерната, завладев всей квартирой. Пришлось с исполкомом потягаться, до суда дело дошло, но Лизка выиграла тяжбу, став владелицей двухкомнатной квартиры. Мужа-ловеласа вскоре выпнула с треском и стала жить с подростком сыном в радости и удовольствии.
Кто отец дочери, Надежда никому не сказала, записала по отчеству своего отца – Ивановна – обычная практика тех лет. Лучше, чем прочерк.
Жила трудно, бедно.
Через пять лет нашёлся спокойный мужчина с автобазы, он и стал отцом чудесной белокурой девчушки с серыми лучистыми глазками.
Надя успокоилась и больше не плакала ночами по юному Олежке.
Жизнь вышла на новый виток.
Март, 2019 г.
Фото из Интернета.
http://proza.ru/2019/03/28/1423