А баба Лена сама? Старушка как старушка.Одета - так и у нас на юге бабушки одеваются: юбка, кофта, передник, платок на голове.Сама седенькая такая, глазки востренькие, губы тонкие. Говорит по-русски; правда, с сильным акцентом. Акцент, может, правда финский,а может, прибалтийский какой-нибудь...
Кириллу хорошо:он поздоровался, кепку снял, сел на предложенный стул, да и молчит себе. И даже никакого неудобства от своего молчания не испытывает. А я одна должна говорить.
Я рассказала, зачем мы пришли, достала из рюкзака наши приношения - колбасу, сыр, чай, конфеты в кульке, печенье в пачке. Баба Лена быстренько убрала всё это в горку и спрашивает - соль мы, мол, принесли? Воду и землю? Я говорю - да, принесли. Достала свой пакетик, разложила всё на столе. Думала, она сейчас Кирилла осматривать будет. носки-то, вспоминаю, у него целые? Вдруг там дырка незаштопанная - позор мне тогда!
Но баба Лена осматривать Кирилла не стала; это, видимо, не входило в её медицинскую методологию. Она только заметила строго, что соль и землю лучше было бы принести не в спичечном коробке и не в майонезной баночке, а в чистых холщовых тряпочках. Не знаю, почему. Надо бы выяснить из научных соображений; но мне как-то не хотелось. Мне как-то вообще уже всё расхотелось...
Баба Лена взяла все эти магические наши предметы, отнесла их в соседнюю комнату, положила на этажерку перед иконой и стала бормотать, креститься и кланяться. Бормотала она довольно долго и не по-русски. Может, и вправду по-фински - как проверишь? Я ведь финского языка не знаю... Но работала, видимо, добросовестно: когда она к нам вернулась, то выглядела очень усталой, и волосы - наверное, из-за поклонов - выбились из-под платка... И что я тут собиралась записывать или запоминать?..
Баба Лена вернула нам соль, землю и воду; велела соль и землю класть по щепотке в каждую еду и запивать глоточком вот этой наговоренной воды. Обещала, что если с верой и молитвой, то непременно поможет...
Ну, не она к нам пришла, а мы к ней. Поэтому мы её поблагодарили, взяли все эти обогащённые наговором медикаменты и пошли домой.
- Что, довольна? - спросил меня Кирилл.
- И нечего ехидничать! - сказала я. Хотела на него рассердиться, но не выдержала, расхохоталась. И он засмеялся.
- А я доволен! - сказал он. - Оборотистая паханша, знает, с какой стороны хлеб маслом мажется. Приспособилась... А ведь, наверное, ей в жизни солоно пришлось.
- Почему ты так думаешь?
- Да она, по акценту, видно, и правда из финнов. Или из вепсов.
- Ну и что?
- Видишь ли, я ведь финскую войну помню. Я ещё не сел тогда, но был вполне большой мальчик и всё понимал. А что не понимал, мне моя мама объясняла... Ведь эти земли все раньше их были.
- С чего ты взял?
- А по названиям. Все эти названия, на -ово: то же Курголово, например, - это ведь с финских времён... Ну, не будем портить себе день: вечер-то какой хороший!..
Кирилл был старше меня на двадцать один год. Он из репрессированной, дворянской, семьи; и сам на зоне провёл семнадцать лет... С пятнадцати годков!.. Когда он что-нибудь рассказывал, я и верить не могла, и не верить - ему, Кириллу! - тоже не могла... И он, щадя меня, воздерживался от рассказов, если получалось Вот и сейчас...
- Ты про черёмуху-то не забыла? - спросил он. - Пошли, пока солнце ещё хорошее. Сделаем пару снимков.
И мы пошли...
Вот интересно, всё-таки. Вот я, Кирилл, или та же баба Лена... Жили мы на одной земле, в одной стране и в одно время. А если бы мы, например, были историки и стали бы рассказывать про нашу жизнь, какой её каждый из нас видел, то получилось бы, что мы либо в разных странах жили, либо в разное время. Такая разная была жизнь у каждого из нас...
Солнце уже светило косо, не так ярко; но от этого всё было ещё красивей. Берёзы розовели стволами, тени от валунов ложились голубоватые; и тени облаков, в небе румяных, тоже голубоватые,медленно ползли по земле. А птицы ещё пели вовсю. Но не было в их голосе утреннего ликования, а была вечерняя задумчивость и грусть...
По дороге, нам навстречу, какая-то бабушка гнала хворостинкой овец. Они блеяли: "бее-а, бее-а..." . Возражали. Но шли. А куда денешься, если у бабушки хворостинка в руках?..
Я давно заметила, что ноги у Кирилла опять... Но держалась, не спрашивала. Он не любил, когда я замечала его немощи. Я просто сказала, что пора бы нам посидеть где-нибудь и отдохнуть. Он ответил:
- Да ведь мы уже почти до того поворота дошли, где черёмуха. Давай уж потерпим!
Ему всё хотелось верить, что операция помогла, что он недаром на неё согласился... Но я видела, как он сжимает кулаки при каждом шаге...
Однако, с каждым шагом расстояние до поворота сокращалось. И - наконец! - вот он, черёмуховый поворот!
Чуть в стороне от дороги была такая живописная группка валунов. Вот там мы и расположились. У нас с собой были шмат сала, луковица и хлеб. Даже конфет немного я стащила из того кулька, что для бабы Лены приготовила. Я их - для Кирилла. Кирилл любил... А что до запивки, то, хотя половодье уже кончилось, но ручейков, лужиц всяких в лесу хватало. И потом, воронки. Воронок-то много после войны; и вода в них хорошая, чистая, вкусная; отстоялась. Котелок же мы брали с собой неизменно, так же, как и ножи, и спички; потому что - мало ли что?..
Когда мы совсем устроились, и я увидела, что у Кирилла ногу отпустило, я вздохнула свободно. Можно было теперь и на черёмуху полюбоваться...
А она цвела себе и цвела. Ни баба Лена её не интересовала, ни мы, ни мои разочарования, ни Кирилловы хвори. Синий воздух по-прежнему нежно, легко прикасался к пышным морозным гроздьям; пчёлы, у которых рабочий день ещё не кончился, вились и гудели над каждой душистой веточкой. Только солнышко слегка снизилось... Но это даже и лучше. Оно теперь было на уровне крон; вспыхивало в ветках бриллиантовым камушком; снова терялось, когда ветер ветки шевелил, заслоняя его, - а потом снова вспыхивало. Оно уже не жгло мне глаза, я могла на него смотреть. Лучи, впитав благоухание черёмухи, проходили сквозь ветви длинными столбиками и аккуратно, вежливо так ложились на лесную землю.
Каждое деревце цвело в этой маленькой роще! Одни ещё не выросли, оставаясь пока небольшими кустиками; другие, тонкие и гибкие, тянулись вверх, опираясь где на старших, где друг на друга; третьи, подобные океанским кораблям в полном парусном вооружении, торжественно вплывали в синюю глубь весеннего неба.
И все цвели. А мы смотрели...
2019г.